Услышать сердце

– Хороший, надеюсь, художник, ибо работа вам предстоит большая, закончить нужно к началу учебного года, даже чуть раньше. Очень надеюсь, что вы кое-что понимаете в церковной живописи.

– Иконологию изучал, но иконы писать не приходилось.

Священник остановился и обернулся к нему.

– И-ко-ны, – сказал он по слогам, сделал паузу и поморщился, – вас никто и не просит писать. Тем более что на стенах их не пишут. Странно, что вам это неизвестно, если вы изучали… как вы выразились… одним словом, если вы учились. Необходимо написать сюжет. Картину, если угодно. Сделать роспись стены. Что ж вы все такие непонятливые…

Они поднялись на второй этаж, прошли по гулкому коридору с закрытыми белыми дверями классных помещений, и священник открыл двустворчатые двери, ведущие в актовый зал. Зал был довольно большой, какой бывает обычно в городских пятиэтажных школах. Перед ними, в конце зала, была сцена и за ней рампа. У окон рядом со сценой стоял черный рояль, стульев в помещении не было, паркет был совершенно новый, а стены крашены в кремовый цвет. В зале было по два больших окна с каждой стороны, и между ними висели какие-то огромные продолговатые иконы. Саня огляделся вокруг. Стена была как раз напротив сцены. Площадь работы колоссальная. Теперь уже ему стало интересно, что же отец Арсений задумал там изобразить.

– Нуте-с вот. – Тот сделал величественный жест в сторону стены. – Ваш фронт работ. Видите ли, наглядность для чад и отроков является едва ли не более важным фактором, чем слово пастыря, если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю. Извольте изобразить мне вот что… – Тут его тон стал повелительным, а речь ускорилась, стала отрывистой. – Слева, вот примерно вот здесь, до этого предела, вы изображаете ад. То есть то, что ждет грешников и ослушников. Кипящие котлы, адские муки – словом, преисподняя. Справа – Врата небесные. Как суть входа в жизнь вечную. А посреди я мыслю ангела, ведущего к этим вратам за руку отрока. Прошу вас не мельчить. Фигуры, как и черты лиц, должны совершенно свободно смотреться с самой дальней точки наблюдения, то есть, как вы понимаете, с зоны сцены. Вот, собственно, такой заказ. – С этими словами он сложил руки на животе и уставился на Саню, ожидая вопросов.

«Мент, – сразу подумал Саня. – Или из спецслужб, к бабке не ходи. Зона сцены у него, понимаешь. Ну Крутицкий! Ну паскуда! Ах ты ж, тварь!» – ругал Саня своего знакомого, но всерьез он сейчас злиться не мог. Ситуация была настолько комичной, глупой, нелепой, а Крутицкий выставил себя в таком идиотском виде, что Саня едва сдерживал улыбку. Конечно, Крутицкий не был бы Крутицким, если бы не заставил с Саню отчасти сыграть в этой комедии. Хочешь не хочешь, а крест-то он его купить все же убедил. Равно как и одеться в «рубище». Но вот песня про трех художников, которым переборчивый поп уже якобы успел отказать! Это уж прошу покорно… Получалось, что либо Крутицкий всерьез рассчитывал, что Саня вцепится в эту работу, боясь отказа, либо…

Либо Леша, как всегда, устроил интригу на пустом месте, даже без явной выгоды для себя, просто из озорства. Впрочем, Сане сейчас предстояла самая ответственная часть переговоров – торговля. Было совершенно очевидно, что, даже если эти мифические трое художников и существовали, сбежали они отсюда сами. Причем прокляли Крутицкого на чем свет стоит, в чем Саня был совершенно уверен. Взяться писать такой сюжет в одиночку за три неполных месяца, не зная, понравится ли он заказчику, мог либо безумец, либо человек, ничего не смыслящий в живописи. А Саня в живописи понимал очень хорошо. Как и в том, насколько это трудоемкая работа. Впрочем, он уже смекнул, где можно будет схалтурить, но существенно от этого задача не менялась.

«Ну что ж, святой отец. Теперь моя очередь тебе яйца крутить», – подумал Саня, почесал подбородок и начал рассуждать, неспешно прохаживаясь параллельно стене, придирчиво осматривая поверхность и трогая ее рукой то там, то здесь. Про себя отметил, что стена крашена недавно, и крашена очень качественно, а значит, подготовка поверхности не потребуется.

