Рубеж

– А я? – даже горло сдавило от жгучей обиды. Значит, я тоже, выходит, грешник, и мое место – в пекле, пусть в этом пекле на самом деле нет ни сковородок, ни чертей. – Я-то почему…

Он опять не дал мне договорить.

– Погоди. Видишь, даже бог понимал, что всех, кто заслуживает рая, ангелы отыскать не могут. Слишком много вас, понимаешь? Когда он отнял мои крылья и проклял на жизнь в аду, то сказал мне, что есть лишь один способ заслужить прощение. Найти того, кого не смогли отыскать прочие ангелы. Найти забытого в аду человека, достойного спасения, и привести его к престолу. Тогда я буду прощен. Может быть, ты…

Он замолк, а я посмотрел на его лицо и увидел в глазах исступленную надежду.

– Ну предположим… – Я слышал где-то, что с сумасшедшими лучше соглашаться. Давай, я с тобой соглашусь. – Как тебя зовут? По —ангельски?

– Ты не выговоришь. Человеческое горло не может издавать такие звуки. Зови меня Саид.

– Хорошо, Саид. Будем считать, что я и есть тот самый, достойный спасения, о котором в суматохе забыли. Мне это даже нравится. Что дальше-то делать? Как попасть к этому твоему престолу?

– Это не мой престол, – поправил меня чурка, утверждавший, что он – падший ангел по имени Саид. – Это Его престол. А как туда попасть… – он пожал плечами. – Для смертных туда есть лишь один путь. Через смерть.

– Вот это здОрово! – развеселился я. – Ты предлагаешь мне ждать, пока я умру? Вообще-то, я надеюсь прожить еще…

Я осекся, вспомнив стычку с пацанами. «Он тебя убьет», с мрачной убежденностью сказал дворник, и в тот момент я ему поверил. А сейчас? Верю ли я ему сейчас?

Нет, конечно! Какой бред!

– Мне кажется, – сказал дворник, – тебя не ждет долгая жизнь и спокойная смерть в собственной кровати.

– Да? И что ты предлагаешь?

Он не ответил. Только зачем-то посмотрел на открытое окно, в которое, как мне подумалось лишь несколько минут назад, я мог бы вышвырнуть его, чтобы помириться с Барбосом. Я сначала не понял, а потом…

– Ну ты скотина! – взревел я и вскочил на ноги. – Слушай, суицидник, ты какой-нибудь сектант? Нам про раскольников в школе рассказывали, как ихние старцы сначала устраивали сожжения, а потом сбегали через какую-нибудь дыру – оба-на, вернулся с того света, чтобы еще сотню-другую сжечь. Хер его знает, может, у вас тоже такие фишки бывают? Хочешь, чтобы я тебе поверил и в окно выпрыгнул. Неет, дружок, не выйдет. Да какой ты, нахер, ангел! Точно, какой-нибудь мутант недоделанный!

Чурка невозмутимо сидел передо мной. Все с тем же отстраненным выражением на лице, которые, честно говоря, начало мне уже надоедать, он флегматично пожал плечами.

– Я все рассказал. Теперь твое дело, верить или не верить.

– Вот, значит, как ты заговорил? – я вцепился в край стола так, что пальцы побелели. Мне очень хотелось сделать шаг и от плеча вмазать кулаком в это бесстрастное смуглое лицо. – Только не будет по-твоему. Все по-другому будет. Сейчас ты встанешь и уйдешь. Чтоб я больше не видел морды твоей в моей квартире. И всем будет лучше, и тебе, и мне, если ты вообще свалишь отсюда куда подальше, чтобы ноги твоей в нашем квартале не было. А потом я пойду к Барбосу…

– Поздно, – спокойно сказал Саид. – Они уже идут. Ты разве не слышишь: они уже поднимаются по лестнице?

Я замолчал и прислушался. То ли у чурки слух был лучше, то ли он опять обратился к своим загадочным способностям, но сначала я не услышал ничего. А когда я решил, что он сказал это лишь для того, чтобы оттянуть неизбежное вышвыривание из квартиры, в дверь забарабанили сразу в несколько кулаков.

Я, мысленно кляня и себя, и Барбоса с Леликом, и психанутого чурку, подошел к двери и выглянул в глазок. Точно, Барбос привел с собой еще троих пацанов из кодлы нашего квартала. Один прийти не рискнул, значит, боится. На мгновение я почувствовал мимолетную гордость.

– Тебе чего, Барбос? – грубо спросил я.

– Открывай, падла, – взревел тот. – Открывай!

