Цвет греха. Чёрный

Тогда почему в ответ не соглашаюсь?

И так напрягаюсь…

– И зачем мне это? – спрашиваю.

А про себя судорожно соображаю.

Насколько активно он пользуется социальными сетями? Мог ли увидеть всё то, что пишут другие ученики школы «Бахчешехир»? И не только они. Их знакомые – тоже. Всех надоумила анаконда. А кого не принудила, те просто сами по себе любят потрепаться, не упускают такую возможность.

И если так…

Чёрт!

Чёрт!!

Чёрт!!!

Даже подумать стыдно, что именно он мог там вычитать и какую часть из этого мог бы принять за правду.

– Мне это не нужно, – спешу добавить, пока он не ответил.

Разворачиваюсь и собираюсь вернуться в дом. Но так и не ухожу из сада. Останавливаюсь ровно в тот момент, когда за спиной слышится задумчивое:

– Ты вздрагиваешь от каждого моего, даже случайного, прикосновения, Асия, – произносит Адем Эмирхан. – Почему?

К ногам будто тяжеленные гири привязывают, настолько сложно ступить ещё хоть шаг. Следует очередная пауза. И я почти ненавижу эту случившуюся тишину. Она слишком тяжёлая. Давящая. Веющая безысходностью. Как и всё то, что вызывает его вопрос.

Оборачиваюсь. Можно подумать, напоминание о том, что от меня ждут ответа, поможет собраться с мыслями и выдать хотя бы парочку связных слов. Не помогает. По крайней мере, не так сразу.

– Я просто не привыкла к тому, что меня чуть что хватает незнакомый мужик, – почти не придумываю.

Я ведь его в самом деле не знаю. Как и к чужим прикосновениям совсем не привыкла, учитывая то, что большую часть своей жизни провела одна. Ну а про то, какую бурю эмоций вызывает каждое мгновение, когда он оказывается слишком близко… ему знать не обязательно, я ведь и сама не понимаю, что это такое.

Значит, правдоподобно?

Должно быть.

Вот только мужчина явно не верит. По-прежнему смотрит на меня настолько требовательно, будто я не говорила ничего, а он до сих пор ждёт ответа.

Обречённо вздыхаю, понимаю, что и этот раунд в противостоянии с ним мне не выиграть.

– Ладно, как скажешь, – всё-таки соглашаюсь, хотя вновь разворачиваюсь по направлению к дому. – Но сперва переоденусь во что-то более удобное, – сообщаю, пользуясь случаем взять себе хотя бы небольшой перерыв.

Как минимум переварить новый вид проявления его опеки. Да и школьную форму я в самом деле до сих пор не сняла. Честно говоря, уж чего-чего, а подобного точно не ожидала.

Да и…

Возможности уйти на перерыв тоже никакой не остаётся. За спиной опять слышится тихое, но от того не менее весомое:

– Каан Дикмен оставил тебе такую возможность в тот день, когда мы познакомились, Асия?

Если бы передо мной сейчас возникла стена, я бы разбила об неё себе голову, настолько резко врезаюсь в несуществующую преграду. Ладони сами собой сжимаются в кулаки, стоит ему снова напомнить о тех событиях.

Вдох…

Выдох.

Кулаки разжаты.

Вздыхаю. Сдаюсь.

– Хорошо. Давай попробуем.

Всё же иду к нему ближе.

– И как это будет? – оказываюсь рядом с мужчиной.

Он отталкивается от дерева и сокращает оставшееся между нами расстояние. Мне становится не по себе, но вспыхнувшее желание отступить я давлю на корню, вскидываю голову, выжидающе глядя на опекуна.

– Сперва расскажи о том, каким образом ты умудрилась отправить того парня в больницу, – прищуривается собеседник.

Вот же…

– Мы были в спортзале. Он повёл себя по-хамски, и я разозлилась, – обрисовываю краткую версию событий.

Адем Эмирхан мне и в этот раз не верит, судя по скепсису, вспыхнувшему в чёрных глазах. Но не спорит. На другом сосредотачивается:

– Я не совсем об этом спросил, Асия, – произносит мягко. – Сама ситуация. В целом. Кто, что и каким образом сделал. Давай попробуем повторить, – предлагает. – Только учти, если и меня надумаешь отправить к хирургам, а я там задержусь, то утром придётся идти в школу пешком.

Последнее сказано с проскальзывающей долей иронии и вызывает невольную улыбку. Наверное, именно поэтому не столь уж и ужасной кажется другая озвученная им мысль. Хотя и тогда я не сразу решаюсь. Прикрываю глаза, погружаясь в мрачные воспоминания. Всего на секунду. Быстро возвращаюсь в реальность.

– Мы были в спортзале, – воспроизвожу то, что подсовывает память. – Я стояла спиной к стене. Он… держал меня за горло, – моя левая ладонь сама собой касается шеи, как если бы то была не я, а кто-то другой.

По крайней мере, ощущения ничуть не менее острые. Почти душат. Пусть я и не давлю, как было тогда. Да и от плохой ассоциации быстро избавляюсь. Невозможно помнить о чём-либо в достаточной степени в принципе, едва опекун разворачивает меня спиной к дереву, перехватывает запястье, отводя то в сторону, а место моих пальцев на шее занимают чужие. Совсем не так, как я обозначаю. Осторожно. Едва осязаемо. А я всё равно вздрагиваю. И перестаю дышать, когда чувствую, как они плавно скользят вдоль моей шеи, вероятно, призывая к спокойствию, но вместе с тем вызывая мириады морозных мурашек, расползающихся по коже до самых кончиков пальцев на ногах.

– Примерно так? – комментирует собственные действия мужчина.

Киваю.

– Хорошо. Что-нибудь ещё?

Моё сердце колотится всё быстрее и быстрее. Кислород в лёгких заканчивается, но новый вдох я совершаю с такой осторожностью, будто собираюсь пересечь минное поле, и лишний раз не стоит шевелиться.

На дальнейшее долго не решаюсь. Но выполняю. Беру бывшего мужа моей матери за руку – ту, что пока свободна. Укладываю её себе на бедро. На самом деле нужно значительно ниже и не поверх юбки, но слишком уж бесстыдно это будет выглядеть, а мои пальцы и без того сводит судорогой, стоит представить себе нечто подобное в исполнении находящегося рядом мужчины.

– Примерно так, – откровенно лгу. – Не совсем, но…

Не договариваю. Мои пальцы, всё ещё сжимающие мужскую руку, давят крепче. Как и его, усиливая хватку на моём бедре. Мне стоит отпустить. Но не получается.