Мой Ванька

– Ухожу, ухожу… – пятясь к двери, он хихикает.

– Правильно делаешь, что пятишься, – мне уже самому стало весело. – А то смотри… Шприцы у меня здесь, на кухне.

– Всех жоп не переколешь! – гордо восклицает Ванька и скрывается в комнате.

Какое-то время всё спокойно.

– Саш… – раздаётся из комнаты. – Тебе кто твою бухгалтерию сейчас делает?

– Угадай с трёх раз, – отзываюсь я.

– Тут и угадывать не надо. Давай-ка, неси всё мне. Займусь.

Это просто отдушина! Если братишка этим займётся, то у меня освободится время.

– Спасибо тебе, Ванюха! – кричу из кухни. – Ты даже не представляешь, насколько ты меня выручишь. Мне ведь надо ещё очень много учить и сдавать.

– Представляю, – со вздохом отвечает он. – Потому и предложил.

После нашего ночного разговора Ванька повеселел. Я это вижу и очень рад тому, что он потихоньку становится прежним.

Мы в пульмонологии больницы академии.

– Когда, говорите, у него началось воспаление? – спрашивает заведующий этим отделением, тоже профессор, просматривая заключение рентгенолога.

– Недели две назад.

– Странно… – бормочет завотделением, снова прослушивая Ваньку. – У него всё чисто… Ну-ка, подышите интенсивно.

Он дышит полной грудью.

– М-да… Постойте… – профессор внимательно смотрит на меня. – Это что, вы тот самый… Александр Елизов? Ну мне говорили… И Сергей Петрович говорил как-то…

Вид у него такой озадаченный, что мне становится весело.

– Не знаю… Наверно, тот самый, – не могу подавить улыбку.

– Ну вы ещё у нас в академии на экстернате. Да?

– Да. Сдаю потихоньку.

Завотделением наконец улыбается и протягивает руку.

– Меня зовут Николай Васильевич. Поздравляю, коллега. Ваш больной – не больной. Я, конечно, наслышан, но все эти методы… И всё-таки поздравляю!

На всём пути обратно к машине Ванька странно молчит и всё поглядывает на меня.

– Что ты смотришь? Скажи что-нибудь! – не выдерживаю я.

– Уважуха… – произносит он. – В какой-то степени я даже завидую.

– А ты почаще болей, так я на тебе ещё лучше натренируюсь.

– Нет, Сашка… Я завидую, потому что мне тоже очень хочется заниматься тем, что мне интересно. Не зря же я учился! Только где работу найти?

– Так ищи! Теперь ты здоров и можешь этим заняться. Только завтра мы с тобой одеваться поедем. Ты же у меня опять раздетый, а тебе нельзя мёрзнуть.

– Понял… – и заявляет ехидно: – Настанет и мой час. Ты посмотри, как сам-то ходишь. Чуть ли не бомж. Устроюсь, заработаю и тоже буду тебя таскать за шмотками.

– А я не возражаю.

– Слушай, а давай сегодня отпразднуем?

– Ну тогда едем в супермаркет!

…Сидим с Ванькой на кухне и празднуем.

– Ну, за твоё возвращение, хоть и запоздало… – и поднимаю «нашу» рюмку.

– Угу… – он неуверенно кивает. – Только я сам ещё не понял, вернулся ли, а если вернулся, то куда и кем? Знаешь, когда я болел, а ты, бедняга, пытался один поспеть по всем делам, оставляя меня одного, мне оставалось только лежать и думать. Думать о нас с тобой… Понимаешь, мы оба за это небольшое время стали совсем другими! Мы изменились, Сашка. И наверное, к сожалению, возврата к прежнему состоянию быть не может! Тогда, давно… ты окружил меня такой заботой, таким теплом, что действительно стал мне всеми утраченными родственниками в одном лице. Чисто подсознательно я воспринимал тебя как любящую няньку, что ли… Ты меня тогда просто упаковал в ласку и тепло. Я каждый момент чувствовал тебя рядом, даже если ты был где-то. Но я же всё это сам и сломал там, в Булуне… – это говорится очень взвешенно и с нотками горечи.

– Ты хотел бы вернуться к тому состоянию?

– Не знаю… – Ванька поднимает на меня глаза. – То состояние требовало от меня меньшего. Сейчас же всё по-взрослому. Но это и справедливо! Так и должно быть! И вместе с тем, Сашка, мне порой хочется прижаться к тебе и так стоять, стоять… Я так жажду твоего тепла!

Надо же! Прозвучало именно слово «жажду»…

– Оно от тебя никуда не делось и не денется, хотя и я тоже изменился. Теперь есть Даша, есть мой сын… Может, тебя именно это смущает?

Задавая этот вопрос, ощущаю в себе некоторый напряг.

– Как ты мог такое подумать? – звучит укоризненно. – Я готов всем пожертвовать ради твоего душевного комфорта и покоя. Ты это заслужил. Я в этом убеждён!

Чокаемся и пьём. Какое-то время сидим молча. Ясно, что все эти вопросы Ваньку грызут давно и он не может найти на них ответы. А я тоже их не знаю.

– Саш, – нарушает он это молчание, – я снова спрошу тебя о том же. Скажи мне честно, ты сможешь быть со мной прежним?

– Тебе это действительно необходимо? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Задумывается, и молчание длится долго. Понимаю, что это наверняка последние брызги его прошлой жизни. Убеждён в необратимости происшедших в нём изменений!

– Я тебя очень люблю, Ванюха, как самого близкого мне человека, – не дождавшись ответа, прекращаю паузу. – Это совсем не потому, что ты мой брат, а потому, что это – ты! Ты же сам сказал, что мы с тобой изменились. Давай принимать это как данность. И твоя выходка в Булуне здесь совсем ни при чём. Свету можно даже поблагодарить. Она повернула тебя на правильные рельсы, открыв по сути новый мир. Согласен?

Он молча задумчиво кивает.

– Ты действительно вернулся. Вернулся, потому что ты тоже… «моё всё». Ты должен знать, что я люблю тебя и никогда не позволю ничему плохому с тобой случиться. Это я тебе говорю как старший в тандеме.

– Понял, – опять кивает и продолжает: – Но и ты должен знать, что и я очень тебя люблю и никогда не позволю ничему плохому с тобой случиться. Говорю тебе это как младший в тандеме. Я за тебя отвечаю не меньше, чем ты за меня. Так и знай! – делает паузу и с улыбкой меняет тему: – Короче, когда ты мне племянника покажешь?