Дуремары перестройки. Так все и было

В стаканах снова забулькало. Глаз у Юры был точный и все было разлито в аккурат четко. Последние несколько капель Юра вытряс в свой стакан, пояснив, что это положено разводящему – за справедливость.

Мне предстояло ответное слово. Все ждали от меня чего-нибудь оригинального и в тему. После пары благодарных фраз я решил проверить на новых приятелях свои творческие потуги, но свалил все на народ:

Один сказал тут, между нами:
– Из искры возгорится пламя!
Их высекали сотни, тыщи! —
Теперь живем на пепелище.

– Вот у кого надо брать уроки, – под одобрительный шумок коллектива заявил Снетков, – народ у нас гениален и неповторим! Давайте за наш народ!

После такой оценки своего творчества под псевдонимом «народ» я успокоился и стал чувствовать себя свободней.

Юра достал гитару и, глядя на недоеденную банку с килькой, перевел разговор в новую плоскость:

Шпроты золотые, в баночке собрались,
Им немного тесно, но зато тепло,
С этой теснотою быстро разобрались,
Их едва хватило нам на полкило.

Серебром плеснулась милая прозрачность,
К стенкам у стакана, что не пристает,
Все что в них вливалось – тут же направлялось,
К месту теплой встречи с долечками шпрот.

Нет, ну до чего же жизнь у нас богата,
,Серебро в стаканах, позолота шпрот,
Это что-то типа той небесной манны,
Что Господь в подарок изредка нам шлет!

Им немного тесно, но зато тепло

Все вдруг притихли, каждый вспомнил о своем золочено-серебряном прошлом. Смачно причмокнув и запустив в рот вслед за огненной слезой последний грибок, Добровольский начал раскланиваться. Ему надо было идти готовиться к завтрашнему дню, созвониться с бригадой заядлых парильщиков, распределить обязанности. Я интуитивно почувствовал, что Слава здесь был последним звеном, и оказался прав. Своих собратьев по перу он недолюбливал, тайно завидуя их смелости.

Слава Партии ушел, а мы прослушали несколько пассажей хозяина квартиры. Стихи были среднего уровня, но под пиво были приняты хорошо.

Пить надо в меру. Но надо… – заключил Юра Гвоздев, разливая остатки пива.

За окном начинало темнеть, и потому решили заседание считать закрытым. Гвоздев остался, а мы вслед за Славой отчалили.

У подъезда сидели все те же бабки. На шляпках у них красовались желтые листья с соседней березы – было ясно, что они с поста еще не снимались. Примолкнув, старушки вновь проводили нас подозрительными взглядами.

– Ты куда? – спросил Снетков.

– На вокзал, я ж живу за городом, в поселке кирпичного завода.

Снетков меня проводил, и до отправления электрички мы обсуждали эту несуразную жизнь в период безвременья. Я рассказал, как меня найти, и пригласил в гости.

КОЛЛИЗИИ

В этом городке я оказался по воле судьбы – первая половина жизни у меня не сложилась.

Женился я не по любви, а по влюбленности. Выбрал образованную, умную и порядочную девушку. На тот момент она заканчивала педагогический институт, а я защитился в строительном.

Перспективы рисовались радужные: я получаю жилье (строителям сравнительно быстро давали квартиры), жена воспитывает наших будущих детей. Нам даже устроили комсомольскую свадьбу, что в те времена было очень престижно.

Как положено в порядочной семье, через год у нас родилась дочь, а через четыре года, помотавшись по общежитиям, мы получили свое жилье.

Но через несколько лет жизнь стала давать трещины. Ольга, работала в школе, где ее уважали, любили, и прочили место завуча.

Но однажды она пришла домой очень расстроенная. В девятом классе, где она была классным руководителем забеременела юная дебилка. У Ольги были большие неприятности: в советской стране рожать в пятнадцать лет строго запрещалось.

