Линия крови

«Свобода дается непросто, но ты справишься. Мы поможем тебе. Иди сюда».

Ника вышла из центра круга и села рядом с Эдвардом, между ним и Юлей. Напротив сидела Инга, а рядом с Ингой – Логинов, поглаживая ее обнаженное бедро, ближе к промежности. Инга, казалось, не замечала его руки. Глядя на Нику расширенными зрачками, она демонстративно облизывала губы – как хищница в предвкушении лакомства из человеческой плоти – а Ника улыбалась ей, качаясь на мягкой подушке эйфории, и даже любила ее по-своему, на грани ненависти.

Логинов смотрел на Нику пристально, оценивающе, как-то чересчур трезво, а ей было все равно. Что он увидит? Она сама ничего не видит и не знает. Интересно, он тоже участвовал в инициации? Тоже входил в нее? Четверо мужчин в копилку. Где сто, там и двести. Она – Звезда, поступающая согласно своей Воле, и однажды она придет куда-то, но пока не знает куда… Куда-нибудь…

«Теперь ты с нами, – сказал Эдвард. – Мы много сделаем для тебя, но и ты много сделаешь для себя. И для нас».

Он обнял ее.

Обнаженная, горячая внутри, она улыбалась и чувствовала себя двумя разными личностями: одна Ника была счастлива и хотела стать Звездой, чтобы писать собственный Закон согласно своей Воле, а вторая смотрела на нее, удивленная, встревоженная, и не могла ничего с ней поделать.

«Спасибо, – сказала она. – Начинаю прямо сейчас».

«Хочешь завтра набью тату? – спросил Билли. – У меня есть машинка и большой опыт в этом деле».

«Что набьешь?» – спросила Ника номер один, заранее зная ответ и пугая вторую Нику.

«Гексаграмму. – Билли улыбнулся. – Вот здесь, на плече».

Первая Ника думала недолго.

«Да, – сказала она. – Хочу».

Она не слушала вторую Нику. Она писала свой собственный Закон, здесь и сейчас, в кругу обнаженных людей, при свете факелов.

«Будет больно, – сказал Билли. – Но ты ведь любишь боль?»

«Боль любит меня».

Откликаясь на эту фразу, монстры зашевелились внутри и укусили ее за живот, не сильно, слегка прикусили, как бы играючи, и она улыбнулась этой боли как старой знакомой. Без боли нет жизни. С болью рождаются, с болью живут, с болью умирают.

Билли тоже улыбается.

Он знает.

6. Прощание

– Плохо выглядишь, – сказал Дима, наблюдая за ней с беспокойством, в то время как она пила кофе у него на кухне. – Ты вообще спишь? Ешь?

Она кивнула:

– Сплю и ем, но мало.

– Краткость – сестра таланта. Ничего не хочешь рассказать? Я тебя две недели не видел. Если б не позвонил, так бы и не увидел.

– Вся в делах. Внедряюсь к поклонникам Кроули.

– Удачно внедряешься. – Добавив к беспокойству сарказм и обиду, Дима сделал глоток кофе. – Две недели ни слуху ни духу.

Ника не смотрела на Диму. Она не могла рассказать ему, как все было на самом деле, но, кажется, он догадывался. Он умный. Он видел гексаграмму на ее плече и чувствовал, что она уже не та Ника, какую он знал. Она и сама не знала, кто она. Полчаса назад они занимались как бы любовью, и, похоже, оба вздохнули с облегчением, когда все закончилось. Наверное, это был их последний секс. Во всяком случае, Ника так думала.

– Кто они? – спросил Дима. – Что за люди?

– Понятия не имею, – сказала она устало. – Правда. Я даже не знаю, как их зовут. Эдвард, Билли, Ворон – не похоже на настоящие имена, да? Можешь пробить номер? Вчера я узнала наконец номер Эдварда, вау.

– Ноу проблем, кинь в телегу. Правда, сомневаюсь, что номер зарегистрирован на него. Осторожные ребята.

– Они звонят друг другу только по мессенджерам. Поэтому номера Эдварда нет в детализации звонков Логинова. Странно, что Логинов не шифруется, оформил симку на себя. Надо над этим подумать.

– И тачки оформлены на инвалидов – кроме «Крузера». Я еще поищу связи, но надежды мало. Неплохо шифруются. Дом пробила?

Ника кивнула:

– Съемный. Хозяйка живет в Германии, и я пока не придумала, как узнать у нее имя арендатора.

– Пришли по ней данные, я подумаю. Социальная инженерия нам в помощь.

– Если она позвонит Эдварду, он догадается, что кто-то наводит о нем справки. Не исключено, что вскоре меня найдут в Клязьме без признаков жизни.

– Если скажешь адрес, попробую пробить всех по геолокации сотовых.

Ника замялась, и Дима это заметил.

– Никки, – сказал он, глядя на нее с прежним беспокойством, – ты не забыла цель? Помнишь, зачем ты там?

Она кивнула.

– Возможно, кто-то из них убил Ольгу, – прибавил он. – Помнишь?

Она снова кивнула – не поднимая глаз.

– Никки, что происходит? – спросил он. – Что с тобой?

Она молчала. Боль в животе нарастала, скручиваясь и раскручиваясь обжигающими жгутами, и вторая Ника смотрела на первую вместе с Димой, вгоняя ее в краску. Сегодня впервые за две недели у нее болит живот – а ведь за последние семь лет еще ни разу не было, чтобы боль отпускала ее больше, чем на три-четыре дня.

– Я найду того, кто убил Олю. – Она подняла взгляд. – Обещаю.

Прозвучало фальшиво, неубедительно. Вообще все было фальшиво, неестественно, двулично, обе Ники чувствовали это, и Дима тоже чувствовал.

Две недели, о которых он говорил, Ника провела в доме Эдварда. Эдвард редко выходил на улицу, предпочитая общество ноутбука; Юля жила здесь постоянно, деля Эдварда с Никой; остальные мигрировали туда-сюда, появляясь и исчезая. Один-два раза в неделю устраивали соития на красных матах при свете факелов. Читали Кроули и Юнга. Ели таблетки, нюхали. Билли сидел на коксе, а Инга – на героине. Случалось, курили что-нибудь для баланса. Полина ревновала Нику к Эдварду, несмотря на свободные отношения. Логинов избегал Нику, предпочитая Полину, Юлю или Ингу, а остальные мужчины были всеядны. Отказывать в любви здесь было не принято. Ника и не отказывала. Даже Ворону, который был ненасытен. Он маньяк. С ним по-своему хорошо тем, кто не дружен с головой.