Не отпускай моей руки

– И что, вы совсем ничего мне не оставите? Даже то, что сама дочь графа мне передавала? Почему? Чтобы я опять на земле спал? Совести у вас нет… – добавил шёпотом последнее и не смог сдержать кашель.

– А ты не совести меня, мальчишка.

– Ну, хоть что-нибудь оставьте, пожалуйста. Я не прошу у вас многого, хоть плащ. Вам жалко, что ли?

– Мне не жалко, совсем не в жалости дело.

– Ваша миледи добрая, а вы… Откуда это? Я же ничего вам не сделал. Вроде вы и человек уже в возрасте, а столько в вас злобы…

Ролт подошёл к нему, сидящему на камнях колодца, и мягко толкнул раскрытой ладонью в грудь. Арольда качнуло назад, и, чтобы не упасть, ему пришлось схватиться рукой за камень сбоку от себя. Он со страхом глянул в лицо старика и поджал губы, распахнувшиеся в удивлении. Что он такое делает?

– Злобы, говоришь? Что ты, щенок, знаешь о настоящей злости? Толкну тебя сейчас туда, – дёрнул подбородком Арольду за спину, – и подожду, когда утонешь, и не скажу никому, что видел, как ты упал и как нахлебался до смерти. Вот это будет злоба. Понимаешь разницу, молокосос? – Опять толкнул Арольда назад.

– Не надо… – тот шепнул чуть слышно.

– Страшно? Жить охота? А ты скажи мне ещё что-нибудь про совесть, про злость, про мой почтенный возраст, ну?

– Пожалуйста… – выдохнул Арольд беззвучно одними губами, от неожиданно нахлынувшего страха всё в груди похолодело. Неужели толкнёт? О, Боже…

– Разговариваешь много о том, чего не понимаешь.

Ролт отошёл назад, и Арольд без сил сполз на землю, чувствуя, что не в силах больше стоять на ногах, сердце бешено стучало в груди от пережитого ужаса. Он даже сказать ничего Ролту так и не смог, просто смотрел на него снизу.

– Щенок бестолковый… – Ролт шепнул ему через зубы, а потом, покопавшись в скомканных вещах, нашёл и бросил Арольду плащ. Процедил негромко: – Хватит с тебя…

Арольд какое-то время сидел, не шелохнувшись, прижавшись спиной к холодным камням, всё тело дрожало от пережитого страха.

Он мог убить его… Просто толкнул бы спиной вперёд… И всё… После дождя воды в колодце прибавилось, он бы захлебнулся там, и никто бы здесь не пришёл ему на помощь.

Да что же это? За что ему такое? Почему на его долю выпали такие испытания? Что он сделал не так? В чём перед Богом провинился?

Медленно подтянул колени к груди и обнял ноги руками, цепь при движении звенела, волочась по земле. Двигаться не хотелось, даже подбирать этот брошенный плащ, будь он неладен. Арольд так и сидел в полумраке, кашлял, низко опуская голову, и звук кашля тонул глухо в коленях. Становилось холодно и ещё темнее. Он не шевелился, потом вдруг понял, что губы сами собой шепчут слова молитвы:

– Ты – прибежище моё и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю… Щит и ограждение истина Его… Не убоишься ужаса в ночи, стрелы, летящей днём… Только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым… На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона… Долготою лет насыщу его и явлю ему спасение Моё…

Молитва успокаивала его, вселяла какую-то уверенность и мир в сердце, наполняла надеждой. А он ещё удивлялся в своё время, для чего его духовник заставлял его учить молитвы наизусть. А сейчас только молитва и не давала ему сойти с ума.

Он что-нибудь придумает, он найдёт выход, он переживёт это и вернётся домой, в Орант.

Ужин ему принесла кухарка, не ждала, оставила и ушла. Арольд поднялся. Он поел и набросил плащ, оставленный ему Ролтом. Одной рукой сделать это было сложно, и он провозился долго.

Так прошёл ещё один день. Ночь была прохладной, но ему всё же удалось пристроиться как-то и даже заснуть. Во сне его мучили кашель и озноб, и крепкого сна не вышло.

Весь следующий день он провёл как обычно, наблюдая за жизнью жителей Андора. Он всё высматривал среди служанок её, дочь графа, но она не появилась за день ни разу. Обиделась, наверное, или опять чем-нибудь занята на кухне. А он ждал её, всё искал взглядом, гадал, придёт – не придёт. Может, одежду сырую вешать выйдет или кур кормить. Даже пусть не к нему – нет! – просто появится на дворе. И ему станет легче, светлее на душе.

Девушек у него до этого не было, он даже не влюблялся ещё ни разу за свои неполные семнадцать лет. Как-то однажды одна из смелых горничных прижала его в углу под лестницей и поцеловала в губы, со смехом оглаживала грудь под распахнутым дублетом и заглядывала в глаза. Но Арольд тогда так растерялся и опешил, что только смотрел во все глаза, и сердце его норовило выпрыгнуть из груди. От всего того момента он запомнил лишь какое-то странное не переживаемое ранее ощущение во всём теле, какого-то возбуждения и взвинченности, что ли.