– Значит так. Чтоб вы понимали. Работа огромная. Работа сложная. Стоить это будет дорого, это я вам говорю сразу. Если в цене не сойдемся, то ищите себе другого художника, мне это неинтересно. Сколько, кстати, вы рассчитываете заплатить?

– Ну, мы полагали, что тысяч сто будет достаточно, – несколько опешил от Саниного тона священник.

– Я понимаю, – терпеливо начал Саня тоном профессионала, говорящего с ребенком. – Я все прекрасно понимаю. Бюджет ограничен, сроки сжатые… Но давайте будем реалистами. За такие деньги вы можете нанять маляра, более-менее умеющего рисовать, и заказать эту работу ему. Прибавьте сверху ящик водки, он будет счастлив. Но результат вас не устроит, поверьте мне. Значит, смотрите. Триста тысяч. И сотню я возьму сразу, в качестве предоплаты.

– Ну, знаете! – всплеснул руками заказчик так, что рукава рясы подлетели. – Вы тоже умерьте аппетиты. Таких денег у нас нет!

– Значит, у вас нет и росписи, – спокойно ответил Саня. – Вы погодите, не перебивайте. Вы ж еще не дослушали. Так, о чем я? А, так вот. Прежде чем приступить к работе, мне потребуются большие ватмановские листы, на которых я графически вам изображу эскизы будущей работы. Без обид, святой отец, я люблю обсуждать предметно. Вы должны увидеть, за что платите. Могу хоть сейчас набросать. Понравится – сработаемся. Не устроит – я поехал.

После этих слов отец Арсений шумно втянул ноздрями воздух, поджал губы, но тут же выдохнул, склонил голову и сказал каким-то совершенно обыкновенным светским тоном:

– Ну давайте, покажите, что умеете.

– Да, конечно, без проблем. Если есть формат А-ноль, было бы идеально. Ну, это такие, самые большие листы. Если нет, любой крупный лист подойдет.

Они прошли в кабинет рисования, отец Арсений отыскал карандаш, достал крупный лист, один из тех, на которых, скорее всего, делали стенгазеты, и Саня вмиг нарисовал эскиз будущей росписи. Понимая, что в изобразительном искусстве у заказчика познания нулевые и что еще не известно, какой именно он себе представляет эту роспись, Саня сделал эскиз предельно неподробным, не раз подчеркнув, что это лишь общий вид и деталей здесь быть не может в принципе. Заказчик слушал невнимательно, видимо соображая, откуда бы выкроить денег. Но было видно, что, с одной стороны, Саня произвел на него впечатление своей скоростью рисования, а с другой – было ясно, что найти художника подешевле будет сложно. Вернее, найти-то можно, но уж больно отцу Арсению понравилась Санина техника. А Саня знал, чем зацепить заказчика. Он намеренно не стал детализировать лица мальчика и ангела, изобразил их максимально схематично. У заказчиков часто в голове имеется своя собственная картина с лицами, поворотами головы, с тем, что должно читаться во взглядах. Проблема только в том, что художник не телепат и никак не может увидеть этот образ в голове заказчика. В результате художник создает один эскиз за другим, заказчик начинает терять терпение, потом сердится на непонятливость художника, а главное – на попытки выдать эскизы, которые бы удовлетворили заказчика, уходит уйма времени с совершенно не гарантированным результатом. Вот поэтому Саня и не стал изображать лица в деталях. «В крайнем случае, – подумал он, – если заартачится жирный боров, брошу роспись и уйду. Деньги все равно кое-какие получу, да и хрен с ним, пусть сам дописывает». Вместо лиц Саня уделил большое внимание одежде ангела и мальчика, решетке райских ворот, облакам. Его худая загорелая рука с карандашом летала над ватманом, как по волшебству создавая красивый ниспадающий хитон ангела, рубашечку мальчика, детские ручки… Пальцы растушевывали тени, лист терял скучную белизну, и фигуры проявлялись на нем будто сами собой. Как настоящие смотрелись облака, камни под ногами идущих были будто срисованы с натуры. Отец Арсений не смог скрыть восхищения.

– Ах ты ж… Умеете, – весомо сказал он, когда работа была окончена. – Что ж… Убедили.

Он взял ватман, еще раз внимательно его осмотрел, будто боялся, что рисунок сейчас исчезнет, аккуратно свернул лист и поставил между окном и учительским столом. Наступал самый главный момент – момент оплаты. Саня не торопил заказчика, понимая, как неохота тому расставаться с деньгами, стоял, опустив голову, послушно ожидая, когда Отец Арсений заговорит сам.

