За горизонтом событий

В строгом чёрном костюме и в этой маске он пришёл в небольшое банковское отделение, в котором не было охранника, выхватил из очереди в кассу эффектную блондинку и у всех на глазах длиннющими клыками прокусил ей шею. Хлынула кровь, блондинка без чувств рухнула на пол. Кровь, конечно же, была бутафорская, а блондинка подставная – тоже безработная актриса, с которой Аркадий познакомился на одном из кастингов. Отыграли они эту сцену идеально: публика находилась под впечатлением, кое-кто даже упал в обморок. У одного из зрителей оказался пистолет, что не редкость на Святой Земле, и он навёл его на монстра. На что вампир заявил, что если пули не серебряные, то обладатель оружия жестоко пожалеет о том, что тот родился на свет. Произнесено это было на иврите со славянским акцентом, но так убедительно, что «герой» положил свой бесполезный пистолет на пол. Кассирша выдала наличность без колебаний. Однако подельница заигралась в мёртвую и упустила момент, когда под шумок нужно было улизнуть с места преступления, её задержали доброхоты, которые попытались оказать ей первую помощь и обнаружили, что шея у неё абсолютно целая, а «кровь» пахнет какой-то химией. Она сдала своего подельника полицейским с потрохами, и того взяли в ресторане, в котором он ждал её, чтобы отпраздновать и поделиться добычей.

На втором этаже тюрьмы для выгула заключённых использовался балкон, который, как специально, выходил на тот самый ТРЦ «Панорама», в котором Невструев совсем недавно работал. «Я охранял, теперь меня охраняют, – усмехнулся про себя Александр. – Воистину пути господни неисповедимы. А ещё от тюрьмы и от сумы не зарекайся… Как всё-таки забавно и странно, насколько непредсказуема бывает судьба подчас. Работаешь такой фрезеровщиком, например, весь такой властелин металла, а тут, херак! – и палец в станок затянуло. И ничего не предвещало беды, и вроде бы трезвый. Ещё секунду назад палец был на месте, а теперь его как через мясорубку провернуло и восстановлению он не подлежит. Обидно… Или ещё хуже. Вот идёшь ты здоровый и бодрый по улице, и мир тебе улыбается… а тут раз! и самосвал тебя переехал. Насмерть. Тем более обидно. А, впрочем, всё это уже было: про пролитое масло и про трамвай – ничего нового уже не придумать. И вывод какой из этого всего, непонятно…»

Смотрящий любил поразглагольствовать о тюремных порядках и воровских законах. Как-то Александр спросил у него:

– А ты как думаешь, Гриша? Воры в законе булки себе раздвигают на досмотре, когда в какой-нибудь централ заезжают?

– Ну тогда сразу в петушарню, минуя пики точёные, – предположил Артист.

– Одного грузинского вора? в России переодеться в тюремное заставляли. Он отказался, так его до смерти вертухаи забили, – проникновенно поведал Гриша.

За подобными разговорами и попытками подольше не просыпаться прошёл остаток пятницы и вся суббота. Александр пытался представить, как в худшем случае проведёт месяцы в подобных условиях. Тоскливо, конечно, но ничего смертельного. Понял, что это можно пережить и остаток жизни посвятить тому, чтобы больше так не попадаться.

В воскресенье с утра Гришу увезли в суд. Он вернулся ближе к вечеру грустный. Лёг лицом к стене и часа три не отвечал на вопросы. Потом отошёл немного и поведал, что, вопреки его ожиданиям и заверениям бесплатного адвоката, дали ему семь с половиной лет. У бабки, с которой он сдёрнул цепочку, оказались повреждены шейные позвонки.

Он позвонил своей девушке и сказал, чтоб она его не ждала.

Невструева ни на какие следственные действия не возили, весь день он терзался муками неизвестности.

– Значит, ничего на тебя нет, – утешил его Артист. – Жену твою, наверное, сегодня опрашивают. А завтра тебя в суд повезут. Слушай, я-то точно отсюда долго не выйду. Может, тебе пригодится?

И рассказал, что незадолго до того, как сесть, напал в соцсетях на объявление от конторы под названием Golden Key, в котором говорилось о развитии творческих способностей с помощью какого-то гипносна. Туда в качестве подопытных нужны добровольцы. Он не особенно вник в суть технологии, но, будучи человеком, расположенным ко всяческим экспериментам, особенно в творческой сфере, позвонил по телефону, указанному в объявлении, и записался на собеседование.

– Я записался на завтра в пять вечера. Вот адрес, – он передал Александру бумажку. – Думаю, ты после суда успеешь. Сходи, скажи, что вместо меня пришёл, даст бог, тебе это поможет.

(Накануне вечером в порыве откровенности Александр рассказал сокамерникам о своих потугах стать писателем).

Глава 7

В понедельник с утра за Невструевым и ещё двумя из камеры пришли, чтобы везти в суд. Он как раз успел проделать гигиенические процедуры с помощью куска мыла и зубной щётки с наполовину обрезанным черенком, которые ему выдали вместе с простынёй и наволочкой вечером первого дня в тюрьме. Носильных вещей тут не предоставляли. Можно было через полицейских передать просьбу жене, чтобы она привезла смену белья, но Александр не хотел ни о чём просить Анну. Он постирал с помощью того же мыла трусы и футболку, а пока они сохли, ходил завернувшись в простыню.

