Дорогая княжна

Рядом снова возник слуга и передал княжичу два небольших свертка. Атрей развернул один из них. В его руках был венок с красно-рубиновыми и белыми камнями. Словно веточки брусники на снегу. Мужчина приблизился к Иви, взглянул, как бы спрашивая разрешения. Покорившись, та чуть склонила голову, позволяя ему надеть венок.

– А это – твой подарок, – Атрей протянул ей второй сверток, запакованный чуть более тщательно.

– О… – руки Иви опустились. – Я не знала, я ничего для тебя не приготовила…

– Потом это исправим. Бери. Посмотришь после праздника.

Княжна неуверенно приняла подарок.

– Прости, – Атрей вдруг наклонился к самому её уху. – Я должен был подумать о том, что тебя могут не предупредить.

Иви вздохнула, почувствовав его легкое прикосновение к предплечью.

По залу прокатился, разбился об гладкий пол удар колокольчика. Разговоры как-то вмиг стихли, присутствующие начали расходиться, освобождая центр зала.

По залу тенями заскользили безмолвные слуги, гася огонь в настенных открытых светильниках. Зал постепенно погружался в темноту. Когда горящими остались лишь несколько свечей у подъема, на котором стояло кресло великого князя, двери распахнулись, пропуская группу мальчиков в белых рясах с капюшонами. С отсутствующими лицами дети прошли в центр зала, бесшумно построились клином, лишь полы их длинных одежд хлопали крыльями птиц. Зал замер. Еще раз ударил колокольчик – и дети запели. Они пели на незнакомым Иви языке, но песня их была одухотворенной, как лики святых в людских молельнях. Детские голоса, казалось, очищали этот зал, и даже инструменты, которые вступили совсем незаметно, поддерживали их невесомо, пытаясь не нарушить проникновенную гармонию прозрачных голосов. Ликование баллады сменилось напряжением, перетекло в теплое умиротворение, что вознеслось последними отзвуками к темному потолку.

И вдруг скрипки бесцеремонно прервали барабаны. В центр зала впорхнули девушки в длинных черных платьях, вмиг затмив собой детский хор. Они кружились в своем ведьмовском танце, поддерживаемые ритмичной барабанной линией, очаровывали ладными движениями бедер; вспыхивали в тусклом свете золотые узоры родовых татуировок на их лицах и руках, что плели в воздухе сложные руны. Яркими пятнами в этом бесовском веселье были девичьи венки: поначалу Иви показалось, что в них вплетены цветы, но чуть позже она разглядела, что это обрывки цветных лент. Когда девушки запели, княжна внезапно почувствовала, как по рукам побежали мурашки, а в душе поднялось странное чувство: эту песню, сплетенную из нескольких голосов, хотелось слушать вечно. Хотелось присоединиться к певуньям в их неистовой радости, сбросив тяжелую ношу приличий и обязательств. Барабан ускорял темп, напряжение нарастало. Последний удар был почти оглушительным. Девушки замерли, гортанно вскрикнув – и в ранее погашенных жаровнях вспыхнул огонь. Иви вздрогнула, ослепленная ярким светом и оглушенная внезапным ликованием присутствующих. Она не могла не признать – обряд был очень красивым. И несколько жутким.

Празднование продлилось до самого вечера. И даже когда окна закрыли ставнями и затянули плотными шторами, музыка не смолкала.

Устав от шума и танцев, Иви стояла чуть в стороне, попивая необычное на вкус, но достаточно приятное вино.