Дуремары перестройки. Так все и было

– Выпивка без торжественной части теряет свой воспитательный смысл! – возразил Слава.

– Я же вам плакат дарил, куда дели?

Степа зашебуршал за диваном вынул и развернул.

Плакат от Снеткова

– Устраивает?

– Вполне, – Колобок тихо засмеялся, смачно потирая свои пухлые ручки. – Мужики, а давайте завтра в баню сходим. С утра там парок! Сказочное наслаждение!

– Кто про что, а вшивый про баню, – проворчал Гвоздев. – В баню сейчас ходят одни лодыри, кому чесаться лень.

– В народе и другое говорят: сделал дело – вымой тело. Это тебе, безработному, можно раз в три месяца мыться. А мы не только стихи пишем, но и пашем, – Колобок махнул рукой и проследовал на кухню, видимо, на разведку.

– Как же, как же, знаем, как пашем – и нашим и вашим, – проворчал вслед ему длинноногий.

Из кухни стал проникать запах вареной картошки, и предстартовое настроение никого не обошло. К кильке и сыркам уже прибавились соленые грибы, приправленные маслом и лучком. Стол был простым, но возбуждающе привлекательным. Из кухни появился хозяин, неся алюминиевую кастрюлю с дымящейся картошкой на ходу декламируя:

– Все к столу, все к столу! Хватит всем нести хулу!

– Водка млеет на столе, кильки плавают во мгле! – подхватил Добровольский

– Вот так мы все здесь и упражняемся – пояснил Снетков – Юра наливай!

После исполнения Василь оглядел присутствующих и, повернувшись ко мне, провозгласил:

– Ну что, Алекс, в простонародье Алексей, давай поднимем бокалы за твою прописку в нашем коллективе – тем более что ты угощаешь.

Все по очереди стали чокаться со мной разными по объему и прозрачности стаканами. Звук от их поочередного столкновения получился переливистым.

Степа, смакуя водку небольшими глотками, задумчиво произнес:

– Что-то водочка солярой шибает.

– Да это не от нее, а от тары, – пояснил Снетков, – Нам ее Ванятка своими мозолистыми руками добывал. А так бы мы у вас часа через полтора нарисовались.

И вообще, всем вам, поэтам, поближе к массам надо держаться, а то закупорились, понимаешь, бумагу мараете, а там народ с алкоголем борется. Эстеты! Сидите здесь и совсем не знаете, чем народ дышит и чем от него пахнет!

– Я, знаю, не только чем народ дышит, а даже что его душит! – возразил Слава и с пафосом продекламировал:

Меня душил тройной одеколон,

А я душил тем запахом округу!

– Лучше бы ты каждый день в баню ходил, чем такой дрянью мазаться, – проворчал длинноногий.

– «Тройной» был любимым одеколоном Наполеона, – вставил я, – он даже себе в ванну его добавлял.

Все заинтересованно посмотрели в мою сторону. Мне показалось, что Снеткову стало приятно от того как я легко влился в дискуссию.

– Юра, – кивнул на бутылку Снетков, – на два тоста: за хозяина и ответное слово новобранца.

Выпили за хозяина и за теплый прием, оказываемый им одаренным личностям.

Снетков попросил Степу прочесть хотя бы четыре строчки. Тот не стал отпираться и с выражением прочел первые строчки и последнюю на разные голоса:

Вместо премий и наград
Все меня пинают в зад.
Слышу жалобу от зада:
– Мне таких наград не надо!

Все захлопали, а Снетков выразил соболезнование автору и отдельным частям его тела:

– Да, Степа, с таким талантом ты не вписываешься в эту умирающую страну, тебя так и будут пинать, пока жизнь под тебя не перестроится. Сам знаешь: сколько времени строят, столько обычно и перестраивают – лет семьдесят, значит. Крепись, если хочешь дожить до всеобщего признания!

– Василь Петрович, тут до двухтысячного дотянуть бы, посмотреть, что там, в третьем тысячелетии, нас ждет.

– Каждой семье отдельная квартира! Вчера вопрос обсуждали, – бодро вмешался Добровольский, – представляете, сколько домов надо построить…

– Проще половину из очереди на эти квартиры закопать, – подхватил Гвоздев, – на это упор и сделают!

– Юра, не надо о грустном, – прервал Снетков, – мы и без твоей агитации точно так же думаем. Ну а с Подливо-Добровольским ты можешь вести воспитательную работу в индивидуальном порядке.

– Ну вот, опять новые прозвища ко мне лепить начали, – обиженно вставил Слава.

– Ничего обидного, это всего лишь констатация факта. У тебя же пиво раньше всех заканчивается, ты всегда просишь подлить.

Нет, мужики на жизнь надо смотреть шире и видеть не только плохие, но и хорошие стороны, это особо тебя, Юра, касается.

– А я что? Я просто любознательный, – проворчал Гвоздев, – мне даже очень широкий взгляд по зубам.

Вот, например, интересно: если к двухтысячному году они каждой семье по отдельной квартире обещают, а что же они пообещают к трехтысячному?

Добровольский с задумчивым видом произнес:

– А ведь, правда интересно, неужели и тогда будут партии, выборы, обещания?

Все засмеялись, а Гвоздев, по-отечески похлопав Славу по плечу, заверил:

– Обещать будут всегда, и партии будут, может, не такие, а любителей пива, например, или любителей женщин. Вот только КПСС не будет точно!

– А кому-то ведь эта партия родная и любимая, она их кормила и хорошо кормила, – вставил я.

– И народ ее кормил ненаглядную, – поддержал Снетков, – даже стихи посвящал:

Нам солнца не надо – нам партия светит,
Нам хлеба не надо – работу давай!