Короткие смешные рассказы о жизни

А у Николая Трофимовича и слов подходящих уже не осталось. Мат разве что…

Но взял себя в руки председатель, попусту материться не стал. Да и время поджимало.

– В общем, так, – обратился он к завфермой и заведующему мастерской, – делайте что хотите, но яму эту чтобы с глаз убрали! Полчаса времени вам даю, а не то… Не то обоих в ямину эту посажу! По самую шею!

И, высказав нешуточную такую угрозу, председатель к уазику своему побежал. Чтобы не пропустить момента приезда высокого начальства, у самого входа в контору его торжественно встретить.

А два заведующих, мастерской и свинофермой, некоторое время лишь молча на злосчастную эту ямину взирали, потом кому-то из них (не так важно кому) блестящая мысль в голову стукнула.

– Машину песка сюда! И несколько человек с лопатами.

Сказано – сделано! И двадцати минут не прошло, как исчезла бесследно зловонная ямина. А вместо нее ровненькая желтенькая площадка появилась – посмотришь, и глаз радуется!

А «новая метла», не подъезжая даже к конторе, где ее с нетерпением ожидали, решила прямо по хозяйству прошвырнуться. И так уж получилось: первое, что в глаза бросилось – свиноферма эта.

– Притормози-ка! – приказал первый секретарь водителю, тот послушно остановился.

Секретарь из машины выбрался и, дабы путь немножечко подсократить, решил к воротам свинарника прямо через желтенькую песчаную площадку махнуть. И махнул, и даже успел по ее гладенькой поверхности несколько шагов сделать, а потом…

Ну, вы сами, наверное, поняли, что потом.

В общем, после столь вопиющего, мягко говоря, инцидента, перестала «новая метла» такие внезапные вылазки по хозяйствам совершать. А о дальнейшей судьбе незадачливого того колхозного председателя рассказчик мне так и не сообщил, да я, признаться, и сам тогда судьбой его не особенно заинтересовался.

Ну не расстреляли же председателя этого, в конце концов! Не сталинские все же времена были! Брежневские, либеральные…

Алексей Артемьев

Овсень

Раз дед Яков Кутьин, спасаясь в сельском клубе от метели и присущей зимним вечерам тоски, стучал с мужиками в домино и, будучи почти что трезвым, завел такую речь:

– Вот ты, Ванек, орешь: «Рыба!», рот не ленишься разевать, зубишши нам свои демострирвышь. Дурак дураком, а на мыслю меня вон на какую головастую толкнул: а ведь всякая зверушка любовь знает…

– Куды попало! – махнул Ванек Дубков, местный богатырь, рассевшийся на полстола. Остальные поддержали. Надоел говорун бестолковый. Кто глаза под лоб закатил, кто сплюнул, кто тему попробовал сменить… Ради Бога! Хоть вверх тормашками подвесь старика – не уймется, пока не доскажет.

– Иной раз глядишь, – продолжал он невозмутимо, – белка-мужичок за бельчихой по ветке крадется, любиться хочет. Аль кочет за курями носится, как се равно хозяйка щами пригрозила. Собак – тех и вовсе палкой не разгонишь. Стаями на свиданье ходят. Вон, Валет мой, царствие ему, месяцами, бывалоча, пропадал. И вот рыбий брат тоже… Изо всей скотины тока Васюля Маркин на девок не глядит.

Эх, было же хохоту! Куда домино, куда табуретки… Расползлись слушатели по углам – да за животы! Кашель, слезы, сопли, рожи у всех малиновые. Петька Фунтик аж потом облился.

– Ну ты сочинил! – кряхтел он, утираясь рукавом. – Думал, опять несуразицу, а ты того, по правде!

Васюля – и тот улыбнулся. Вот только шутке или так – не разберешь. Он вообще часто улыбался. Привычка эта у него с четырнадцати лет. Попался председателю ночью в колхозном поле. С мешком картошки за спиной. Председатель разбираться не стал. Уложил Васюлю меж борозд и вокруг всю ботву обстрелял из ружья.

В клубе Васюля сидел отстраненно, мало интересуясь ходом игры. К тридцати годам голова у него стала гладкая, как мячик. Зато щетина лезла от самых глаз, которую он, впрочем, по велению мамани исправно сбривал. По ее же настоянию он каждый вечер ходил в клуб. Искать невесту. Но как это делается, маманя не объясняла. Поэтому Васюля приходил, ставил себе стул рядом с батареей, закутывался в куртку и дремал до закрытия.

