Одинокий кипарис

Впереди возвышалось массивное здание гостиницы «Circus Circus», одной из самых старых и самых больших в Лас-Вегасе. Гостей зазывала гигантская фигура клоуна, переливавшаяся яркими цветами. Дэн припарковал машину в многоярусном гараже для постояльцев.

Огромный холл гостиницы плавно перетекал в бесконечную галерею казино, ресторанов, баров и других увеселительных заведений. Все здесь было сделано для того, чтобы посетитель мог получить любое удовольствие, не выходя из одного циклопического здания.

– Обалдеть! – воскликнул Костя, оглядывая необъятное помещение. – Да это целый город в городе.

– Да, тут круто, – сказал Дэн. – Давай вставать в очередь на ресепшн, хочется поскорее кинуть вещи и пойти погулять.

Девушка на стойке регистрации выдала братьям карточку-ключ. Чтобы найти свою комнату, Косте и Дэну пришлось долго плутать по лабиринтам гостиницы, расспрашивая встречавшихся по пути горничных и портье.

Войдя в комнату, Дэн тут же кинулся к окну и отдернул занавеску.

– Красота какая, а! – воскликнул он. – Ты глянь-ка! Вот он, город мечты!

Из окна открывался вид на море мелькающих, дрожащих, кружащихся в воздухе огней и огоньков. «Надо же, а ведь каких-то шестьдесят лет назад здесь была безлюдная пустыня», – подумал Костя.

– Ну что, погнали в город, а? – сказал Дэн, нетерпеливо потира руки. – Люблю всю эту движуху. Погуляем, выпьем где-нибудь. В рулетку я, наверное, не буду играть, хер с ней!

– Да, пошли, не будем терять времени.

Был субботний вечер, и на улицы мировой столицы развлечений высыпали тысячи людей. В отличие от Дэна, Костя не любил шум и городскую толчею, однако ощутить ритм Лас-Вегаса ему все же хотелось.

Над центральной улицей Лас-Вегас-Стрип возвышалась огромная, нелепая копия Эйфелевой башни. За ней мелькал пестрый торговый центр, внутри которого была обустроена копия старого квартала Венеции с каналом и плавающими по нему гондолами. Парни и девушки в костюмах гондольеров медленно катали по воде китайских туристов, которые восторженно фотографировали все вокруг на свои смартфоны. За всем этим высилась копия старой площади и Дворца дожей с многочисленными итальянскими кафе и ресторанами.

Возле величественного отеля «Белладжио» начиналось красочное шоу танцующих фонтанов. Из динамиков по улице разносился звучный, пронзительный голос Лучано Паваротти, а бьющая из сотен форсунок вода элегантно следовала ритму классического музыкального произведения. Все это выглядело так красиво, ярко и слаженно, что Костя на несколько секунд забыл обо всем, наблюдая за удивительным шоу.

На пути Дэна и Кости то и дело возникали подозрительного вида мужчины, которые щелкали перед носом прохожих стопками каких-то картонных карточек. Одна из таких карточек оказалась в руках у Кости, и он увидел на ней фото стройной девушки с огромной голой грудью, а под ней номера телефонов.

– Ну что, клево здесь, правда?! – спросил Дэн. – Пошли, выпьем, братан! А потом, может, телочку снимем. Вон, смотри какой ассортимент предлагается: сиськи и губки на любой вкус и кошелек.

– Я устал, – сказал Костя. – Голова уже гудит. Я, наверное, пойду в отель.

– Вот блин, зануда ты! Ведешь себя как пенсионер какой-то. Ну иди, раз устал, а я погуляю еще немного.

– Давай, увидимся.

От сумбурной, цветастой атмосферы Лас-Вегаса у Кости и правда начинала болеть голова. Ему вдруг остро захотелось тишины, как и любому интроверту, который внезапно попадает в бурный людской водоворот. Дэн, напротив, чувствовал себя здесь в своей стихии и готов был всю ночь тусоваться в этом огромном, бесшабашном мире развлечений.

После уличной суеты тишина гостиничного номера сразу начала навевать сон. Накопившаяся за день усталость буквально придавила Костю к кровати. Он лег на широкую мягкую постель и погрузился в приятную, обволакивающую дремоту.

