Замысел и промысел, или Кто не играет в кости. Часть 1

– Но, господин Тутуриний… – сделал очередную попытку Майнстрем.

– …Но согласитесь, если уж и уважаемые магистры, этот оплот благочестия и здравого смысла, эти светила разума и науки, будут вести себя, подобным образом, то чего же мы можем требовать от обычных студентов…

– Словарь! – выпалил, наконец, магистр Щековских и спешно отвёл смущённый взгляд.

Тутуриний поднял на юношу мутные глаза.

– Какой? – спросил он после продолжительного молчания.

– Словарь созвучий, пожалуйста!

Некоторое время библиотекарь оставался недвижим, словно сопоставлял целесообразность собственных физических затрат с их предполагаемым результатом.

– Подождите одну минуту, магистр, – наконец процедил он.

Библиотекарь солгал. Поиски словаря заняли далеко не минуту, а добрых полчаса. За это время магистр Майнстрем успел досконально изучить все трещины и царапины на стойке, огляделся в читальном зале, где не без удовольствия заметил нескольких своих студентов, погружённых в чтение, а также успел убедиться в том, что свечи, закупаемые университетом, никуда не годятся – на него дважды капнул расплавленный воск. Наконец, за стойкой, подобно горе, снова вырос господин Тутуриний.

– Забирайте ваш словарь, магистр Щековских, —произнёс библиотекарь, протягивая увесистую книгу в кожаном переплёте.

В холодном тоне заведующего магистр Майнстрем почувствовал затаённую обиду и поспешил оправдаться перед библиотекарем:

– Огромное вам спасибо, уважаемый Тутуриний! Вы даже не представляете, как помогаете мне в моих… моих… изысканиях!

– Представляю, —отрезал библиотекарь. – Снова ваши сонеты, да?

– О, господин Тутуриний, вы так проницательны!

– Ваши сонеты никуда не годятся без словаря? Верно? – вопрос прозвучал так, словно ответ и не предполагался.

– Господин Тутуриний! Это, в конце концов, это не очень-то… – холодный взгляд полузакрытых глаз библиотекаря заставил магистра проглотить последнее слово.

– Распишитесь в табели, магистр Щековских, – Тутуриний равнодушно протянул юноше учётный лист.

Пытаясь разборчиво нацарапать свою закорючку совершенно безобразным библиотечным пером, магистр Майнстрем подумал, что ссориться с господином заведующим по такому ничтожному поводу как минимум недальновидно (кто знает, какая ещё книга и когда может понадобиться?), поэтому счёл необходимым сменить не только тон, но и тему беседы.

– Довольно странно, господин Тутуриний, – начал юноша примирительно, – обычно в магистерском зале много преподавателей, а сегодня полным-полно свободных столов, словно все вымерли…

– Магистров сегодня нет, – отозвался библиотекарь.

– Это я уже заметил, господин Тутуриний. Возможно, вы знаете причину?

– Я это знаю, магистр Щековских, – ровный холодный тон библиотекаря не оставлял сомнений: Тутуриний всерьёз обиделся.

– Так в чём же она? В чём эта причина? – магистр Майнстрем посмотрел на заведующего и постарался улыбнуться как можно более искренно.

– Вероятно, все преподаватели, в отличие от Вас, прочли объявление, магистр Майнстрем, – в глазах Тутуриния читалось надменное осознание собственного превосходства.

– Объявление? – юноша явно встревожился, и на лбу его появилась тоненькая морщинка. – И о чём же, позвольте узнать, объявляли?

– Вероятно, речь шла о внеочередном заседании совета магистратуры, господин Щековских.

Если бы молодой человек был более внимателен и менее обескуражен, то он, несомненно, заметил бы ехидную усмешку, спрятавшуюся в уголках рта библиотекаря. Но юноша, конечно, не смог разглядеть её, потому что со словами «О боже! Как же так, Тутуриний?» уже бросил словарь и опрометью выскочил из библиотеки, провожаемый надменным взглядом полузакрытых мутных глаз.

* * *

– Итак, уважаемые коллеги, – верховный магистр Триангулюр Эксесс окинул присутствующих серьёзным взором из-под густых кустистых бровей, в котором, однако, безошибочно читались с трудом сдерживаемое раздражение, помноженное на уверенность в собственном превосходстве. – Несмотря на то, что не все преподаватели ещё собрались, нам пора открывать внеочередное заседание учёного совета. Это уже третье заседание с начала года, но я хотел бы напомнить, что, к величайшему моему разочарованию, не все указания, принятые нами на первых двух заседаниях, претворились в жизнь. Это очень прискорбно.

Присутствующие магистры заметно заёрзали на своих местах, а некоторые спешно потянулись завязывать шнурки и поднимать так кстати упавшие на пол перья. Триангуюр, высокий и статный, казался ещё грандиознее на ступени кафедры. Он был словно скала, нависающая над морской пучиной. Так же величественно и невозмутимо верховный магистр выдержал паузу и, дождавшись гробовой тишины, продолжил:

– В связи с тем, что по милости отсутствующего в настоящий момент господина Майнстрема Щековских, магистра изящной словесности, – снова пауза, смешки аудитории, – Мы вынуждены принимать к обучению… – осуждающая складка тонких губ, – …барышень. И как бы все мы, уважаемые коллеги, не надеялись на отмену данного королевского указа, последние события свидетельствуют в пользу того, что указ так и останется в силе.