Он гулко бухнул в дверь кулаком. Левым. Правая рука, как я мог разглядеть в глазок, висела на аккуратной бинтовой перевязи. И как он только успел так быстро?

– Вован, открой, сука. Мы тебя больно бить не будем, разве что руку сломаем. Все честно, ты мне, я тебе. А чурку твоего мы точно замочим.

– Ну что? – я повернулся к дворнику, называвшему себя ангелом. – Слыхал, что мне Барбос предлагает? Убивать он меня вроде не планирует. Скажи мне, почему из-за тебя я должен ссориться со старым приятелем?

– Так ты же сам сказал, – Саид опустил глаза, изучая старый выцветший линолеум. – Потому что ты – дурак. Ты что, действительно ему веришь?

– Ценный ответ, – хмыкнул я. – Почему бы мне ему не верить?

– Вполне себе ответ, – не согласился он. – Если бы верил, давно бы дверь открыл. А так… – он дернул костлявыми плечами. – Тебе же с ними душно. Ты же сам видишь: они пустые. Одни оболочки, и те едва не насквозь просвечивают. Это разве люди?

Я неожиданно рассердился.

– А ты сам? – заорал я на него. – Ты же, если тебе верить, сам не человек! Что ты о людях знаешь? Указывать тут еще вздумал! Ты, ангелок, когда с небес падал, головой не сильно ли ушибся?

– Эй, вы, там! – заорал Барбос из-за двери и еще раз шарахнул по ней кулаком так, что по всему подъезду разлетелось эхо. – Вован, так тебя за ногу, а потом еще разэдак! Ты что, в натуре, не всасываешь, что на всю жизнь от меня в квартире не спрячешься? Открывай, мудила.

Я проигнорировал барбосовы угрозы, отвернулся от двери пошел обратно в комнату, двинув плечом стоявшего на пути дворника.

– Ну? – поинтересовался тот. – Что надумал?

– Позвоню в ментовку. Спасать людей – это, вообще-то, их работа.

– А разве, – поинтересовался за моей спиной Саид, – это по пацанским понятиям, а? Своих-то сдавать?

– Пошел ты, – огрызнулся я, и тут в ментовке кто-то взял трубку. – Да, девушка, я в милицию звоню. Ко мне в дверь ломятся… Что? Да, дверь железная, крепкая? Кому? Мне? Мне двадцать. Их четверо. Что? Но, девушка…

На том конце сбросили вызов. Трубка запульсировала частыми звоночками: пии-пии-пии.

– Вот так, – стараясь выглядеть как можно более спокойным, объяснил я чурке. – Мне сказали, что я молодой здоровый мужчина и должен быть в состоянии сам разобраться в своих проблемах со сверстниками. Милая девушка еще прибавила напоследок: Ну не убьют же они тебя, в конце концов.

Я невесело хохотнул.

Тут на дверь обрушился новый град ударов. Судя по силе и частоте, Барбос повернулся к ней задом и принялся со всей молодецкой дури лупить по двери каблуком.

– Я тебе предложил, – тихо сказал чурка. – Чего ты боишься? Хуже не будет, я тебе обещаю.

– Да? – я пристально посмотрел на него. – Просто я не верю. Ну… Не то, что совсем не верю, но и полностью поверить не могу. Может, для вас, ангелов, это нормально: раз – и на тот свет. А по мне, это как-то не по-людски.

Каблук Барбоса колотил в дверь: бумм! буммм! бумммм! Это начинало действовать на нервы.

– Не веришь, говоришь? Значит, с верой у тебя отношения не сложились, – мрачно прокомментировал чурка.

– Любовь меня сегодня кинула сама, – подыграл я ему. – Теперь можно говорить только о надежде.

– Выходит, – он прищурился, и его узкие глаза превратились в тоненькие-тоненькие черточки, – надежда у тебя осталась?

Хороший вопрос. Спросил бы что попроще. Я вздохнул и обвел взглядом свою клетушку. Давно вышедший из моды и продавленный диван, самодельный книжный стеллаж, старый компьютер, массивный письменный стол с выдвижной тумбой – вот и все, что у меня есть. А есть ли у меня надежда? Да кто ж ее знает-то…

Ну что ж. Коли мне популярно объяснили, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, займемся-ка мы этим самым спасением. Я с грохотом обрушил на пол табуретку и принялся откручивать ножку. Ножка не поддавалась, пришлось остервенело дернуть ее вправо-влево, после чего резьба поддалась, и дело пошло быстрее.

– Это еще зачем? – чурка присел на корточки рядом, с интересом глядя на то, что я творю.