Гибельной дорогой

Гибельной дорогой
Алексей Еремин

Текст ни одной строкой не является оправданием, которого можно было бы ожидать от меня и мне подобных, учитывая ту ненависть, которую к нам испытывает человечество. Я слишком умён, чтоб навязать своё мнение послушной черни, слишком горд, чтобы доказывать свою правоту лучшим. Текст написан, чтоб рассказать свою правду и предостеречь от повторения пагубных ошибок, что привели человечество в столь униженное состояние. Афанасий Разумнов.

Гибельной дорогой

Алексей Еремин

Текст ни одной строкой не является оправданием, которого можно было бы ожидать от меня и мне подобных, учитывая ту ненависть, которую к нам испытывает человечество. Я слишком умён, чтоб навязать своё мнение послушной черни, слишком горд, чтобы доказывать свою правоту лучшим.

Текст написан, чтоб рассказать свою правду и предостеречь от повторения пагубных ошибок, что привели человечество в столь униженное состояние.

    Афанасий Разумнов

© Алексей Еремин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Путешествие, позже названное судьбоносным, начиналось в загородном доме под Москвой. Впервые двадцатидневный отпуск до предполётной подготовки был прожит в одиночестве. Жена развела со мной и детей, потому в доме было непривычно тихо. Можно было позвать сыновей к себе, или побыть с ними, но я предпочёл одиночество. Все длинные дни я не работал, не слушал новости, не смотрел фильмы, только отвечал друзьям и детям. В остальное время bиnder[1 - В тексте использованы общеупотребимые слова Всеяза. Перевод по словарю Клюге приведён в конце.] молчал или играл размеренную музыку XVII – XVIII веков. Большую часть дня я проводил лёжа в кресле, в саду, вдыхая земные ароматы сада.

Дни отпуска я проживал, словно последние дни безвозвратно неудачной жизни: много кушал, выбирая самые изысканные блюда и вина из запасов; поздно ложился, поздно вставал, долго спал после обеда. Наслаждением было лежать в саду, в тишине, слабо шелестящей ветром или наполненной музыкой. Мой сад был моей гордостью, – в нём росли только земные травы, цветы, деревья. Причём, все растения были первородные, без «генов ночной подсветки», «пышных соцветий», «имплантантов ускоренного роста», «блистательных формул цвета», или «кодов вдохновляющих запахов». Целыми днями я лежал в саду, и случайные мысли, словно потоки радиации, проходили сквозь меня, оставляя болезненное знание в клетках мозга. Главное, что я понял тогда, отчего переживает тысячелетия эта древняя и тяжёлая форма сосуществования – семья. Семья живёт, ибо она традиционна, и семья живёт, ибо одному страшно в мире непредсказуемого и близкого несчастья.

Двадцатидневный отпуск достаточный отдых, чтоб устать от себя и соскучиться по работе. День был пасмурный, но батареи kokoro были почти полны. Задав программу до Московского Центра Изучения Космоса (МЦИК), я дождался, когда он взлетит. Внизу, синей водой мелькнула Волга.

Я знал долгую предполётную подготовку, долгий полёт. Конечно же знал, что теперь психологи постараются подобрать холостому специалисту в полёт какую-нибудь свободную блондиночку (предпочтения вкуса), каюта которой окажется рядом. Но это случится ещё слишком не скоро. Потому я снял штаны и активировал за ухом канал прямой связи мозга с bиnder. Через несколько минут мы полностью соединились, и я прожил сексуальное приключение с любовницей, созданной по программе идеальной женщины. Чудесным было то, что её характер и внешний вид придумал ещё до женитьбы, забыл, и потому испытал полное ощущение соединения с непредсказуемым живым человеком. Она была врачом, у которой лечился: белые груди, с красными и круглыми, как блюдца, сосками вываливались из узкой врачебной формы, – типовой сценарий, основанный на общеизвестных подростковых мечтах; kokoro послал сигнал о приземлении у МЦИК, затем bиnder предупредил, что я слишком долго нахожусь в прямом контакте, но только после нового сигнала, через несколько минут после которого может начаться деформирование сознания и мозговых клеток, я отключился.

Улыбнулся, обнаружив себя лежащим голым на диване. Что ж, я человек, и мне, как и всем свойственна любовь к наслаждениям. Пожалев, что семейный kokoro с душем у жены, попытался умыться у краника, пролив больше воды на пол, чем на своё тело. Задав программу полной чистки я вышел. С этого, собственно, начинается наше путешествие.

