Живая вода

Король

Король снова закашлялся. Колющая боль в груди не отступала, но он все же улыбался измученной, слабой улыбкой. Сегодня праздник, о котором он мечтал много ночей. Деревья расстилали перед своим владыкой остатки листвы золотым ковром, олени склоняли рога, зайцы и белки тянули ему лучшие лакомства, жаворонки запели славу (правда, король с тревогой замечал, что их с каждым днем становится меньше и меньше. Чувствуя слабость правителя, подданные-птицы покидали его земли).

Понравится ли здесь его возлюбленной? Она с трудом переносила живность. Она так и не влюбилась в терпкий запах трав и деревьев.

Король с беспокойством взглянул на небо. Священник-Луна уже вышел. «Что, если она не придет? Зачем ей нужен такой больной, угасающий?»

К его облегчению, вдалеке показался сияющий силуэт. В мантии, сплетенной из замороженных небесных жемчужин, она была еще прекраснее, чем в их последнюю встречу. Не было видно конца ледяному шлейфу. У владыки болезненно защекотало в груди. Король жадно припал к ее холодной руке, невеста лишь чуть улыбнулась, игнорируя недовольное перешептывание рябины с ясенем. Деревья не могли не заметить за изящными чертами высокомерие, властность.

– Согласны ли вы взять… – полилась с небес лунная музыка.

Кашель заглушил последние слова клятвы. Глаза нареченной холодно сверкнули.

– Согласны, – хором ответили жених с невестой.

– Тогда скрепите вашу клятву поцелуем.

Губы короля обожгло морозом.

– З… зи… – начал шептать он имя любимой, но встретил лишь насмешливый взгляд.

Холод вытесняет тепло. Холод повсюду. Холод…

Король пошатнулся.

На деву было страшно смотреть. Казалось, она только и ждала момента, когда он упадет на мгновенно подстеленное лесное покрывало. Бесцеремонно дернула мужа за руку. Король не двигался.

– Ваш король мертв! Теперь я ваша королева! Слышите?! Я?! – вьюгой завыла вдова, и сама Ночь вторила ее страшной песне.

Птицы взвились в воздух. Белки, кролики разбежались по норам, олени ринулись в чащу. Лишь немногие остались: вороны да волки. И те с опаской поглядывали на новую хозяйку.

– Ну, ничего, – зло зашелестел старый клен, – придет время – и ты на исходе своих дней, уже старухой, влюбишься. В зеленоглазого мальчишку в венке подснежников. И он займет твое место, ведьма! Так было и будет вновь. Я живу много циклов, мне ли не знать…

– Не смей! – взвизгнула королева морозным ветром. – Я отучу деревья перечить!

Ветер вырвал последний кленовый лист и угодливо бросил его к ногам госпожи. Зима победно улыбнулась, оглядывая свои владения. Лишь одно ей не давало покоя в час торжества. Образ юноши. В венке из первых подснежников.

Такие разные птицы, или Сказка о звездах

– Доброй ночи, доченька, – ласково прошептала мама и уже хотела потушить ночник, но дочка вздрогнула:

– Никакая ночь не добрая. Ночью страшно!

– Отчего же тебе страшно?

Девочка съежилась, кутаясь в одеяльце.

– Мне все снится, – неохотно призналась она, не выдержав пытливого взгляда, – что над окном кружит птица. Страшная, темная. Может, душу хочет украсть? Бабка Прокофья сказала – точно хочет. Черная птица – к беде. Бабка Прокофья сказала: «Черная птица – к горю!»

– Больше слушай бабку Прокофью. Она тебе еще не то расскажет. Раз черная, значит, к горю? – Мама покачала головой. Дочка все вздрагивала, со страхом поглядывая в окно.

Тогда мама принесла топленого молока со вкусом теплых снов и любви, села рядом с малышкой и начала свою сказку.

* * *

Каждый из нас немного влюблен в небо. Хочет он этого или нет. Кто не любовался закатом, кто не пытался уловить запах луны, услышать тихое пение звезд? Ее любимый сходил по небу с ума.

– Улетим к звездам, – мечтал он, зарываясь носом в ее волосы. Волосы пахли вкусно – полынью и донником. – Ты одна меня понимаешь. Улетим?

Ее сердце стучало миллионами «да». «Но как же мама, бабушка и братик? – думала девушка. – Как они будут одни на земле, без меня?» Но потом решила: «Я смогу навещать их. Может быть, даже приручу маленькую симпатичную звездочку и принесу домой. – От этих мыслей что-то внутри улыбнулось. – То-то братик обрадуется…»

– Улетим, – кивнула она и тут же получила его поцелуй. И ей стало совсем все равно, куда идти, хоть на небо, хоть под воду. Лишь бы он дышал рядом, лишь бы он держал ее за руку, лишь бы целовал ее губы. – Улетим.