Однако нам, господа, не пристало питать несбыточные чаянья и пустые надежды. Всем нам необходимо собраться с силами и претворить в жизнь решения предыдущих советов. Да-да, коллеги, я говорю об уборных, – сдавленный смешок не остался незамеченным: пышные брови Триангулюра сдвинулись на переносице, а глаза затеплились огнём, предвещающим неминуемую грозу. – И это не повод для веселья, коллеги! Напоминаю, что выделенные комнаты не предназначены для хранения личных вещей. Да, магистр Сомниферум! Равно как и для выращивания сомнительного вида и ещё более сомнительного действия растений.

Магистр кафедры растениеводства, невысокий полноватый господин с тонкими немного женственными чертами лица, покраснел до корней волос, и еле слышно промямлил в ответ:

– Но, магистр Триангулюр, это было единственное подсобное помещение моей кафедры, поэтому я счёл возможным использовать хотя бы его подоконник… И потом, мои исследования носят сугубо практический прикладной характер и призваны способствовать…

– О прикладном характере ваших изысканий мы поговорим позже и наедине, – прервал его верховный магистр. – Кстати, потрудитесь подготовить ваши объяснения относительно того, зачем вы сушите и измельчаете вашу рассаду, а также почему лично я не раз наблюдал, как по коридорам вашего факультета с завидной регулярностью расстилается туман непонятного происхождения, отличающийся совершенно неповторимым зловонием.

Магистр Папавер потупился.

– Но мы отвлеклись, коллеги. Итак, на прошлом собрании совет магистров постановил, что поскольку Его Величество Федерик Отважный, безраздельный правитель земель, простирающихся от окраин Западных Гор до берегов северных морей распустил суд инквизиции, то необходимость самого? существования кафедры ведьмовства и алхимии не представляется более целесообразным. Более того, совет и ранее проявлял завидную прозорливость, поскольку единственный студент кафедры всё чаще появляется на кафедре растениеводства, где занимается возделыванием, сбором, просушкой измельчением, а возможно и употреблением неких культур. Не так ли, магистр Папавер? – пауза, сопровождаемая укоризненным взглядом. – Так вот, коллеги, почему до сих пор не разобраны архивы кафедры ведьмовства и алхимии?

Когда инквизитор его величества читал в нашем университете, то ему были выделены значительные помещения, которые теперь пустуют. Насколько я помню, на прошлом совете мы постановили, что ответственным за сортировку, систематизацию, хранение и, что представляется мне наиболее вероятным, утилизацию материалов кафедры ведьмовства и алхимии будет магистр теологии, Диктум Тамнос.

Пауза, выдержанная Триангулюром, явно предназначалась для реплики указанного магистра, однако ответа не последовало.

Присутствующие, осознав, что гроза разразится не над их головами, заметно приободрились и оживились; кое-где по углам аудитории даже слышны были смешки и перешептывания. Наконец, все взгляды устремились на последний ряд, где сидел древний белобородый старик. Глаза его были закрыты, нижняя челюсть с по-детски пухлой нижней губой слегка съехала набок, обнажая ряд жёлтых редких зубов, а очки нелепо сползли на самый кончик мясистого носа. Магистр Тамнос Диктум не подавал каких-либо видимых признаков жизни.

– Ради всего святого! Диктум! – прогремел верховный магистр Триангулюр.

Щёки старика пришли в подобие движения, от чего стали напоминать печёные яблоки. Челюсть вернулась на отведённое ей природой место, а светло-голубые глаза открылись.

– Что? Кто здесь? Где я? – прошамкал спросонья магистр.

– Магистр Диктум, вы снова спали на заседании совета! – Триангулюр Эксесс шумно выдохнул.

– Триангулюр? Это ты? – старик явно всё ещё не понимал, где находится.

– Да, Диктум. Это я. Сейчас идёт заседание учёного совета, – Триангулюр закатил глаза, сдерживая волну раздражения.

– А я тогда где? – старик сконфуженно огляделся по сторонам.

– И вы, магистр Диктум Тамнос, на внеочередном заседании учёного совета. – Верховный магистр держался из последних сил.

– И что ты от меня хотел, Триангулюр?

Диктум Тамнос был единственным, кому дозволялось обращаться на «ты» к верховному магистру. Можно было бы подумать, что поблажка сделана с учётом почтенного возраста Диктума, но это не совсем так. Верховный магистр и магистр Тамнос были старинными приятелями (хотя слово «древними» подошло бы гораздо лучше, особенно учитывая возраст магистра теологии). И хотя Триангулюр несчётное количество раз напоминал старику, что в присутствии коллег следовало бы более почтительно обращаться к нему, верховному магистру, Тамнос всякий раз попросту забывал об этом. В конце концов, верховный магистр смирился.