Глава вторая

Передо мной закрывал бледно голубое небо огромный колокол. Разноцветные окна кругами, щелями, квадратами, ромбами, пятнами зашевелились шагам. На яйцеобразной вершине как корж лежал зелёный лист биоэлектростанции.

Я шёл к светящемуся куполу, а он с каждым шагом поднимался всё выше. В любимой точке обзора я остановился. Вправо и влево плавно закруглялись стены, возносились разноцветной волной, а высоко-высоко светился снежной шапкой матовый купол зала Большого Совета, а над ним козырьком нависал край зелёного листа.

Моё любимое человеческое строение. Колокол между небом и землёй. Здание, столь зримо показавшее могущество природы пред человеком, но и единение с природой, когда разноцветные пятна на вершине сливаются в зелёный цвет земной жизни. Меня всегда восхищали не только великие инженерные решения, поднявшие на сотни метров стены в небо. Восхищало воплощение человеческого могущества в столь зримом образе. Восхищал древний и исконно русский образ колокола, возвестивший космичекую эру и теперь уже не отделимый от космоса. Казалось, голова ракеты торчит из планетарной коры, и вот-вот она сорвёт камень с орбиты и полетит в простор Вселенной. Восхищала мёртвая, но живая поверхность купола, что вечно меняла цвет и форму, символично выражая единство противоположных качеств жизни, – её изменчивость и постоянство. Конечно, восхищал общий момент, отмеченный всеми, – здание представало иным с разных углов обзора, словно интересный человек, которого снова и снова узнаёшь с неизвестной стороны. Это был шедевр. В нём идеально воплотились внешняя красота, внутреннее удобство, преемственность традиций и символизм архитектурных решений, который как красота чувство, наполнял сознание мыслью. Колокол был воплощением идей Вавилонской башни, объединившей народы, вместе достигших божественных высот.

Сейчас на месте МЦИК, космодрома, биоэлектростанций, солярных станций, парковки, музея исследователей Чёрное поле, как губка изрытое норами. И когда опускается редкий здесь туман, я выхожу на край Чёрного поля. И тогда мне видится, как из облаков пара проступает блестящий огнями колокол, вода размывает огни, они расплываются, текут тёплыми каплями по щекам, и мне кажется, что живут моя жена, мои друзья, словно тот мир не исчез, а существует рядом, за непрозрачной стеной, что растворяется в тумане.

Глава третья

Через пустой дверной проём я прошёл к лифтам (сканеры службы безопасности сличили капиллярные узоры, сетчатку глаз, мой образ в целом с сохранённым в базе данных, отмерив, насколько я прибавил в весе) и поднялся на пятнадцатый этаж. Здесь, в отдельной комнате я проживу несколько месяцев предполётной подготовки.

Весь следующий день меня обследовали врачи. Затем меня «представили» капитану «Паллады» Семёну Трубецкому и судовому врачу Кириллу Небойсягрязи. Семён и Кирия были именно те люди, которых я и ожидал увидеть. В международном poиsk к АЕ76 «Юрий Гагарин» был одним из лучших крейсеров, потому узнав о своём назначении, я был почти уверен в сохранении прежнего руководства в новой экспедиции. Тем более что экспедиция автономная, тем более что «Паллада» новейший линейный крейсер Сибирского флота.

Командная структура poиsks отлаживалась тысячелетиями в земных армиях и земных обществах и уже больше двухсот лет космической эры. В автономном плавании руководство и экспедицией и кораблём у капитана. Моя должность – начальник службы контакта. Узко, специальность заключается в исследовании внеземных цивилизаций и выстраивании отношений. Шире, в общем руководстве планетарными исследованиями. Руководители биологов, геологов, штурмового отряда, даже медиков (в определённых случаях), – все кто может ступить на планету подчиняются начальнику службы контакта. Без моего ведома на планете не появится даже командир. В остальном в экспедиции царит единоначалие, все вопросы и споры разрешает капитан. В определённых Уставом случаях собирается trиуmvиrаt: командир корабля, судовой врач, начальник службы контакта. В триумвирате мы имеем равное право голоса, решение принимает большинство. В случае гибели командира, согласно Уставу его место занимает начальник службы контакта, после его гибели – судовой врач, и так далее до рядового десантника.

На первом этапе подготовки мы набирали команду. Капитана, судового врача и начальника службы контакта назначал Большой Совет МЦИК. Из тысяч отобранных врачами и психологами кандидатов Трубецкой, Кирия и я отбирали членов команды. Я избирал начальников геологического, биологического и десантного отрядов, а также сотрудников в свою службу контакта. Первым делом были назначены начальники отрядов. После того, как они приступили к подбору своих подчинённых, я занялся изучением кандидатов в службу контакта.

