От любви до ненависти

Возвращаюсь в комнату, закрываю дверь. Сажусь за компьютер.

Бегу глазами по тексту. Любуюсь сиськами графини. С чего вдруг меня понесло на сиськи? У нее по тексту они пятого размера не меньше. Нет, я конечно не любитель плоских барышень, но столько сисек для меня перебор. Впрочем, причем здесь я, если речь о герое?

Я уже на подоконнике. Посылаю графине воздушный поцелуй и прыгаю в окно. Приземляюсь на клумбу. Припадаю на колено, поднимаюсь. Колено ноет. Но главное – клумба помята. Теперь слухи пойдут совершенно точно. И граф все поймет, как только выглянет в окно. Ну, в крайнем случае, чуть позже, когда к нему прибежит его садовник.

Все-таки придется стреляться. Граф обиды не простит. А стреляю я на порядок лучше. И зачем мне все это? Графа придется пристрелить. Жалко графа. И графиню жалко. Одна ведь останется одна. А я не тот человек, что станет утешать вдову. Да и если в постели с ней в первый раз все было настолько скучно, то что мне с ней делать потом? Не грудью же любоваться в самом деле?

Плохо. И слухи опять же поползут. Скверно.

Прихрамывая я бегу по темной аллее графского сада. Сад тонет в туманной рассветной дымке. Серое небо робко розовеет. Выводит невероятно красивую трель соловей. Я не романтик, но соловей меня почему-то всегда завораживает. Это его удивительно тонкое дзыыыыынь!

Дзыыыынь! Дзыыыынь!

Чертов телефон. Что кроме меня подойти некому?

Дзыыыынь!

Хватаю трубку.

– Алло!

– Ты чего орешь? – интересуется трубка голосом своего человека во вражеской компании.

Любая компания, которая заказывает работу и грозится заплатить деньги, – вражеская. Потому что сначала все надо быстро, так как сроки горят, а потом быстро уже не надо, потому что сроки оплаты, в отличие от сроков сдачи текста, понятие растяжимое. Но во вражеских компаниях случаются свои люди.

– Я не ору. Я работаю, – говорю я как можно мягче, но мягко судя по всему не получается.

– Ню-ню, – обиженно сообщает трубка. – Я тебе договор отправил. Получил?

Смотрю на экран. Мейл-агент не мигает. Залезаю в почтовый ящик. Ага, письмо есть. Мейл-агент глючит зараза!

– Ща, погоди.

Открываю письмо, разворачиваю договор, пробегаю глазами по типовой форме. Обращаю внимание на сроки, на завуалированную попытку отчуждения прав. На… Твою ж мать!

– Это что это там в шестом пункте?

– Пить надо меньше, – сообщает трубка. – Это твой гонорар.

– Семь?

– А ты сколько хотел? Леша обычно платит пять, но тебе поставил семь.

– Знаешь, пошел к черту твой Леша. Я за семь не работаю.

– Я ему сказал.

– Ну и?

– Он сказал, что ему вообще насрать. Он в Белоруссии найдет графоманов, которые за три напишут и счастливы будут.

– Вот пусть ему графоманы за три и пишут. Таджики от литературы, мля!

– Не бузи, – осторожно советует трубка, видимо почувствовав, что я на взводе, но меня уже несет.

– Пошли на хрен. Можешь считать меня меркантильной скотиной, но мне семью кормить. У меня это стоит дороже. Вообще это стоит дороже. А Леша твой охренел в конец. Собаки лысые! Сперва нанимают графоманов по три, потом ноют. Что у них литература в жопе и книжки никто не покупает.

– Я тебя понял, – мрачно говорит трубка. – Я перезвоню.

– Давай.

Возвращаюсь к компьютеру. Злой как черт. Руки трясутся. Автор не человек, ему кушать не надо. Закуриваю. Смотрю в текст. Вижу туман.

Надо собраться. Мигает мейл-агент. Отключаю. Теперь он мне не нужен. К черту его. Хоть бы вообще интернет вырубили. И телефон. И дверной звонок заодно.

Смотрю в текст.

Дым сигареты растворяется в утреннем тумане. Прихрамывая добредаю до дальней калитки графского сада. Здесь тихо, сыро. Пахнет травой и каким-то цветением. Начинают щебетать первые утренние птахи. Весело, задорно. Дзыыыыынь!

Да чтоб тебя!

Дзыыынь! Дзыыыынь!

Встаю из-за стола, выключаю телефон. В другой комнате второй аппарат, пусть жена подходит.

Возвращаюсь за компьютер. Там хорошо. Утро, туман. Пахнет сырой травой. Шагаю через сад к дальней калитке. Здесь не заперто. Калитка отворяется с тихим скрипом. За ней уже лес. Среди высоких деревьев меня ждет мой стреноженный конь.

Освобождаю ноги лошади. Глажу по бархатной морде: прости, дружище, задержался. Конь смотрит на меня с пониманием, фыркает, поднимает голову, открывает рот и радостно сообщает:

– Дорогой, эта Наташка звонила.

Дверь открывается в комнату входит жена.

– Что Наташка? – интересуюсь, пытаясь сохранить спокойствие.

– Она ждет нас послезавтра в четыре.

– Хорошо.

– Просила не опаздывать.

– Хорошо.

– Подарок я заказала, курьер будет завтра.

– Хорошо.

– Тебе совсем наплевать на то, что я говорю? – жена смотрит с легкой претензией. Обидеться на меня или нет, она еще не придумала.