На всякий случай он простился со всеми, особенно душевно с Артистом и Гришей.

В суд их повезли, заковав и в наручники, и в кандалы для ног. Нижние конечности освободили перед сортировочной камерой, а верхние – через специальное окошечко в двери, когда завели внутрь.

Камер было много по обеим сторонам коридора, и народу в них натолкали изрядно. На скамейках, прибитых к стенам, не всем хватало места. Некоторые сидели прямо на полу. Атмосфера была тяжёлая, давящая, и запах стоял такой же. За бетонным ограждением высотой по рёбра тут же находились толчок и раковина.

Примерно через час Невструева вызвали и повели, но, как оказалось, не на суд, а к бесплатному адвокату.

Адвокат, щуплый и юркий, предложил быть откровенным и рассказать всё как было. Александр ответил, что ему нечего добавить к показаниям, которые он давал следователю.

– Что ж, тогда всё зависит только от слов вашей жены.

– И что мне грозит, если она покажет против меня?

– От полугода до двух лет тюрьмы, – безразлично констатировал адвокат.

– А вы с ней не говорили?

– Не получилось, – и было непонятно: то ли это адвокат настолько халатно относится к своим обязанностям, то ли сама Анна не пожелала идти с ним на контакт.

Эта беседа только добавила Александру волнений. Его отвели обратно в отстойник, и началось томительное ожидание.

Наручников здесь не надевали, но падла конвоир, застёгивая наножники, специально поддёрнул джинсы Александра вверх – в тюрьме так не делали, наоборот, заботливо поправляли штанины, чтобы металл не соприкасался с кожей, – и, пока его водили по длинным коридорам суда, щиколотки натёрло до крови.

Ждать пришлось долго. Часа три.

Чтобы скоротать время, народ разбивался на пары для негромких разговоров. Звучало здесь по самым скромным подсчётам языков пять: иврит, арабский, эфиопский, английский и даже французский. Для Невструева русскоязычного собеседника, как назло, не нашлось.

Когда принесли какие-то дрянные сэндвичи, замотанные в целлофановую плёнку, парнишка лет тридцати в кипе, которому тоже не нашлось собеседника, передавая свёрток Александру, сказал по-русски:

– Держи.

Это было неожиданно, он совсем не походил на русскоязычного. Они разговорились. Артикулировал парнишка картаво, с сильным израильским акцентом, но вполне внятно. Нимало не смущаясь, рассказал, что ждёт приговора за то, что вёл сайты для видеочат-моделей.

– А как это сочетается с твоей религией? – Александр указал глазами на его кипу.

– Ничего плохого я не делаю. Когда есть только два плохих выбора, господь учит нас выбирать-таки тот, который лучше. Я увожу девочек с улиц и из махо?нов[26 - Махон брию?т – ивр. дословно «институт здоровья», обиходное название для публичных домов.]. Им больше не нужно контактировать с клиентами физически, а зарабатывают они при этом больше. Что плохого я делаю?

Невструеву оставалось только пожать плечами.

– Ну вот. А теперь попробуй объяснить это судье… – задумчиво произнёс парнишка. Ему грозил серьёзный срок, но относился он к этому спокойно, по-философски.

Они разговорились. Сетевой сутенёр высказывал оригинальные соображения по самым разным жизненным аспектам, при этом с интересом и пониманием выслушивал мнение Александра. Пожалуй, интереснее собеседника Невструев в жизни не встречал. Он предложил обменяться контактами.

– Зачем? – удивился парнишка.

– Мне кажется, людям со схожим образом мысли надо объединяться.

– Сейчас не нужно объединяться, не нужно искать единомышленников. Благодаря развитию информационных технологий любых целей можно достичь самостоятельно.

– Так а зачем же тогда Интернет? Разве это не самый замечательный способ для того, чтобы создать коллективный разум? Время одиночек прошло…

– Наоборот! Оно только пришло.

За парнишкой пришли раньше.

– Мы встретились здесь, – бог даст, встретимся ещё раз, – сказал он, пожимая Невструеву руку.

Когда в отстойнике уже почти никого не осталось, наконец пришла очередь Александра. Тот же садист облачил его в ножные кандалы и снова поддёрнул штанины вверх.

– Ля?ма ата? осэ? ка?ха?[27 - Зачем ты так делаешь? (ивр.)] – спросил Александр.

Тот лишь ухмыльнулся гнусно и приказал:

– Лех леха?![28 - Иди давай! (ивр.)]

На скамье подсудимых находились одновременно человек восемь. Их дела разбирались по очереди. Всё происходило, естественно, на иврите, и Александр на таком уровне не понимал ничего, даже общей сути. Сначала, видимо, выступал прокурор, потом адвокат. Потом из зала выходили свидетели. Судья что-то уточнял у всех, потом коротко совещался с двумя коллегами, сидящими по сторонам от него, и выносил вердикт. На одного подсудимого уходило максимум минут пятнадцать.