Вместе пошли к колдуну. Плата одна на двоих. Тот долго хмурился:

– Глупые, глупые людишки. Будут вам крылья. Из наилучшего бархата ночи. Но только птицы могут долететь до неба. Сможете ли вы стать птицами?

Дикая боль пронзила лопатки. Такая, что она закричала и потеряла сознание. Когда очнулась, не помнила ни семьи, ни друзей. Это знание не помещалось в крохотную птичью головку. Так что она была просто рада, потому что могла лететь рядом с тем, кого любит. Вместе с ним взмахивать крыльями. Счастье – видеть, как он мчится над облаками. Счастье – слышать, как он кричит, не в силах сдержать восторг!

Но небо не терпит соперниц. Он летел, упиваясь красотой звездопадов. Он слушал лунный призыв и почти не слышал ее влюбленного щебетания. Он летел все быстрей к звездам, игриво подмигивающим впереди, к кометам – огромным птицам, что носились по небу, размахивая великолепными огненными хвостами. Он уже не помнил, что когда-то летел не один. Не помнил, как пахнут ее волосы. Разве сравнятся с небесным земные донник и полынь?

Она отставала. Что-то не птичье тяжелило ее грудь. «Как же там мама? А братик? А бабушка?» – все думалось ей. И хотя она точно не могла сказать, кто это такие, от слов «мама», «бабушка» и «братик» становилось очень горько. Не птичьи имена, не птичьи лица, не птичьи мысли давили на крылья.

– Самозванка! Смотрите, смотрите! У нее человеческие глаза, – вдруг заверещала самая первая звезда, к которой она посмела приблизиться. – Не птичьи, не птичьи!

– Смотрите, смотрите, у нее человеческие губы! – подхватили кометы, преграждая путь злобным огненным войском. – Не птичий клюв, не птичий!

– Смотрите, смотрите, у нее человеческое сердце! – в ужасе завыла луна и содрогнулось небо. – Не птичье, не птичье!

Падать было не больно. Больно было то, что он обернулся, посмотрел на нее и закричал вместе с остальными: «И правда, все не птичье! Не птичье, не птичье!» Они кричали что-то еще, она уже не могла разобрать. Неслось лишь уханье, щебет и гогот.

* * *

– И как же? Она разбилась? – спросила малышка. Она так перепугалась, что даже немного расплескала молоко.

– Нет, конечно, – грустно улыбнулась мама. – В сказках так не бывает. Ее спас огромный лебедь, что вспомнил, как раньше был человеком. «Больше к Небу не летай, – велел он на каком-то надломленном человеческом. – Меня из-за тебя теперь к звездам не допустят. Я только все забыл, а тут ты…»

– А почему тогда она все кружит над нашим домом? – В голосе девочки больше не было страха. Птицу она совсем не боялась и даже хотела обнять.

– Потому что она все-таки осталась крылатой. Крылья появляются по ночам. И она по-прежнему кружит вокруг звезды, оберегая и защищая ее. Только ее звездочка родилась немного позже. Она настоящая, теплая, живая. И самая-самая любимая, – прошептала мама, зарываясь в ее волосы. Черные, как бархат ночи. Пахнущие то ли луной, то ли полынью.

Но малышка ее уже не слышала. Она сладко спала. Сказка развеется вместе с утренним туманом. Мама вернется с рассветом. Осторожно поцелует дочку в щеку, устало улыбнется и стряхнет со своего рукава остатки полуночных перьев.

Алая роза

В одной далекой-далекой стране, той, что на берегу изумрудно-чистого моря, жила колдунья. У нее было все: природный дар, знания, за которые многие колдуны и волшебники, не раздумывая, продали бы души, замок, заполненный самыми дорогими вещами на всем побережье. Но она так давно не покидала стены своей обители, так давно не общалась с людьми, что роскошь ее убранства уже несколько лет как переходила в вульгарность, а претензия на шик – в крикливость. Были у нее даже преданные поклонники, влюблявшиеся в ее портреты, нарисованные художниками, которых старая колдунья подкупала. Им казалось, что за стенами замка живет прекрасная черноокая волшебница, мудрая и нежная.

Так оно и было когда-то. Но время не щадит никого. Ее когда-то нежная кожа покрылась морщинами, волосы поседели, а сердце очерствело. В последние годы старуха была настолько капризной и злой, что не подпускала к себе никого, кроме одной служанки, Джорджианы.