До деревеньки путь далёк.
Бредёт старик, скребёт макушку,
так случай тот его увлёк,
что позабыл он про чекушку:
«Останусь нынче без ухи
и ладно: борщ старуха сварит,
щи с мясом тоже неплохи…
Видать к грозе так сильно парит».
II
У деда радуга в глазах:
в его избе сидит девица,
вся в мини юбке, в каблуках,
под ноль острижена косица.
«А где старуха-то моя?
Неужто с горя удавилась?!
Неужто стал убивец я?!»
Девица, хмыкнув, удивилась:
«Из-за такого в петлю лезть
и в омут с берега кидаться?
Не про тебя такая честь,
чтоб с жизнью с горюшка расстаться.
Ну что уставился? Ступай, -
не видишь: ногти в маникюре? -
скорей готовь и подавай
мне борщ и кнели[6 - Кнели – фрикадельки.] во фритюре».
Старик отправился к плите
и с непривычки весь убился!
Девица съела блюда те, -
он спать голодный завалился.
Средь ночи к ней: «С ума свела!
Послушай как трепещет сердце!»
Та на сундук перелегла
и провалилась в сон младенца.
И потянулись день за днём…
Его уделом кухня стала;
краса не думала о нём:
в салонах модных пропадала.
Теперь порядка нет в дому, -
гроша такая жизнь не стоит:
не это тело, – дед ему
трусы стирает, есть готовит.
Упрётся в телек и сидит
журналы модные листает,
поест, попьёт и улетит, -
кто знает, где она летает.
Не хочет шить, носки вязать,
ей не нужна библиотека:
тощища классиков читать, -
шагни шажок… и дискотека.
Он ей: «Сынка давай родим»;