Недели заняло чтение их биографий, изучение отчётов психологов и врачей, разговоры с ними. Оставшиеся кандидаты почти становились сотрудниками службы и допускались к финальному экзамену.

Экзаменом был фильм об освоении Сибири. Трудно придумать более неудачное название для лысой планеты с тёплым климатом. Но день открытия планеты был одним из самых холодных, и огромные пространства единственного материка тогда были покрыты заснеженным лесом.

Bиnder с фильмом подключался к мозгу кандидата. Испытуемый сидел напротив меня, – я хорошо видел все его движения, а оборудование открывало его сознание.

Под величественную музыку властную бессознательным воздействием он летел над бескрайними просторами заснеженного леса с голубыми окнами озёр, голубыми дорогами рек, которые позже усохнут и станут Волгой, Окой, Енисеем, Москвой-рекой.

В снежном поле выстроены пятиместные panzers, – литые жуки стального блеска, – ряд обледенелых могильных холмов. Блестит снег, блестят льдом panzers, залитые, как пирожное прозрачной сахарной глазурью, жидкими кристаллами солнечных батарей. В хрустящую траву погружаются ботинки. Из сугробов там и здесь торчат белёсые метровые стержни. Дальше высятся в бледно-голубое небо белёсые двадцатиметровые стволы. Словно остроконечные колпаки сужаются кверху ярусы листвы. Сверху деревья искрятся белым снегом, снизу блестят листвой. Листва неземная: крупная, странного цвета смешения зелёного и жёлтого. Тёма, – искусственный человек, низкорослый и широкий, с толстыми руками, одетый в оранжевый комбинезон, хватается за торчащий из земли прут. Невероятной силы его руки с трудом вытягивают из земли стержень, приподнимая паутину белых корней, уходящую под землю во все стороны. Убедившись, что угрозы нет, человек обрезает лучом карманного ножа корни, вместе с Тёмой они пересаживают образец в контейнер.

Толпа людей, которых испытуемый чувствует как самых близких друзей, стоит у опушки леса. Люди счастливо смеются. Panzers просвечивают рентгеновскими и инфракрасными лучами лес. Экраном в воздухе повисло цветное изображение; движутся какие-то существа размером с ладонь. Крупных животных в лесу не обнаружено, таких, какие водятся в полях и лысых горах континента. Серебристые сигары размером с ворона летают взад-вперёд вдоль опушки леса, снуют, словно иголки, сшивая два куска чужеродной ткани. Попискивая датчиками, блестящие сигары мелькают за стройными стволами. Экран показывает пустой лес. По шершавому стволу стекает ручей жуков. В колонну по одному по стволу бегут почти земные создания, но белёсого цвета, размером со щенка собаки и с круглой головой на шее. Оранжевая полоса обручем охватывает круглую голову. Быстро-быстро перебирают ствол лапки, словно пальцы пианиста клавиатуру. Такие жуки встречались в полях. Испытуемый знает, что жуки не опасны, хотя они питаются не только растениями, но и животной падалью, набухший оранжевый обруч на голове это глаз; насекомые, как и все познанные существа на планете, не разумны, всего лишь животные. Цепь жуков тем временем сползла на ковёр листьев. На мгновение строй застывает, а затем, как по команде, брызгает в разные стороны, вызывая смех, – радостный и нервный, – смех решающего шага.

Люди выстраиваются в линию и идут в лес. Любимая девушка оглядывается и печально улыбается ему, – они впервые идут в лес, а он остаётся у своего panzer. Густая цепь входит в лес. До него доносится смех. Их тела в чёрных костюмах мелькают между толстыми стволами на экране. Они переговариваются между собой о гигантских деревьях. Испытуемый, что сидит передо мной, задумчиво трёт лоб, вглядываясь в воображаемый экран. Ему кажется, в лесу живёт нечто нехорошее. Неожиданно, в нижнем углу экрана, по изображению леса бегут цифры, столбы вырастают, всё выше и выше, словно роща. Ромашкой в углу экрана распускается окошко с плоской мордой жука. Рядом распускается ещё одна морда с острым клювом, словно наконечником боевой ракеты. Мгновенно экран окантован цветами из страшных жуков. Справа всё выше и выше растёт столбец цифр, отсчитывая миллионы живых существ, – и тогда ножом в его ухо вонзается одинокий крик, а после вой людей и хруст заполняют его, словно в слуховом проходе проворачивают лезвие. По его команде в небо поднимаются panzers. Крики крадут ценные секунды, мешают думать, наконец он отдаёт приказ о выводе изображения.

