10 жизней. Шок-истории

Распаленная, возбужденная и расстроенная, Оля поцеловала ее:

– В следующий раз у нас все получится. Я люблю тебя.

Тишина разделила их.

***

Нельзя войти в одну реку дважды.

Она не любила Олю, а Оля искала с ней встречи, звала к себе, писала ей сообщения, полные нежности и любви. Лесбиянка со стажем, чувственная и красивая, она не верила в то, что продолжения не будет и что это была случайность, сбой, а не любовь с первого взгляда, не первый шаг на длинном пути, которым пойдут вместе.

Их последняя встреча, солнечным майским днем, в сквере у Новодевичьего, была точкой, после которой их линии жизни разошлись навсегда на белом листе вечности.

«Я не могу лечь в постель с женщиной. Извини».

«Ты обманываешь себя, загляни к себе внутрь – там твои настоящие чувства, открой их, дай им сказать».

«Я чувствую, что не должна делать то, чего не хочу делать. Лучше остановиться сейчас, чем зайти туда, где будет больней. Ты меня понимаешь?»

«Нет. Я люблю тебя. Пожалуйста, дай нам шанс».

Оля умоляла ее, глядя на нее глазами, в которых не было ни слезинки – в них умерла надежда, они были мертвы, с застывшей пленкой отчаяния поверх серой радужки.

Аня ее обняла:

«Извини. Спасибо».

«Мы еще встретимся, я это знаю, мы одно целое».

Больше они не встретились.

Через три года Оля прислала ей письмо с рассказом о своей жизни: она вышла замуж и ждет ребенка, она счастлива и сожалеет о том, что была так настойчива. Хороший мужик – вот чего не хватало ей все эти годы, вот почему спала с женщинами и считала себя лесби, гордясь этим званием и кольцом на большом пальце левой руки. Кто знает – может, в будущем все вернется на круги своя, но пока ей хватает мужа. Он любит ее, у них секс каждый день, и результат налицо. Она ждет мальчика, маленького мужчинку. Анечка, как у тебя? Где работаешь? Как с личной жизнью?

Оленька, с личной жизнью никак. Год без мужчины. Это моя карма, мне бы махнуть рукой, нет так нет, но я плачу и ругаю себя за фригидность, завидуя тем, кто может чувствовать больше. Что со мной? Я готова продать душу за один миг оргазма. Я становлюсь одержимой, я все перепробовала – тщетно. От мужчин у меня изжога, на женщин не тянет, сама не могу – замкнутый треугольник возможностей, где заперта моя чувственность.

Работаю в прокуратуре. Собачья работа, но я мечтаю пробиться, стать прокурором, а в будущем – адвокатом. Во мне столько энергии, что на троих хватит, работаю круглыми сутками – отсутствие личной жизни тут помогает, есть в этом плюсы, если на то пошло. Вокруг много мужчин, больше, чем женщин, с несколькими из них я спала, но никто меня не зажег. Я фригидная прокурорша – кошмар для преступников.

***

На письмо Оли она не ответила, и больше та не писала.

Прошло пять лет.

Быстро продвигаясь по службе, работая на износ, ночами, по выходным, она стервенела. Кот, плед и коньяк в растущих количествах – вся ее личная жизнь. Мужчины бывали редко и, как всегда, не задерживались, не выдерживая. Отчаяние, прятавшееся за ворохом уголовных дел, накрывало в минуты досуга. Господи, я обращалась к тебе тысячу раз, и ты не помог мне. Кого молить в следующий раз?

Однажды они допрашивали маньяка. Он изнасиловал и убил пятерых и продолжил бы убивать, если бы не попался.

Его допрашивал шеф, а она вела протокол с деталями жутких расправ. Маньяк ничего не скрывал: хвастаясь подвигами, он был на сцене, он наслаждался славой, в его маленьких острых глазах она видела превосходство.

«Я прыгнул на нее сзади и повалил на землю…» – записывала она. – «Она закричала, и я закрыл ей рот варежкой. Я сказал ей, чтобы она заткнулась, а то прирежу ее. Она и заткнулась».

