Счастье в запретном

– Мяса, – согласился Назгал. – Так не жрать. Я хоть и чудище, но всего лишь человек.

– Что с того. Мы обречены.

– Оставь. Если так рассуждать, я бы давно погиб.

Она перевела взгляд на чужака. В глазах обида, немой вопрос. Скорее мольба. Назгал знал, чего она желает и подарил ей это:

– Уж поверь, не такой исход тебе предрешен. Нити судьбы протянулись в разные стороны. Выбери желанную.

– Выбери? У меня есть выбор?

– Впервые в твоей жизни. Или ты не заметила? Когда я поднимался по этой лестнице.

Девушка кивнула.

– Дшина. Меня так звали.

– Хочешь, так называйся так же. Но, – припомнил Назгал, – имена это связи. Они тянут нас не туда.

– Надо поменять имя? Как после свадьбы?

– Если хочешь. А можешь остаться без имени.

Пока они болтали, толпа внизу рассосалась. Назгал этого не заметил. Удивился, когда стало слишком тихо. Их собственный шепот отражался от стен. Эхо не рождалось. Дующий из окон ветер сносил голоса прочь.

Назгал предложил перебраться ниже. На втором ярусе теплее. Лестницу наверх они убрать не могли. Никто не заметил ее. Пока не заметил. Пусть остается – решил Назгал. Он хотел узнать, что произойдет дальше.

Рано или поздно деревенские обнаружат следы, ведущие к храму.

Не знал Назгал того, что выбежавший из дома крестьянин, забегал к каждому соседу, колотил в дверь и кричал об опасности. В мгновение на улице собралось три десятка человек.

Они просто растоптали следы, оставленные чудовищем.

Призрак появился в ночи и унес на кожистых крыльях деву. Унес далеко на восток в тот край, где живут слепые люди. Свет истины не коснулся их, ничто не защищает их от монстров.

Общинники не нагрянули в церковь. Назгал сидел в ожидании. Страха он не испытывал, только затаенный интерес. Он знал, как поступают с немертвыми, но хотел сам это увидеть.

Жизнь всего лишь существование, оборваться может в любой момент.

А вот утолить жажду – бесценно.

Никто так и не явился. Назгал заскучал, обратил внимание на пленницу. Дшина сидела, подтянув колени к груди и опустив голову. Не понять, плачет она, или спит. Пальцы сжаты, побелели. Кулаки скомкали ткань рубахи, отчего обнажились икры.

Назгал рассматривал ноги пленницы. Совсем не похожи на ухоженные икры ведьм. Хорошее питание, не перетруждаются. Холод не донимает их белую кожу. А ноги пленницы покраснели, и волоски на них приподнялись.

– Дшина? – позвал Назгал.

– Что?

– Тебе холодно, но это ощущение не будет донимать тебя вечно.

– Почему? – она оторвала лицо от острых коленей.

Глаза покрасневшие, без следов слёз.

Назгал указал на себя. Его даже рубаха не защищает от холода.

– Соверши свой выбор, освободись.

Но как это сделать, он не представлял. Пусть уж девушка сама ищет путь к просвещению. Назгал подумал, а не отвести ли Дшину к ведьмам. Пусть очистят ее разум, наполнив ее дух тайными знаниями.

Слишком просто. И не так интересно.

Он не раздумывал, стоит возвращаться или нет. Не принимал решения, поступал без какой-либо цели. Назгал прожил так много, повидал два чуждых друг другу мира не ради того, чтобы тратить время на рефлексию.

Наставлять девицу Назгал больше не пытался. Видел, что ей не до того. Девушка кусала губы, спрятала ладони между коленями. Она не пыталась согреться, а искала опору в мире, что развалился в одночасье.

Не явись Назгал в эту ночь, как знать, чем бы все закончилось.

Назгал взглянул на брусья перекрытий, задумался о том, что не назвал своего имени. Ведьмы настаивали – в имени нет нужды. Оно для простаков, чтобы взаимодействовать между собой.

Одиночкам подобное не требуется.

Назгал поднял руку, взглянул на два своих пальца. Ведь они тоже имеют некоторые обозначения. То, что используется в обиходе. Почему бы не воспользоваться старым именем. Это его немного очеловечит, низведет до уровня простака.

– Меня зовут Назгал.

Дшина наверняка его услышала. Лицо ее осталось закаменевшим, а руки крепко сжаты. Пусть так, еще придет время и она изберет собственный путь. Назгал даже особенно не беспокоился на ее счет. Пусть выберет смерть, если так ей угодно.

Дверь храма отворилась. Здание вдохнуло холодный влажный воздух. Ветер пронесся по помещению, сбивая наземь огарки свечей. Из темноты под крышей посыпалась пыль, улавливаемая резкими лучами солнца.

Следом послышались шаги. Деревянные башмаки, чьи удары о камень смягчались слоем грязи.

Назгал услышал ворчание. Вошедший негодовал, что придется теперь заниматься уборкой. Когда болеешь, тратить силы на уборку нет никакого желания. Особенно, если болеешь долго, монотонно. Смерть не спешит облегчить твои страдания.

Закрыв за собой дверь, священник сбросил ненавистные башмаки и босиком прошлепал до алтаря. Задержался возле камня, раздумывая о чем-то. Наверх он не смотрел, потому не видел чужаков.

Вздохнув, священник решил идти в каморку, где лежали метла, ведро и старые тряпки.

Камень – отменный материал. Вечный, прочный, наконец, красивый. Но требует ухода. Недостаточно просто посыпать песком поверхность, а затем сгрести ее, чтобы освободить место для свежего слоя. Приходится отскребать грязь, стоя на коленях.

Назгал спрыгнул с балки, мягко приземлился. Босые ноги ощутили холодное прикосновение камня. Поверхность к тому же была влажной, в башмаках тут действительно не пройти.

Не звук привлек внимание священника. Когда хотел, Назгал мог двигаться незаметно. Этот навык он приобрел во время ночных бдений в пещере. Хватило нескольких месяцев, чтобы изменить себя. Помогло и то, что уже ничего не отвлекало от учебы.

Священник почувствовал, что рядом кто-то находится. Слишком близко, чтобы это списать на внимание Хранителя. Священник медленно повернулся. Быстрее просто не мог, от резкого поворота закружится голова.

Увидев нечто удивительное, он ничуть не переменился в лице.