Больше опыта с девушками у него и не было. Постоянный контроль матери, рядом камердинер, учителя, мастер меча, духовник, барон Киарт… Да мало ли кто ещё! И всё больше мужчины, до девушек ли тут ему было? Он всё больше с оружием, с конями, с собаками, на охоте и тренировках.

Хотя возраст-то как раз подходящий, мальчишки-пажи да оруженосцы барона Киарта те, кто посмелее да понахальнее, уже хвастались своими победами в тесном юношеском кругу, когда взрослых рядом не было. Кто какую служанку где поцеловал, кому какая позволила себя полапать где в укромном месте, да что посерьёзнее… расписывали в ярких красках друг перед другом, кто во что горазд. И догадайся, где – правда, а где – ложь! Хвалились и оглядывались, дурея от запретных тем.

Арольд давно уже примерно представлял, как отношения между мужчинами и женщинами складываются, но это чисто телесные отношения. А вот, как общаться с девушкой, которая тебе понравилась вдруг, что говорить ей, как себя вести, этого он не знал. Ни духовник ему не говорил, ни камердинер, ни барон Киарт, ни, тем более, мать, с ней он бы о таком даже заговаривать не решился. Да и она бы его не поняла, наверное.

Графиня Эйвин вдова, много лет уже вдовствует, и замуж её выдавали очень юной из монастыря. Она своего супруга на свадьбе только и увидела в первый раз. Кто там с ней о любви разговаривал особо, и чему она сама могла своего сына научить?

И сейчас Арольд думал о дочери графа Годвина и не мог представить, как ему себя с ней вести, что говорить, а о чём лучше умолчать, чтобы не обидеть как в прошлый раз. Да и подойдёт ли она к нему ещё после всего-то?

Так прошёл ещё один день, а за ним ещё и ещё. Он мог только думать и наблюдать. Есть ему приносила старая кухарка. Никто с ним не заговаривал. И он тоже молчал. Пару раз, правда, он видел её. Один раз она развешивала простыни с двумя служанками, а в другой – ходила, видимо, в курятник, потому что назад несла полную корзину яиц. И заметив её, Арольд внутренне весь сжался и натянулся, как струна в лютне, как тетива боевого лука, аж дыхание замерло. Это она! Она!

Но Эллия прошла мимо, только глянула мельком в его сторону, словно взглядом просто провела. И Арольд, задержавший дыхание, взорвался вдруг кашлем, неожиданным и громким.

И она вернулась!

Спросила первой, заглядывая в лицо:

– Как вы? Кашель так и мучает вас? – Оглядела Арольда с ног до головы, нахмурилась. – А ваши вещи где? Одеяла?

– Вот… – Арольд дёрнул плечами с наброшенным на них плащом.

– И всё? А остальное? Я же посылала вам одеяла…

– Ваш кастелян всё забрал.

– Когда? Когда он успел?

– Ну, тогда, когда я поднялся, сказал, хватит с меня и этого…

Арольд снова передёрнул плечами.

– Всё равно же по ночам холодно. Как можно? А Нанн как кормит вас, вам хватает?

Арольд немного нахмурился, не поняв, о ком речь, но потом догадался: Нанн – это кухарка, это же она кормила его обычно. И он пожал плечами. Конечно, ему было мало, обеда толком нет, да и ужин небольшой, а про завтрак и говорить нечего. После холодной полубессонной ночи он сметал всё, и ещё бы столько же мог. Но жаловаться дочери графа он не будет, и так с этими одеялами получилось, будто на Ролта он нажаловался. Нет! Хватит! Он будет терпеть. Ну, похудеет, вернётся же он когда-нибудь домой. Там и отъестся. А сейчас он в плену.

И вспомнился граф Годвин и его слова: «Ты не в гостях… И никаких «я» чтобы больше от тебя я не слышал…» Что-то так, наверное. Так что Арольд это уже понял, он не в гостях и до его «я» здесь нет никакого дела никому. Это же, только немного другими словами, ему и управляющий Ролт объяснил. Молчи, терпи и не дёргайся.

– Давайте, я плащ вам завяжу? – предложила вдруг Эллия, подошла и принялась завязывать кожаные шнурки плаща.

Арольд чувствовал рядом её, даже тепло её рук и дыхания улавливал на щеке. А она так сосредоточенно была занята завязыванием узла, что даже в лицо Арольда не глядела. Взгляд нахмуренный, губы поджаты, и глаза лишь на пальцы и смотрят.

А когда справилась, подняла взгляд снизу вверх и поняла, что всё это время пленный графский сын смотрел ей прямо в лицо. Не на небо, не мимо неё, не на что-нибудь другое, а именно ей в лицо. И этот прямой взгляд на себя смутил девушку. Она как-то вдруг растерялась и отошла назад, сделав пару шагов.

– Спасибо, – поблагодарил Арольд, – одной рукой я это сделать не могу, а он всё время так и норовит свалиться… – он говорил, а сам чувствовал, что голос дрожит.

Что это с ним? От присутствия девушки так разволновался? Или от присутствия именно этой девушки?

– Потерпите ещё немного… – продолжила она разговор.

– Почему? – Арольд удивлённо нахмурил тёмные брови. – Что случилось?