Лес живёт. Стекающими спинами шевелятся стволы. Лесная земля наползает на него, шевеля усами, блестя оранжевыми полосами глаз и хрустя листвой. Её лицо. Лоб закрывает белёсый панцирь жука, его голова свесилась со лба и утонула в её окровавленной глазнице. Всю правую часть лица затопил серым тестом, словно наросшей опухолью, паук, что ненасытно снова и снова кусает её в обгрызенный нос. Живой человеческий глаз. Человеческий глаз заполняет экран. Это её глаз, живой голубой глаз с чёрным зрачком в нимбе золотых звёздочек. На мгновение его заслоняет плоская белая голова с иглой клюва. Снова появился голубой, любимый, её глаз, – и точно в зрачок вонзается игла, брызнув в экран слизью.

Человеческих тел в лесу не видно. У подножия деревьев могильными холмами копошатся жуки.

Следующий эпизод был засекречен. Он был зафиксирован через несколько месяцев после уничтожения первых исследователей Леса. Но специально для кандидата события были максимально впечатляюще смонтированы.

Он видит мужчину лет пятидесяти, севшего на землю спиной к дереву. Перед ним шевелится белёсый ковёр насекомых. Но они не поедают человека. Сквозь дыру в зелёной штанине он видит молочную кожу в красных веснушках и рыжих волосиках. В обрубок ноги над ступнёй веером воткнулись узкими мордами три жука, словно котята в соски матери, на белых панцирях спин капельки чёрной крови. У высокого среза бедра другой ноги двухэтажной пристройкой шесть жуков; кривые коричневые лапки на твёрдых белых панцирях. Человек в красной шапочке. Приглядевшись испытуемый видит, под зловещую музыку, несущую страх, что это не красная шапочка, – у человека съедена крышка черепа. Из мозга в землю уходят двумя шлангами два белых корня. Карие глаза задумчиво застыли. Но челен твердеет и поднимается вверх, набухает, растёт тёмно-красная головка. Неожиданно, откуда-то сбоку, на длинных тонких ножках осторожно, словно балерина на носках, подбежало насекомое с круглым телом, размером с кулак. Тело, повисшее между тонких ножек, полупрозрачно, словно сквозь наледь, виднеются тёмные пятна и нити внутренностей. И когда уже человеческое семя должно было выплеснуться, внизу брюха между ножек раскрылся рот и поглотил всё. Разбухший паук приподнялся на длинных ножках, повернулся и побежал в глубину Леса, вдоль вереницы таких же пауков, что подвинулись вперед и вновь легли на листву, соединив над телами стропилами лапки.

Семья лучшего русского биолога, профессора Новосибирского и Бирнин-Коннийского университетов запретила обнародование образов извергающего семя человека со вскрытой черепной коробкой. Правительство с удовольствием засекретило материалы, что однозначно доказывали уникальную интеллектуальную систему Леса, разумность деревьев, способных навязать свою волю нашему сознанию, управлять чуждой им физиологией гуманоида.

За пару лет сосуществования было осознано, что Лес представляет собой уникальный симбиоз флоры и фауны. Причём, было доказано, что растения обладали мозгом в какой-то форме, ибо управляли поведением насекомых. Но наладить контакт не удавалось. Тысячи лет эволюции-обороны от животных и насекомых равнины, прежде чем часть из них стала сожителями Леса, не прошли бесследно, – Лес не нападал, но и не пускал в себя человека. Руководство Сибири сочло, что невозможно обеспечить безопасность переселенцев, прибывавших с перенаселённой Земли в огромных транспортах, рядом с таинственным Лесом. Поскольку человечеству не удалось проникнуть в Лес, а так же по целому комплексу иных причин, которыми мы так умело прикрываемся, было решено подвергнуть опушку Леса по всему периметру на глубину 15—20 км бомбардировке. Замысел операции состоял в том, чтоб продемонстрировать Лесу человеческое могущество и вынудить его пойти на контакт. Вторым основанием для принятия решения было желание учёных исследовать хоть обгорелые остатки Леса, а также небольшие острова живого Леса, которые предполагалось изолировать от основного массива.

Я хорошо помню, как деревья умирали: сотни раз я просматривал полу-немые фильмы, намеренно заглушенные режиссёрами, чтоб не просочился неслышный человеку шум агонии миллиардов насекомых. От этого неслышного шума люди сходили с ума. «Последняя месть Леса» сочинили журналисты.