– Что ж, – сказал тот. – Пройдемте тогда в кабинет, заключим договор. – И указал пухлой ладонью на дверь.

Они спустились на первый этаж, где в конце вестибюля, справа от входа, находилась дверь с надписью «Канцелярия», а когда вошли в нее, отец Арсений попросил Саню обождать минуточку, а сам отпер солидную дверь, обитую черной кожей, и скрылся за ней надолго. В канцелярии кроме Сани сидела за столом с компьютером женщина совершенно неопределимого возраста в платке и в очках. Она поздоровалась с вошедшими тихим, бесцветным голосом и наклоном головы, тут же уткнулась обратно в монитор и застучала по клавиатуре. Саня сидел на удобном стуле у стола, как будто пришел к этой женщине на прием. От нечего делать стал рассматривать стены помещения. Помимо ожидаемой иконки с лампадкой в углу, на стене обнаружилось генеалогическое древо Иисуса Христа, которое Саня начал бессмысленно читать.

Многие имена были ему знакомы – это были персонажи Ветхого Завета, но вот откуда взялись остальные, он и предположить не мог. Пока Саня предавался размышлениям о канонических источниках и апокрифах, черная дверь открылась и к нему вышел отец Арсений с бумагами в руках и кожаной сумкой, называемой в народе барсеткой.

– Ну-с, молодой человек, – начал заказчик, положив листки на стол, – ознакомьтесь с договором, внесите свои паспортные данные и извольте подписать, если согласны.

Саня отметил, что за время отсутствия к заказчику вернулся его властный и несколько покровительственный тон. Он бегло просмотрел договор. Это была стандартная форма, где в пункте об оказании услуг было указано: «Выполнить роспись стены актового зала согласно пожеланиям Заказчика». Оговоренная ранее сумма не изменилась и была указана как цифрами, так и прописью. Саня внес свои данные, но, прежде чем подписывать, поднял глаза на отца Арсения, который все это время возвышался над ним и сказал каким-то сладким тонким голосом:

– Аванс. Позволите получить?

Отец Арсений открыл барсетку и молча выложил пачку тысячных в банковской упаковке. Саня немедленно придвинул пачку к себе, вскрыл и принялся пересчитывать.

– Да ну что вы считаете, ей-богу! Все ровно! – возмущенно всплеснул руками отец Арсений.

– Нет уж, нет уж. Позвольте, – тем же тоном ответил Саня. – Свой глазок смотрок. – Пересчитав пачку и убедившись, что в его руках действительно оказалась сумма в сто тысяч, он убрал деньги во внутренний карман рюкзака на молнии, встал и, глядя в недовольное лицо отца Арсения, сказал: – А вот теперь самое важное. Материалы! Как только купите все, что нужно, могу приступать.

– Позвольте! – уже закричал отец Арсений. – Я вам еще и краски купить должен? Вы что себе думаете? Вы что о себе возомнили? Вы художник или кто?

– Я, святой отец, именно что художник, – вкрадчиво и спокойно ответил Саня. – Если точнее, то живописец. И вот поэтому мне нужны материалы для выполнения заказа. И не только краски. А еще и кисти, малярный скотч, полиэтиленовая пленка, чтоб паркет вам не уделать, разной высоты стремянки…

– Но мы об этом не договаривались! Нет, так дело не пойдет, – гудел отец Арсений.

– Я вас уверяю, что только так дело всегда и делается.

Женщина без возраста перестала печатать и уставилась на отца Арсения в ужасе.

– Нет! Нет! – кричал заказчик. – Я не собираюсь вам покупать краски, кисти, что там вам еще надо. Сами купите, не переломитесь! Тем более, аванс я вам уже выдал, ну! В чем дело? Вы что, играть со мной вздумали? Так я сейчас милицию вызову, и дело с концом!

– Вы, конечно, можете вызвать полицию, да хоть все РОВД. Но денег я вам не отдам, и данный договор – это доказательство…

– Договор еще не подписан! – закричал отец Арсений. – Это просто бумажка! Вы у меня обманом получили деньги! Наглец!

