Вот таким мазком азартным,
Через добрых сотню лет,
Перенесся в наше завтра
Чей-то ужин, иль обед.
С рамы лак давно слезает,
Фон подтеками пестрит,
И уже не возбуждает
Натюрморта тусклый вид.
Может автор зря постился,
Чтоб натуру передать?
Но чего-то он стремился
Нам, потомкам подсказать.
Что «не хлебом лишь единым»
Не приемлет постулат,
Явно видно по картине —
Автор был обеду рад.
Все меняется: погода,
Чувство, нравственность и быт,
И политика и мода,
Только лишь не аппетит.
И вот так неумолимо
Мысль довел он до конца…
На стене висит картина
Неизвестного творца..
Сразу, конечно, такое широкое полотно не создашь – переварить надо. А вот поймать идею или пару забойных строк – это элементарно.
Сам я тоже этим приемом пользовался – увидел, «сфотографировал» в памяти и прихватил первые строчки, что на ум пришли. А дальше воображение по воспоминанию зацепившего момента.
Главное – воображение
Однажды проходил по пригородной платформе. В конце перрона одиноко маячила фигура молоденькой девушки. Видимо опоздала на только что ушедшую электричку. Подойдя ближе, я увидел оригинальную картинку:
стоит стройная симпатяшка а у ее ног пустая бутылка из под водки в наборе с консервной банкой. В ее темном рассоле «плавали» несколько килек. Девушка к банке, как и банка к девушке, никакого отношения не имели, – но какова картина!
она меня никак не могла оставить равнодушным.
ДЕВУШКА С БАНОЧКОЙ КИЛЬКИ СТОЯЛА – зафиксировалась в голове не совсем «стройная» по лексике строчка. Придя домой, я тут же продолжил не меняя:
Девушка с баночкой кильки стояла,
Стройная милая очень особа,
Банка у ног её скромно лежала,
Кем-то открытая – явно на пробу.
Четко уложены, плотно, рядками,
Листик лавровый, накинув как шубку,
Кильки, застывшими малость глазами,
Девушке нагло смотрели под юбку!
Картина продолжала стоять в моих глазах, и я уже хотел добавить, что и сам бы не прочь оказаться на месте той кильки или что-то подобное, однако вовремя остановился.
А зачем?
Картина завершена, а все последующие рассуждения могут лишь ухудшить ее. Пусть каждый дорисовывает и раскрашивает ее на свой вкус. Да и вообще всякие добавки-штришки к уже достаточно завершенному произведению – это болезнь начинающих авторов.
Вроде бы все сказано и тут добавка всплывает которая не усиливает, а наоборот смазывает впечатление.
Мое правило:
Чтобы стать поэтом, надо научитсяради единства замысла жертвовать несколькими удачными строчками.
Чувства извне
Будучи материалистом, в тонкие материи я особо не верил. Может потому с музой Эрато у меня отношения не сложились. Несколько любовных стишков и все.
Брошен был моими музами как несерьезный претендент на спутника жизни. Все шуточками отделывался. посвящая музам короткие комплименты:
Нет! Не забыть мне изумительные строчки!
На лямках у твоей ночной сорочки.
– — —
Не раз, не два с тобою было мне приятно,
Занятно, – что это было все бесплатно!
А потом жизнь закрутила своей неустроенностью, переездами, службой в Советской Армии. Череда встреч с уникальными людьми – диссидентами и и сотрудниками спецслужб, бомжами и дворянами отвлекли от любовных дел.
Вернувшись к творчеству лет через пятнадцать в качестве поэта-юмориста пересмотрел свое отношение к мифическим персонажам, в том числе и к Музе, чуть повзрослевшей жеманной даме. Почитал своих соратников.
Валерий Пивоваров самокритично отмежевался от ее настойчивых приставаний:
Напрасно Муза дивный слог пыталась вставить…
Вчера меня посетила Муза и ей пришлось вызывать Скорую…
Ко мне тоже одно время приставала. А тут еще, помню, комары и мухи замучили. Вот и родилось непонятно что:
Меня раз муха укусила,
Ну а затем еще комар.
Потом вдруг муза посетила,
Но от нее какой навар?
От мухи запах неприятный,
От комара на коже след,
Короче, есть навар бесплатный,
От музы ничего же нет.
Ее не тронуть, не пощупать,