Но уж, конечно, о чём написать, скрыв своё удивление, надеется, и вполне – Искренне Ваш, с пожеланиями и проч.
Масштаб трудов изумил и наполнил благоговением ко всему привыкшего редактора. Притом какая-то первозданность всех видов мускульных работ.
Обилие поджаренной, почти совершенной плоти. Он оттянул лацкан пиджака. Эти аннунаки с лопатами…
Энки легонько отпихнул морду Золотого и, переведя взгляд, сказал Нин:
– А знаешь, брат похож на леану. Да, да.
Нин всхохотнула, пригляделась.
– Эти волосы над воротом мундира, отчаяние оттого, что его не понимают с первого слова… да, Сушка, ты ведь переживаешь, когда папа сразу тебя не понимает… ну, ну. Тсс, у меня полон рот волос будет… а глаза с носом размещены этак. Глубина этакая в подглазьях. Вылитый леану. Сушка, а ну.
И он зажал лик зверя в руках, и тот замер, глядя Энки в глаза. Энки сказал убеждённо:
– Да, я не ошибся. Дядя Энлиль похож на тебя, малыш.
Энки звучно чомкнул Сфинкса в бархатный, благородно прямой нос, и тот фыркнул, приподнял губу и сдержанно порычал.
Энки, радостно рассмеявшись, отпустил его.
Десятнику Энки укоризненно сказал:
– Ты, брат, меня не бережёшь. Разрешаешь Сушке без спросу бегать. А тут редактор ходит. Не ровён час. А про меня в новостях потом скажут.
Редактор пугливо бодрился.
Энлиль мрачно успокоил:
– Сказали уже.
Нин нахмурилась.
– Это не шутки. Что там?
Энлиль очень и очень неохотно, поглядывая на сестру, которая, хоть и делает чудищ, а всё же он слишком любит её, чтобы тревожить, признался:
– Что тут нарушены права нибирийца. Что у нас рабство процветает. И что, не пора ли общественности взять под контроль действия некомпетентных, но облечённых непомерной властью лиц.
Энки так разозлился, что на удивление спокойно сказал:
– Пущай возьмут. И держат. Пока не отряхнутся. Я им…
Энлиль одёрнул его взглядом. Нин, ради которой он беспокоился о цензурности речи, ничего не расслышала – она очень расстроилась и теперь испуганно смотрела на братьев. У Энлиля защемило сердце – девочку нашу младшую напугали, тупицы. Ну, я им…
У Энки, и взгляда на сестру не бросившего, вырвался из грудей яростный вопль:
– Сволочи! Мы тут корячимся. Я все ручки избил. Сестра вон… эвон… трудится. Ты… ну, тоже там чего-то делаешь. А они! Бездельники в голову женатые!
Сфинкс вспомнил о чём-то, это было видно по его физиономии, оттолкнул Энки и зарысил по взгорку, откуда пришёл Энлиль. Энки выругал его вполне литературно и, удерживая равновесие, оказался носом к редактору. Тот сделал пару шагов в сторону. Энки извинился. Десятник успокоительно прохрипел:
– Пригляжу.
И одним глазом удерживая стремившегося превратиться в золотую точку Сфинкса, а другим редактора, состроил свирепую рожу, доставшуюся подоспевшему под несчастливой звездой к месту беседы инженеру.
Десятник ввалился в пляжную машину, куда успел взглядом вогнать редактора, и укатил.
Прения прервал шумок с той стороны посёлка. Так выразился юный рабочий из службы оповещения, которого изловил Энлиль. Парень сказал, пряча глаза:
– Шумок там, сир.
Энки побарабанил пальцами по своей груди.
– У тебя по части семантики, юноша, пробел. Это – гармидер.
– Что у них ещё… – Сказал Энлиль. – А ну, куратор территорий, покурируй.
Они пошли, и Нин, которую без толку было умолять уехать, – с ними. По дороге, обходя столовую и службы по аллее между лихо подстрижеными красными кустами, узнали подробности от того же симпатичного статиста, которому было велено найти десятника Силыча, «чтоб разобрался».
– Кто-то из рабочих орет, что во всём виноваты выходцы из Остерлэнда. Дескать, у них руки не с того места… виноват, сир, сир, леди, приделаны. Низшая раса и прочее.
Он замолчал и посмотрел в сторону, куда смотрели сиры и леди. Энки опередил всех, но остановился. Нин смотрела на Энлиля.
Энлиль смотрел на ворота, откуда доносился именно гармидер, и его взгляд был примечателен…
– Ого, – пробормотал Энки и завёл:
– Старичочек, ты чего…
Нин тоже хотела сказать, хоть что-то, брату, потом сказала рабочему:
– Пожалуйста, и в самом деле найдите Силыча. Куда он, к чёрту… Скажите ему… да вы сами видите. Энлиль! Энлиль!
Энлиль сказал:
– Я им покажу низшую расу.
Иштар приехала на длинном остроносом авто, то и дело подлетавшем и зависавшем над ухабами. Бока машины были расписаны совами, лисами и портретами самой Иштар: всё это художественное изобилие тоже прыгало и двоилось. Она непонимающе посмотрела на компанию, окликнула. Энки, не оборачиваясь, что есть силы помахал ей – и без толку. Сделав из пальца крючок, Иштар удалось отозвать инженера.
Рабочий повёл за казармы. Там под куполом, не включённом на полную силу, в слабой тени покоилось зелёное спортивное поле.
Инженер, ведомый Иштар на невидимой верёвочке, невовремя попытался показать Энки какой-то макет, растягивая между ладонями трёхмерку технического здания, но Энки рассеянно похлопал его по плечу, и здание схлопнулось.
Он тихо сказал таращившей глаза Иштар:
– Ты опоздала, сеструха, на галёрку распродано.
Энлиль уже беседовал, вступив на поле и негромко произнося слова, с каким-то парнем.