– Уверяю вас, – все тем же елейным голосом продолжал Саня, – что в данном случае факт мошенничества установить будет очень сложно. К тому же вы понимаете, что никакого мошенничества на самом деле нет. Ведь вы это понимаете? Вам просто материалы покупать не хочется. А ведь у меня даже машины нет. На чем я это все привезу, как вы считаете? Ведь мы не мультфильм делаем, когда сел за компьютер, тяп-ляп – и готово. Мы стену хотим расписать. Ну так позвольте мне делать мою работу. Тем более что все эти вещи не так уж и дорого стоят. Писать я буду, конечно, акриловыми красками. Хотел бы вас нагреть – писал бы маслом, потребовал бы еще поверхность подготовить. Поверхность там вполне приличная, не заляпанная, обезжиривать не надо, краски лягут хорошо. Святой отец, что вы, в самом деле? Я ведь помочь хочу, а не обмануть вас.

Отец Арсений попыхтел еще, говорил что-то про честность и про то, что настают последние времена, раз такие наглецы ходят по земле Русской, жаловался на скудность церковных средств, но в итоге выдал Сане лист бумаги, на котором тот набросал подробный список того, что требовалось, с указанием точных наименований каждой краски и кистей. На это ушло минут двадцать, поскольку Саня периодически сверялся с Интернетом по своему древнему смартфону, чтобы указать точное наименование товаров. Эта точность как-то смягчила отца Арсения, ведь, если бы Саня был мошенником, стоило бы так усложнять процесс? В итоге Саня попросил купить или предоставить ему несколько стремянок разной высоты, малярный скотч, полиэтиленовую пленку, несколько видов и цветов акриловых красок, кисти, пульверизатор и лак для закрепления, чтобы стену можно было мыть. С лаком работа продержится много лет, объяснил он.

Пока отец Арсений соображал, кого бы отправить на рынок и в магазины, какую для этого взять машину, Саня сказал, что к работе приступит через неделю, когда все материалы уже будут точно готовы. После этого Саня внес в договор свои данные и номер телефона и поставил лихую подпись в графе «Исполнитель». На том они и расстались: Саня почти счастливый, а отец Арсений – в растерянности, сомнениях и крайнем раздражении.

Пройдя через двор и выйдя за калитку школы, Саня остановился, глубоко вздохнул и шумно выдохнул, сорвал с шеи деревянный крестик, кинул его в придорожную канаву, в покрытый бурой пылью бурьян. С ненавистью плюнул. Все же поиздевался над ним Крутицкий, что уж говорить. Но, с другой стороны, у него теперь были приличные деньги. А если будет работать, будут и еще. Пока шли препирательства с заказчиком, Саня в уме прикидывал, как бы еще можно было схалтурить во время работы. По его расчетам и опыту выходило, что работу можно было бы вполне спокойно выполнить за месяц, если работать каждый день часов по десять. Но так работать Саня не собирался, поэтому пока что можно было чувствовать себя вполне спокойно и даже взять еще какую-то халтурку, если подвернется. К остановке он шел, улыбаясь. В принципе, пока ехал сюда в старом ПАЗике, дорогу он запомнил, она была несложной, и можно было бы пройтись пешком, но жара стояла уже невыносимая, и ему хотелось поскорее добраться до магазина, сбить наконец-то пивом похмелье и закупиться. Настроение у него было просто отличное, и он пошел к остановке, представляя, как будет писать эту работу. Обычная в таких случаях злоба и ненависть к заказчику, заставляющему его заниматься совершенной ерундой, сейчас улеглась – все же оплата была приличная. Поглядев вдаль улицы, откуда должен был прийти автобус, и увидев, что ни одного человека возле покосившегося знака остановки не было, он передумал ждать и пошел пешком. Он шел по пустой извилистой улочке старого городка, солнце палило, ему было жарко, иногда за заборами взлаивали собаки, кроссовки давно покрылись тонким слоем серой пыли. Встречных прохожих ему как-то не попадалось, городок будто вымер. Впрочем, из-за некоторых заборов слышались голоса и откуда-то издали ревела пилорама. На станции он немедленно зашел в магазин «Продукты 24», где взял четыре банки пива, и, выйдя на улицу, открыл и жадно стал пить большими глотками. Пиво было из холодильника, но не холодное, так, чуть ниже комнатной температуры. «И тут повезло», – подумал Саня. Похмеляться он любил именно таким пивом, не холодным. Поезд подошел быстро, и он поехал обратно в Пушкино.