Косте снилось детство. Ему десять лет, и он обедает за столом в беседке с бабушкой и дедом. Рядом с ним сидит маленький Дэн, которого родители отправили погостить к двоюродному брату. Он ест очень сосредоточенно, неумело орудуя ножом и вилкой, в то время как Костя спокойно наяривает котлеты столовой ложкой. Ведь это же так неудобно – держать нож в правой руке! Однако Дэн строго соблюдает все установки и наказы своих родителей, особенно строгой матери, которая давно начала приучать его есть по-взрослому.

Наконец, котлеты съедены, наступает время десерта. Бабушка достает из духовки большой душистый пирог со смородиной. Она медленно разрезает его на части и раскладывает кусочки по тарелкам. Однако Дэн отодвигает свою тарелку и просит дать ему совсем маленький кусочек.

«Ты уже наелся, Денис?» – удивленно спрашивает бабушка. «Да, – робко отвечает он. – Спасибо, я наелся, мне только чуть-чуть». Бабушка кладет ему на тарелку крохотный кусок пирога, и Дэн медленно, с наслаждением ест его. Костя доедает уже второй крупный кусок и с удивлением смотрит на брата. «Может быть, еще хочешь?» – предлагает бабушка. Дэн отрицательно качает головой, хотя по его глазам видно, что он в этот момент больше всего на свете мечтает о большом куске сладкого пирога. «Нет, – решительно отвечает он. – Мама говорит, что нельзя есть много сладкого, сегодня это весь мой десерт». Костя сочувственно смотрит на брата, ему очень жаль его…

4. Феллини

Легкий ветерок пронесся через вершины деревьев. Послышался тихий, уютный шорох листьев. Виктор закрыл глаза и представил себе, что он сидит посреди березовой рощи возле своей подмосковной дачи. Совсем рядом протекает мелкая речушка без названия, над которой склонился старый массивный дуб. К дубу привязана тарзанка, у нее уже скопилась очередь из деревенских пацанов. Каждый из них ждет той заветной минуты, когда можно будет раскачаться и сигануть в прохладную речную воду…

Он открыл глаза. Никаких берез вокруг не было, да и шорох этот исходил не от листьев, а от разноцветных ленточек, неизвестно с какой целью привязанных к стройному кипарису у скамейки.

«Одинокий кипарис… Может, именно в честь этого дерева и город назвали? – мысленно задался вопросом Виктор. – Красивое все-таки название. Все мы в этой жизни как одинокие кипарисы по большому счету: рождаемся одинокими, умираем одинокими, да и живем в постоянном внутреннем одиночестве. Просто не все хотят себе в этом признаться».

Пенни все еще плескался в пруду, разбрызгивая вокруг себя грязную илистую воду. Виктору нравилось наблюдать за тем, как его пес предается своему самому любимому занятию. «Как же мало надо животным для счастья. А мы все куда-то бежим, торопимся, гробим себя ради каких-то призрачных целей. А потом понимаем, что все это было напрасно».

Из-за кипарисовой рощи послышались чьи-то радостные возгласы. Через несколько секунд на тропинке появились четверо велосипедистов: мужчина лет тридцати, женщина такого же возраста и двое мальчиков лет семи. Взрослые неспешно крутили педали, чтобы дети могли поспевать за ними.

– Джонни, сынок, не отставай! – крикнул мужчина одному из мальчишек, который уже явно выбился из сил и ехал позади всех.

Трое велосипедистов промелькнули мимо Виктора. Отстающий мальчик попытался ускориться и закряхтел, налегая на педали. Однако велосипед почему-то не желал слушаться его, и через пару секунд парень оказался в придорожных кустах, придавленный тяжелой металлической рамой.

Мать с отцом тут же бросили свои транспортные средства посреди тропинки и кинулись к сынишке, который застонал от боли. Второй мальчик растерянно смотрел им вслед, но свой велосипед бросать не стал.

Виктор инстинктивно вскочил со скамейки и хотел было тоже кинуться на помощь мальчишке, тем более что падение произошло совсем рядом с ним. Однако от резкого подъема его голова так сильно закружилась, что пришлось снова сесть. Только в этот момент он вспомнил заветы врача: не делать резких движений, не бегать, не поднимать тяжестей. «Проклятая головная боль! Как это все отвратительно!»