– Чаво молчишь? – насмеявшись, обратился к нему щупленький рыжий мужик Кузьма Коломин. – Когда жениться думаешь? Аль так и будешь в девках сидеть?

– Не-е… – блаженно протянул Васюля, – я лучше тут посижу.

Однако ж ни там ни сям ему долго засиживаться не пришлось.

Наступил Овсень. По Чудинкам поплыл черный дым. Разве что ленивый не выкатил ко двору шину да не зажег. Под песни, пляски, матерные частушки полетело в огонь ненужное тряпье. Где-то на Выселках, не страшась мороза, запиликала гармонь.

Повсюду запах блинов. Вдохнешь возле какого двора кухонного парку… Матерь Божья! Губы точно наяву слипаются от масла, и представляется, будто струится по бороде теплый солнечный сок. Никакой воли не хватит пройти мимо. Постучишь в дверь, прогорланишь по обычаю:

Овсень! Овсень!

Подай блин совсем!

Неси, не тряси!

Давай, не ломай!

Добрая хозяйка попадется – что там блин! – в избу под ручку заведет, за стол усадит, стакан до краев нальет. А на столе чего только нет! Кушай, милый, досыта – что Бог подал, тем и богаты. Отломи блинца манного, в сметану покунай да настоечкой не поперхнись! Ты сальца, сальца вприкусочку! Скусно? Сама коптила, на вишневых веточках коптила! К соседке пойдешь – сроду у нее не так. Нет душка, аромату нету. Да и сама она, прости Господи…

Как стемнело, повылезала из своих берлог вся нечистая сила: ведьмы, призраки, цыгане, милиционеры… То бишь ряженые. И давай шумными толпами шнырять по дворам. То бишь колядовать.

Отдельным отрядом передвигалась по деревне вполне себе анекдотическая троица: Красная Шапочка, Мент и Чебурашка. Троица успела попотчеваться не за одним столом, так что настроение имела праздничное и шла неспешно.

– Васюля, ты дурака не валяй, – говорила Красная Шапочка Чебурашке хриплым басом, – женитьба – дело нужное. – И кивнула Менту: – Правильно я говорю?

Мент – Сема Пирожков, розовощекий пупс тридцати пяти лет. По правде – камазист, а фуражку и китель позаимствовал у приятеля, бывшего участкового. Пивной животик – свой, хотя совсем как милицейский. Насчет женитьбы Пирожков был в корне не согласен с Красной Шапочкой. Он устал от каждодневных скандалов, и если бы мог вернуться на десять лет назад, то ни за что не предложил бы молодой школьной техничке помочь вымыть полы. Но для поддержания своего образа ответил: «Так точно».

– Во-о! И Семен говорит, что нужное, – басила Шапочка, больше походившая на волка. Плетеные косичкой завязки утопали в густой бороде. – Сегодня как раз все дома обойдем. Тормоза выключай. Выбирай себе… чебурашиху.

Троица завернула к Кудашевым. Дверь открыл худой старик в растянутой тельняшке. Бедняга от изумления смог выжать из себя всего три слова. Но каких!

– Ох ты ж…

– Овсень, дед! – весело поприветствовала его Красная Шапочка, подтягивая панталоны, надетые поверх джинс. – Блин неси, чего встал? А лучше – что покрепше! Морозец, как бы не загнуться!

– Поздравляем вас с праздником! – пропел Чебурашка.

Старик совсем растерялся.

– Воистину воскресе… то бишь, это… Хозяйку крикну.

Через три минуты он уже выглядывал из-за широких плеч своей супруги. Супруга тучная до такой степени, что гадай – не гадай, а возраста не определишь. Лицо круглое, без морщин, зубы кое-какие с коронками, но все на месте. В одной могучей руке тарелка с блинами, в другой – бутылка белой.

– Ой, ой, какие нарядные, – заворковала она, – я вас и не узнала… Колька! – ткнула Красную Шапочку в грудь бутылкой. – Колька Зайцев, ты, что ли? Вот умора! Вылитый Дед Мороз! Бороду мазнуть известкой – и вылитый! – рассмеялась. – Ой, дурища-то! Вы угощайтесь, угощайтесь, сынки! И вот, на дорожку прихватите!

К большому разочарованию старика, она передала бутыль гостям.

– Спасибочки, – сказала Красная Шапочка, укладывая гостинец в корзину.

– На здоровьице!

В разговор вступил Пирожков.