Выйдя с платформы на станционную площадь, он пошел не к дому через задворки и пустыри, а направился прямиком на рынок, который был совсем недалеко, рядом с автобусным кругом. Здесь он первым делом зашел в павильон «Любимые напитки» – самую крупную алкогольную точку, где ни разу не нарывался на паленую водку и потому доверял ей. Купил три бутылки водки, пару баллонов пива в полтора литра, большую бутылку колы и блок сигарет. Для Маши взял бутылку дешевого белого вина. Все это он положил в рюкзак и с тоской подумал, что ведь надо теперь покупать продукты, а потом еще и тащить это домой. Но продукты купить было необходимо. Во-первых, дома их уже практически не было – вчера подъели последние пельмени. Во-вторых, уже вторую неделю питались они на деньги Вики. Все, за исключением Сереги, который питался отдельно от общего стола, на свои, и только тем, что покупал сам. Так у них было принято – покупает продукты тот, у кого сейчас лучше с деньгами. Несмотря на то что у Вики деньги были всегда, учитывая более-менее регулярные доходы, сейчас продукты должен был купить Саня, раз уж у него ситуация выправилась. Скрыть это было невозможно, ведь пить-то он на что-то будет, и пить Саня собирался всерьез, а злить Вику было себе дороже. Да и проку от нее было достаточно. Она никогда не попрекала других обитателей дома безденежьем, терпеливо ждала, пока те найдут работу, к тому же еще и неплохо, а главное, регулярно готовила.

После пива у него разыгрался аппетит, поэтому он купил шаурму и, откусывая на ходу, отправился в мясные ряды. В большом, еще советской постройки мясном павильоне пахло свежеразделанными тушами, слышался глухой стук мясницкого топора по колоде, на прилавках лежали утки, гуси, молочные поросята, стояли мясные головы, отдельно продавались ножки с копытцами для холодца. Продавцы, видя, что он что-то ищет, наперебой предлагали ему свой товар, но Саня даже не поворачивал голову в их сторону. Он шел дальше, туда, где в стеклянных ларях лежало уже разделанное мясо. Здесь он купил четыре кило вырезки, зашел в ряды с птицей и взял пару целых куриц, фарша, вышел на улицу и в овощных рядах купил пять кило картошки, кило моркови, свеклу… На этом его фантазия работать перестала, к тому же пакеты становились все тяжелее, а до дома было не так чтоб уж близко. «Остальное пусть сами покупают», – подумал он.

Выйдя с рынка, Саня свернул на газон, поставил пакеты на землю, открыл вторую бутылку пива, с наслаждением глотнул, закурил сигарету. Пиво уже прогнало похмелье, и теперь начиналась та самая стадия, которою Саня очень ценил, – медленное, плавное опьянение, которое можно было длить как любовную прелюдию, прежде чем приступить к водке. Он не спеша курил и пил пиво, смотрел на немногочисленных прохожих, на садящихся и выходящих из автобусов, пыльную привокзальную площадь, через которую сейчас тащился какой-то очередной бомж в стоптанных войлочных ботинках и штанах с пятнами высохшей мочи, и отчего-то вспомнил про свои картины. Он когда-то писал. И даже теперь, когда он давно понял, что никому это не нужно, никто это никогда не купит, не решался выбросить их. Так и возил с собой с квартиры на квартиру. Часть их где-то потерялась, пока он переезжал пьяным, что-то он кому-то подарил – опять же по пьяни. Но некоторые еще оставались.

Маша, помнится, попросила его как-то показать ей эти картины, и он показал. Она долго смотрела на каждую и потом сказала:

– Это очень хорошие работы. Это искусство. Ты – мастер.

На что Саня, забрасывая холсты за шкаф, со злостью ответил:

– Ну что ты! Вот Шилов – это да. Это искусство. Вот он – мастер. У него вон даже галерея напротив Кремля. А это так, дерьмо.

Ему представилось, как он будет расписывать эту стену в школе, как отец Арсений будет вносить очень важные и своевременные замечания, как нужно будет что-то отвечать, и на душе стало тоскливо. Но когда банка пива опустела, воспоминания о картинах прошли как-то сами собой. Грядущая работа уже не представлялась такой мучительной, а главное, стало казаться, что выполнить ее легко. Впрочем, она и не была сложной, скорее дело было в площади для росписи.

Он выбросил бычок в жухлую травку газона, смял и бросил на землю пустую банку, взял пакеты и двинулся в сторону дома.