Аксельратки уже не были редкостью

В школе, тем более образцовой, сплетни и интриганство всегда процветали, но до этого момента жену они не затрагивали. Однако теперь Ольга оказалась в центре внимания. Завучем она не стала, и вопрос уже стоял о ее членстве в партии: не узрела молодая коммунистка, чем в подворотне соседнего квартала молодежь занимается.

Правда, через год конфликт стал забываться, тем более что очередная акселератка нарушила моральный кодекс строителя коммунизма. Попала под влияние природных инстинктов и последовала заповеди Ветхого завета: «Плодитесь и размножайтесь».

В школе вновь начались промывки мозгов и перемалывание костей.

Все эти разборки Ольга приносила в дом и с жаром пыталась всей этой грязью заполнить мои сравнительно чистые мозги. Я терпел. За ужином слушал ее рассеянно, думая о своем, отвечал невпопад. Ольга стала меня обвинять в черствости, твердолобости и других неблаговидных качествах.

Когда-то я пропустил мимо ушей слова руководителя практики, сорокалетнего доцента, дружески поделившегося со мной:

«Ты и представить не можешь, сколько у тебя недостатков, пока не женишься».

Как же он был прав!

Постепенно Ольга из приятной и обаятельной женщины стала превращаться в издерганное, нервное, недовольное всем миром существо. Под любыми предлогами я стал задерживаться на работе. Появились приятели с такими же проблемами и диагнозом: постоянное душевное недомогание.

Профилактическое средство, которое мы применяли, было чисто народным и проверенным. После работы мы собирались в небольшом кафе, оттягивая встречу с женами. Через какое-то время из дороговатой кафешки переместились в пивной зал у станции метро. А тем временем обвинения росли как снежный ком, нотации удлинялись и часто заканчивались истерикой. Все это вело к полной потере чувств.

В те времена в психологические тонкости я не вдавался, просто делил людей на хороших и плохих. Позже я узнал об энергетических вампирах, живущих за счет других. Тогда же, ничего не понимая, держался, как мог. Но жизнь становилась все невыносимее.

Ольга была уникальным вампиром. Переваливала на меня свои и чужие неприятности, сбрасывала свою отрицательную энергию. При этом мнила себя великомученицей, что, видимо, ей особенно нравилось.

Я даже не заметил, как пристрастился к спиртному – дело-то нехитрое. На работе пошли выговоры и финансовые потери. За спиной уже поговаривали, что долго в этом строительном тресте я не проработаю. С подачи жены отправили на лечение. Не помогло. Кодировался, но тоже ненадолго. Побеседовал с хорошим наркологом, и он мне приоткрыл глаза:

– Ты не алкоголик, и лечить тебя не надо. Необходимо убрать причины, побуждающие идти на добровольное отключение мозгов и уход от реалий.

Трезво взвесив ситуацию, предложил разъехаться. Ольга согласилась, так как считала меня потерянным человеком. Я уехал в поселок кирпичного завода, где уже лет семь стоял заколоченным дом моего деда.

Так в неполные сорок лет я оказался в новом для себя месте, где из знакомых было всего-то пара мужиков, с которыми я дружил еще в детские годы.

Устроившись на работу в одну из строительных контор городка, я каждый день мотался туда на электричке. Впрочем, двадцать минут в вагоне и 10 минут пешком не шли ни в какое сравнение с полутора часами пути до работы в Питере.

Заготовка дров, небольшой ремонт, расчистка участка, и другие мелкие заботы немного отвлекли меня. К тому же к дому прибился мордатый кот, который сразу же по-хозяйски взялся за дело: гонял мышей, ворон и даже бродячих собак, за что требовал к себе уважения, в смысле вознаграждения за проделанную работу. Правда, воспитанием не блистал – был еще тот ворюга. Таскал все, что плохо лежит, даже холодильник пытался открывать. За все это я и прозвал его Шмоном.

Шмон за любимым занятием