Но в этом не было мести, просто Лес не умел погибать удобно нам.

Лес, протянувшийся на тысячи километров вымер весь за четыре дня. С ним умерло всё живое, жившее в лесу. Деревья сбрасывали листья и оставались стоять голыми скелетами, скрипящими на ветру. Взгляд летел над тысячами и тысячами километров высоких белых деревьев без листьев.

Словно торчали в небо миллионы белых рук закопанных заживо.

Официальный отчёт о гибели Леса содержал прогноз: «Предполагаем, что при наличии благоприятных условий, а именно, отсутствии планетарной катастрофы, результатом которой явилось бы резкое изменение состава почвы либо атмосферы, Лес продолжил бы своё развитие. Можно с достаточно высокой долей вероятности предположить, что через 7—11 тысяч лет Лес покрыл бы собой всю сушу планеты, создав единую экосистему планетарного масштаба. Возможно, результатом такой эволюции явилось бы создание единого разума, который управлял бы планетарной жизнью в гораздо большей степени, чем человек на Земле».

До сих пор не ясно, отчего погиб Лес. Известно, что все деревья между собой были соединены корнями в единую паутину, по которой, как предполагается, могли передаваться пища, вода, информация. Возможно, эта нервная система просто не выдержала гибели столь значительной части Леса. Но Лес существовал десятки тысяч лет, за которые его взрывали метеориты, сжигали молнии, и выжил. Иногда мне кажется, что это было самоубийство. Не сумев объяснить нам себя, Лес просто перестал бороться за существование… Древние люди, узнав о поражении, сами уничтожали себя, чтоб не достаться врагу. Или Лес вымер как десятки миллионов туземцев, уничтоженных европейцами, – лишённые земли, веры, свободы, – лишённые смысла жить, – они вымирали, но не убивали себя[2 - Что злодеяния римского сената и императоров, Пол Пота, Чингисхана, Сталина, Гитлера, королевы Виктории, Наполеона и миллионов остальных, – детская злость, не больше. Только сейчас человек повзрослел!].

А испытуемый после всей этой информации вновь видел искалеченных людей, гибель возлюбленной, обглоданные трупы, вынесенные спецмашинами. Здесь кандидат проходил главный тест: чувство жалости к людям не должно было значительно превысить чувство сострадания к гибели внеземной цивилизации. Если же оно превышало допустимый порог, или тем более превращалось в ненависть к Лесу, экзаменуемый отчислялся как неспособный принять чуждую правду.

Глава четвёртая

Я мучительно думал, стоит ли писать о ней. Слишком личные это слова и далеки они от больших событий. Но определив целью книги свою правду, я обязан описать всего себя; став волей судьбы одним из тех проводников, по которым прошёл ток большой истории, обязан объяснить своё внутренне устройство тех месяцев, свои личные чувства и мысли, которые, уверен, влияли на большие решения.

Правильные черты лица, короткие русые волосы, тонкие пальцы рук. Под тонким голубым shиlk рубашки и брюк проступало длинное худое тело, маленькие нацеленные груди. Словно кто-то провёл по мне по животу тёплой ладонью. Волнение, как взрывная волна, ударило дрожью в тело. «Что же делают психологи с нами?!», – раздражение словно кислота пожирало восхищение красотой; я искал и находил слишком тонкие губы, что уши топорщились, и, пожалуй, были великоваты. В её серых как сибирский гранит глазах были плотно сжаты, как вещество в сердце планеты, в одно чувство любопытство и волнение. Коренная сибирячка Елена. Как большинство коренных сибиряков она была высокого роста, тело её было вытянуто из-за меньшей чем на Земле гравитации и походило на людей с поздних портретов Эль Греко.

Она улыбнулась. За секунду покраснев я очнулся, хотел бы написать «началось обычное собеседование», но как расщеплённое двигателем корабля мёртвое пространство космоса горит и бушует, так моя покойная душа горела и бушевала.

Внешне, как мне казалось, я оставался естественно спокоен, только иногда, пойманные её взглядом, растягивались слова и запинались буквы. Почти незаметная улыбка приподнимала уголки рта, и я совершенно терялся, понимая, что сквозь моё напускное спокойствие она видит так же ясно смятение души, как электронный телескоп сквозь звёздную туманность. В стыде неопытного ученика перед проницательным учителем прошло первое собеседование. Я был благодарен ей, что она была тактична, и моё волнение не проявилось ни в её улыбке, ни в снисходительном взгляде.