Ничей

– Ну а вы сами боитесь?

– Хороший вопрос, – отметил я, как на пресс-конференции. – Честно ответить?

– Да, честно.

– Не боюсь. Просто противно.

«Зачем я всё это говорю? Тоже ведь пойдет завтра и сольет кому-нибудь информацию. Легко. Элементарно. И пусть сливает, на здоровье», – я ощутил, что мысли мои слегка путаются.

– Значит, вы всё-таки обманули бедных, доверчивых студентов? – мягко улыбнулась Яна.

– Да не обманывал я их. Работа и правда нравится – чувствую себя на своем месте. Людей бы еще нормальных побольше. А то пили как-то в узком кругу, с начальством, и посмотрел я на этот балаган изнутри, послушал тосты и всхлипы про комсомольскую юность, всё под виски и под коньячок… Рухлядь это старая, Яна. Мы ток-шоу не прозеваем?

– Нет, еще даже «Сарай» не закончился, – успокоила меня хозяйка. – Хотите посмотреть на вечерний город с высоты птичьего полета?

Я кивнул.

Вид сверху оказался шикарным. По залитому огнями проспекту потоком катили машины, автобусы и троллейбусы. Сиял всеми цветами радуги, посылая в темноту свои импульсы, громадный экран с рекламой. На крыше парламента, подсвеченные специальными фонарями, трепетали два флага, государственный и губернский, с волнами и колосьями.

Балкон был узким, с тонкими прутьями перил. Казалось, что море огней начинается у наших ног. Холодный осенний ветер обдал мое разгоряченное лицо.

– Вы не простудитесь в рубашке? – спросила Яна.

Я посмотрел на нее и увидел, а скорее даже почувствовал, что она сама дрожит.

– Хорошего понемногу, да? Идемте в дом, Яночка.

Она кивнула.

Не знаю, а вернее, догадываюсь, как вышло, что в дверном проеме мы оказались друг напротив друга. Пространство для маневра предельно сузилось, и Яна всем телом прижалась ко мне. Первой моей мыслью было, что она действительно успела замерзнуть. Второй, когда я опустил глаза в вырез платья – что на ней сегодня меньше белья, чем в прошлый раз.

Новости на «Сторонке» заканчивались. Мы с Яной лежали на так и не раздвинутом мягком уголке, накрывшись пледом. Предметы нашего туалета были причудливо раскиданы по всей комнате. Сотрудница «Модного журнала» замерзла только с виду, без одежды она оказалась очень даже горячей. По-моему, соседи должны были слышать всё, что у нас творилось. Ну, или почти всё.

– Вопиющее безобразие, использовал служебное положение, – сказал я и погладил Яну ниже спины.

Яна томно потянулась.

– Вы раскаиваетесь?

– Может, уже хватит на «вы»? – ответил я. – Иначе смешно получается.

Модница потерлась о мое плечо.

– Можно, я буду и дальше на «вы»? Меня это возбуждает.

– Давай всё-таки телевизор посмотрим? – предложил я. – А то еще неизвестно, кто из нас раньше возбудится.

На экране закрутилась заставка оригинального ток-шоу. Оригинальным его, как и абсолютно всю свою продукцию, заранее окрестила сама «Сторонка». С недавних пор она, вообще, горделиво и без затей именовала себя «Первым оригинальным каналом».

Заставка уступила место виду из студии. Матусевич стоял в кадре, одетый в потертую джинсовую куртку и свитер перестроечного фасона. По сравнению с минувшими временами ведущий заметно поправился. Перестройка пошла ему на пользу.

– Добрый, добрый вечер! – завопил он, взмахнув руками, как крыльями.

Хрюшников сидел перед ним на очень высоком и хлипком стульчике, как возле барной стойки – весь какой-то сгорбленный, поджавший ноги, отчего штанины задрались, открыв смятые в гармошку носки. От одной его позы мне стало не по себе.

В следующую секунду Яна с головой нырнула под плед. Она явно хотела продолжить наши игры. Противостоять ей я не смог. Первые две или три минуты эфира, пока Матусевич бродил по студии кругами, произнося туманное вступление, мои мысли были заняты совершенно другим процессом. Наконец я с грехом пополам сосредоточился на шоу, хотя Яна под пледом не прекращала причмокивать.

Шоу «Вокруг да около» набирало ход.

– Губернатора сегодня в нашем эфире нет. Но всё равно хотелось бы спросить Валерия… э-э… то есть Виталия Ивановича, – продолжал плести Матусевич, – очень хотелось бы спросить, почему никак не реализуется в вашем… то есть в нашем регионе федеральный закон?

Хрюшников тискал перед собой шпаргалку, но съехавшие на кончик носа очки мешали ему подсматривать. В машине Виталий Иванович, понятное дело, ничего не прочел.

– Итак, Виталий Иванович, общество ждет вашего прямого ответа, – с апломбом заявил столичный ведущий.

Спикер засопел, и хороший японский микрофон немедленно передал в прямой эфир этот звук.

– А я не согласен с вами, уважаемый! – брякнул мой шеф, будто в лужу облегчился.

Хотя бы поздороваться с телевизионной аудиторией он начисто забыл, и я про себя застонал. Собственно, даже не про себя.

Яна, услыхав из-под пледа мой стон, заработала еще интенсивнее.

– Почему это вы не согласны, Виталий Иванович? – поиграл голосом и бровями Матусевич. – Аргументируйте, пожалуйста.

– А потому, что социальную, значит, направленность нашего бюджета еще никто не отменял! – в сотый, наверное, раз на моей памяти заученно понес Хрюшников. – Наш парламент и его, так сказать, ведущая фракция совместно с губернатором и дальше намерены неуклонно выделять средства…

Слово «средства» он, по своему обыкновению, произнес с ударением на «а».

– Одну секундочку! – оборвал его шоумен. – Дорогие зрители, у нас небольшая рекламная пауза!

– Реклама на «Первом оригинальном»! – торжественно грянул голос за кадром, и большую студию на экране сменил ролик про подгузники.

Яна, блестя глазами, выбралась на поверхность.

– Ну как? – спросила она.

– Натуральный пипец, – не стесняясь, ответил я.

– Тебе не понравилось? – моя партнерша, видимо, от волнения сама перешла на «ты».

– Что?.. А, ты про это, – догадался я. – Нет, Яночка, ты настоящая умница. Просто спикер жжет.

– Он что-нибудь не так сказал?

– И не так, и не то. В общем, тушите свет.

– Тебя… то есть, вас теперь накажут?