Когда головокружение наконец прошло, Виктор увидел, что вся семья вновь благополучно оседлала своих стальных коней и теперь быстро удалялась по парковой тропинке. Джонни по-прежнему плелся в арьергарде, но теперь выглядел более уверенным и почти нагнал своих более быстрых родственников.

Виктор с грустью подумал о том, что за всю свою жизнь так и не научился ездить на велосипеде. «Может, начать прямо завтра? Лев Толстой вроде в 70 лет научился кататься, так что еще не поздно».

Его снова пронзило неприятное, скользкое чувство зависти. Он завидовал молодому отцу Джонни, у которого было столько энергии и сил и который так ловко ездил на велосипеде; завидовал и самому Джонни, чья жизнь только-только начиналась; завидовал и второму мальчишке, такому здоровому и веселому.

– Когда-то и я был таким, черт возьми, – вздохнул Виктор.

* * *

Крохотные легкие снежинки плавно кружились в морозном воздухе и столь же плавно приземлялись на асфальт, тут же сливаясь с серой, промерзлой зимней грязью. Хмурые дворники медленно, без всякого энтузиазма расчищали тротуары от падавшего снега, то и дело прерываясь на перекур.

Виктор прикрыл перчаткой аккуратный букетик хризантем, чтобы холодный ветер не растрепал хрупкие цветы. Новенькая дубленка и меховая шапка надежно защищали его тело от мороза, но вот лицо начинало предательски мерзнуть. «Может, она не придет в такой мороз? Да и вообще, зачем было в такую погоду ее куда-то приглашать? Вот дурак…»

Был ровно полдень, до начала фильма оставалось десять минут. Виктор хотел было пройти в фойе и продолжить ждать там, но тут же вспомнил, что свидание он назначил возле кинотеатра, а не внутри него.

С момента их знакомства с Ольгой прошло почти полгода. Он не любил вспоминать, как он нелепо признался ей в любви в санатории, как с растерянным видом записывал ее домашний телефон и как потом целых две недели не решался ей позвонить, придумывая сотни вариантов первого телефонного разговора. Когда же он наконец осмелился набрать заветный номер, то разговор получился совсем не таким, как он запланировал: его голос дрожал от волнения, а слова путались и не желали складываться в предложения.

Тем не менее Виктор все-таки решился пригласить Ольгу в театр на Таганке, и она приняла приглашение. Это было их первое свидание. Потом были выставка в Пушкинском музее, концерт Рахманинова в консерватории, прогулка по Измайловскому парку. С каждым новым свиданием Виктору все больше нравилась его новая возлюбленная: она покоряла его своей эрудицией, своим тонким вкусом в одежде, в еде, в искусстве.

Виктор изо всех сил старался вести себя смелее, раскованнее и свободнее во время свиданий, но в глубине души понимал, что это у него не очень-то получается. Он боялся ляпнуть какую-нибудь глупость, неудачно пошутить, как-то ненароком обидеть Ольгу и потерять перед ней лицо. А ведь это вполне могло произойти: ведь такие утонченные натуры, как она, очень чувствительны к любой шутке, к любому замечанию. Виктор любил вспоминать слова своего друга Синюхи, который как-то сказал ему: «С такой барышней тебе придется тщательно выбирать выражения, старик!» Он был совершенно прав.

Виктор огляделся по сторонам и увидел, как по переулку движется знакомая стройная фигура в кроличьей шубке и пушистой шапке.

– Ох, ну и мороз сегодня, – сказала Ольга, чмокнув Виктора в щеку.

– Ты уж извини, что заставил тебя в такой холод выходить, – пробормотал Виктор. – Понимаю, как это непросто…

– Ой, да ерунда, – махнула рукой Ольга. – Что же теперь, всю зиму дома на печи сидеть? Это и хорошо, что есть куда пойти, спастись от зимней тоски.

– Вот, возьми, – Виктор протянул ей букетик хризантем, – это тебе.

– Спасибо, – улыбнулась Ольга, принимая цветы.