Родом из детства

– Ну хорошо… Ты могла бы сразу после работы приехать домой? А ещё лучше – отпросись пораньше, пожалуйста…

– Ты предупреждал, что будешь просить об этом.

– Рад, что мной всё предугадано, но концепция изменилась.

– Лёня…

– Я умоляю тебя, Мариночка… Я же могу умереть.

– Ты предупреждал, что…

– Твою мать, если ты сейчас же не приедешь, я тебя убью, сука!..

Связь оборвалась. Вероятно, Марина бросила трубку.

В бешенстве я схватил телефонный аппарат и запустил им в стену…

19

Ситуация казалась мне катастрофической. Я был заперт в квартире без грамма алкоголя. Один на один со страхом смерти. Ведь я пил весьма продолжительное время, и пил много. Резкая остановка в употреблении спиртного чревата фатальным исходом. Я сталкивался с подобными случаями. Не меньше я опасался и белой горячки.

Возможно, я из мнительности преувеличивал серьёзность положения. Но – повторяю – моя нервная система находилась в расшатанном состоянии, а воспалённый мозг упорно ретушировал в тёмные тона дальнейшие перспективы.

Что делать?

Дверь была закрыта на два врезных замка. Выбить – нереально.

Прежде всего я облазил всю квартиру в поисках запасных ключей. На всякий пожарный. А вдруг?

Тщательный обыск занял часа полтора и положительного результата не дал. Хотя на шкафу я нашёл пачку сигарет – мою старую заначку.

Чтобы собраться с мыслями, я закурил, и меня стошнило.

Должен быть какой-то выход, думал я. Выход всегда есть. Из любой безвыходной ситуации.

Что делать? Что делать? Что?..

Меня всего трясло, и я никак не мог унять эту лихорадочную дрожь.

Мне было плохо. Сердце билось с перебоями. Кружилась голова.

Я прошёл на кухню. Занырнул в холодильник. Еды было валом, но есть не хотелось. Заглянул в буфет, порыскал по ящичкам.

На глаза попалась бутылка без этикетки. С прозрачной жидкостью. Боясь даже надеяться на чудо, откупорил бутылку. Понюхал. Уксус. От разочарования выронил пробку. Нагнулся, чтобы поднять – левую ногу свело судорогой. Я опустился на пол и, матерясь, стал массировать ногу.

Вспомнил, как Довлатов в письме Ефимову поведал о невозмутимости своей жены Елены. Страдал он однажды от жуткого похмелья. Было ему невыносимо тяжело и дурно. Лежал он на диване и мучился. И вдруг он перестал чувствовать ноги. Словно нет их вовсе. Довлатов забеспокоился.

– Лена, – сообщает он жене упавшим голосом, – у меня ноги отнимаются. Ног не чувствую.

На что Елена спокойно говорит:

– А ты не ходи никуда.

Дескать, если никуда не ходить, то ноги как бы и не нужны. Чего понапрасну нервничать?

Да… В тот раз у Довлатова всё обошлось. А вот из последнего запоя он не вышел. Прекратил пить – сутки похмельную пытку терпел – сердце не выдержало.

А ведь на сердце он никогда не жаловался. Этот орган, хвастался он, работает как часы. Но время вышло…

Чтобы как-то отвлечься от невесёлых дум, я начал прислушиваться к внутреннему монологу с самим собой.

Не дрейфь, братишка, говорил я себе. Мы что-нибудь придумаем.

Что тут придумаешь?

Без паники, Леонид, без паники. «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг».

Какому врагу? Ты – мой главный враг.

Зря ты так. Я-то тут при чём?

При том! Это ж как нужно себя ненавидеть, чтоб так бухать?!

Начинается!

Продолжается! С каких буёв тебе вообще бухать? Молодой здоровый мужик!

Не урод, не калека… Пишешь, тебя издают… Чего тебе не хватает, сволочь?

Я устал…

Да с чего тебе уставать! Ты что, на шахте уголь добываешь? На тебе пахать можно!

К твоему сведенью, во время умственного труда человек сжигает в два раза больше калорий, чем…

Какого труда? Умственного? Тоже мне Эйнштейн нашёлся! Блез Паскаль, твою мать! Кстати, ни Эйнштейн, ни Паскаль, ни Ньютон, ни даже твой любимый Ницше не бухали.

А Менделеев?

Менделеев, может, и выпивал… По праздникам… Но он не жрал водяру в три горла две недели подряд!

Хемингуэй тоже пил.

Хемингуэй войну прошёл. И не одну! Он работал как проклятый. И здоровье бычье имел. Он две бутылки мог всосать, но утром – как бы сильно ни бухал накануне – садился и писал, писал, писал…

У Высоцкого случалось шесть-семь запоев в год.

Сравнил шары бильярдные с яйцами! У того была всенародная слава и любовь, а тебя даже мать родная не любила.