Планета Навь

Энлиль откровенно наслаждался обществом сестры, не замечая её растерянности. Она быстро посмотрела на Энки.

– Ты книгу забыл, бухгалтер. – Сказал Энки. – Про психов.

Энлиль прищёлкнул пальцами, извинившись и сказав, «спасибо, Нин», исчез в белой кипящей пене.

Нин смотрела на Энки. Тот медленно повёл башкой.

Иногда выдавался мутный прохладный денёк, как сегодня, сумрачный с утра, такая зима по весне. Как утончённо объяснял Энки, «уже ж когда холодно не обидно, лето уже ж».

Нин тоже против таких дней ничего не имела. Они отвечали её внутреннему состоянию – во время дождя не видно, что делается на сердце. Этого она вслух не говорила.

– Утро как вечер, что это такое. – Сказал Энлиль, выходя последним за калитку и стойко прислушиваясь к ощущению капли, сползающей за воротник по стройной шее.

– Зябкий командор. – Поддела Нин.

Энки что-то пробурчал, и с этим бурчанием сразу как по команде внутренних состояний куратора сладко проступило тусклое золото над холмами и даже дальним, очерченным быстрой рукой, хребтом гор.

– Ну, вот-с. Эники-беники.

Энки содрал куртку.

– Какое у тебя, куратор, смуглое соблазнительное плечо. – Хмуро проговорил Энлиль.

Свернули к речке, в просвете тёплого серого неба заблестел взгорок маленькой волны.

– Какой вид.

На голос Энки обернулась до этого свесившаяся за перила Иштар. Она слышала край разговора.

– Следует использовать части тела по назначению. – Заметила Нин. – Прибереги плечо для Персикового Пира, куратор.

– Слово пропущено. – Сказала Иштар.

Зонтика нет и в помине, тонкое платье потемнело под дождём.

– Какое, какое, – обеспокоился Энки, с удовольствием рассматривая платье.

Иштар ковырнула коготком в зубках.

– «Строго». Надо говорить – «строго по назначению».

– Ах, и верно.

– Я на употреблении слов, – Иштар протащила меж пальцев спираль тонкой пряди, спускающейся из причёски до самого пояса, – пальцы набила – была редактрисой стенгазеты в универе. Какое слово после какого. Тут тоже нужно чутьё и чувство меры, которое есть свойство божественное.

– Знаешь, – сказал Энки радостно, – я доложил командору, что мы ставим замечательный эксперимент (с трудом произнёс). И когда он закончится непременно счастливо, я себе в награду посмотрю любимую комедию с приключениями и рекой.

– А я с приключениями и украденным золотом. – — Сказала Нин.

– А где твой сын?

Иштар опередила Энки.

– Мардук так рад, что ты его сюда выписал, что дал обещание подумать над обещанием сжечь школу, когда вернётся.

– Вот как надо вести дела. – Заметила Нин, и оба голубчика сделали усилие, чтобы не переглянуться. Сколько платьев, в самом деле, надо переменить, чтобы окутать тело, не нуждающееся в одеяниях?

Иштар потребовала, чтобы Энлиль подключился к подготовке встречи – у них с Нин коленки подламываются. Она перечислила – надо перебрать семейное видео, и вырезать из него дедовский ужасный смех, пропылесосить Гостиную, посмотреть, как Дева Эриду примеряет платья, которые она выписала с Нибиру по Мегамиру, изучить, наконец, как следует, коллекцию спичечных коробков Энлиля (это добавил Энки).

По дороге, стараясь внимательно слушать Иштар и вовремя делать полезные дополнения, Энлиль спрашивал себя – показалось ему или нет? Когда Энки заговорил об эксперименте, Нин испугалась? А потом подавила вздох облегчения. Показалось. И Энлиль обернулся только один раз. Но взгляд его уткнулся в кроны безумствующих клёнов.

Картинка – Энки, Нин и речка. Энки склонен был болтать без передышки, Нин по обыкновению помалкивать, а речка, вдоль которой они лениво шли, прежде чем свернуть к дому Энки, была довольна и собой, и этими двумя.

Разговор, естественно, свернул на отправившихся пылесосить. Молчаливое попустительство Нин развязало братцев язык, который работал без передышки минут пять.

– Энлиль счастлив в браке. – Сочла она по совести прервать эти домашние сплетни.

– Если не считать того, что нету детей. – Простодушно проквакал Энки.

Нин поняла, что болтовню следует перекрыть – ей всегда было не по себе обсуждать за глаза Энлиля. Может, потому что ни одному язвительному словечку не удавалось к нему прилипнуть. Но Энки не унимался, и Нин волей-неволей приняла участие в излюбленной игре аннунаков «осуждение ближнего своего», найдя ту единственную точку, на которую могла опереться, не рискуя обрушить своё душевное равновесие.

Любопытно, что именно в этом вопросе Энки придерживался противоположного мнения.

– После того, как адвокат мамаши предложил сделку, стало понятно, кто кого совратил. – Вступила на тропу Нин.

– Но Сути хорошая девочка…

Нин сладко улыбнулась:

– Это я – хорошая девочка. А она – бедная девочка.

Энки погрозил ей – она ему, и тут же сделал руки в стороны:

– Ну. Ну. Ну…

– Она не такой уж хорошей породы. Так говорит дедушка, а он у нас почётный животновод.

– Она прекрасна.

– Если вам нравятся пучеглазые девы. – Сказала Нин. – И если можно представить лягушек с голубыми лучистыми глазами.

– Лягушки, – вставил Энки, слушавший откровения тёмной стороны Нин со жгучим интересом, – красивые существа.

Тут он добавил:

– А эти волосы. Они аж ниже…

– Энки!