Смакуя подробности, все больше входя в раж, он рассказал, как душил и насиловал жертву. По тому же сценарию он расправился с остальными. В конце концов он нарвался на мастера спорта по самбо и оказался в снегу, с выдернутой из сустава рукой и смещением третьего шейного позвонка, скрученный болевым приемом. Подарок для полицейских, следователей и широкой общественности. Сейчас он в шейном корсете, пристегнут наручниками к столу – старший механик Шариков, мелкий, невзрачный, гордый. Ему светит пожизненное. Его кумир – маньяк Душкин, убивший сорок шесть человек, он мечтает сидеть с ним в одной камере и просит этому поспособствовать в обмен на признательные показания. Следователь поддерживает в нем надежду, ссылаясь на связи во ФСИН – ложь без угрызений совести.

Вечером после допроса она выпила коньяка и села смотреть телевизор. Маньяк не шел из головы: его взгляд, голос, крепкие жилистые руки. Что чувствовали его жертвы?

В голове щелкнуло.

Она взяла планшет, набрала в строке поиска «Оргазм при удушении», пульс участился.

«Википедия» знает все.

«Аутоасфиксиофилия, асфиксиофилия, сексуальная/эротическая асфиксия, сексуальное/эротическое удушение – форма аномальной сексуальной активности, связанная с использованием средств, ограничивающих доступ кислорода для усиления ощущений, связанных с сексуальной разрядкой. Возбуждение возникает при кратковременном ограничении подачи кислорода к головному мозгу и накоплении в мозгу углекислого газа. Вызывает состояние головокружения и сильного расслабления всего тела, сопровождающегося половым возбуждением. Является одной из форм БДСМ-практик.

Осуществляется чаще всего либо наложением на горло петли из толстой веревки (ремня, тряпичной ленты) и кратковременным сильным затягиванием с последующим ослаблением, либо натягиванием герметичного пакета на голову с перетягиванием его на шее – так называемый бэггинг (от английского bagging, производного от bag – мешок).

Является достаточно опасной практикой и требует обязательного контроля со стороны партнёра, так как может привести к потере сознания и обездвиживанию партнера. Связана с серьёзным риском для жизни субъекта».

Надо еще выпить.

Черт! Я сумасшедшая. Маньяк, удушение, «усиление ощущений, связанных с сексуальной разрядкой» – зачем это мне? Зачем я это читаю? Съехала крыша?

Может быть. В пятницу вечером, после нескольких дней допросов и десятков страниц протоколов, я хочу быть жертвой маньяка, в зимнем парке, на свежем снегу.

Она включила канал для взрослых.

Разделась. Села на пол возле двери в зал.

Обвязав шарф вокруг шеи и перекинув свободный конец через ручку двери, она взяла его в руку. Другую пристроила между ног.

Она готова продать душу. Кто ее купит?

***

Лежа на спине, с шарфом, зажатым в руке, она возвращалась из рая.

Плавно снижаясь, она приближалась к земле как перышко белой голубки и не чувствовала своего тела. У нее не было тела. Может, она умерла, затянув шарф и став шестой жертвой маньяка? Или оргазм был такой силы, что она потеряла сознание? Почему она на полу?

Она встала и сняла с шеи шарф. Шея побаливала, кружилась голова, тошнило, но что эти мелочи в сравнении с результатом? Она стала женщиной в тридцать лет, узнав свой путь в рай: единственно для нее возможный, опасный, особенный, по грани между жизнью и смертью, за гранью светской морали. Никто ее не поддержит, никто не узнает, ей не нужен никто на скользкой одинокой тропе, которой она идет, без кислорода, на головокружительной высоте, над облаками.

Следующие два года она практиковалась в аутоасфиксии, маскируя следы на шее за высокими воротниками и избегая мужчин. Шарфы, ремни, веревки, пакеты – она все перепробовала и зашла так далеко, что однажды могла не выйти. Это не пугало ее. Страх подавлялся желанием.

Все закончилось в реанимации, в Санкт-Петербурге, в первый день служебной командировки.

«Вам повезло, что горничная вытащила вас из петли, – сказал врач. – Вы ведь не хотели покончить с собой, правильно я понимаю? Любите острые ощущения? Советую вам с этим заканчивать. Однажды вы задохнетесь, это вопрос времени».

«Я могу рассчитывать на анонимность?» – спросила она.

«Вы можете рассчитывать на врачебную тайну. Но я бы не поручился за горничную и за отель вообще, слухи распространяются быстро. Найдите хорошего психотерапевта-сексолога, надеюсь, он вам поможет».