Слезы Бодхисаттвы

– Да вообще-то случайно, – сказал Гриффитс. – Просто, когда я был около храма, вдруг началась гроза, вот я и решил снять такой пейзаж. Потом проявил пленку, напечатал и сам обалдел. Продал этот снимок в один туристический журнал, и мне тут же заказали целый фотоальбом о храмах Ангкора. А потом еще один. Так что, сам понимаешь, это место для меня много значит. Теперь вот держу эту карточку при себе как талисман.

– Это и есть Ангкор-Ват? – спросил Вадим, продолжая внимательно рассматривать снимок.

– Да, самый большой и знаменитый храм. Но при этом далеко не самый красивый. Там вообще-то сотни храмов, многие из них находятся посреди джунглей, прямо как в индийских сказках… Я там почти все облазал, мне было страшно интересно.

– Обязательно попробую туда выбраться, – сказал Вадим, возвращая карточку Гриффитсу.

Тем временем за окном автобуса потянулись бескрайние рисовые поля с копошившимися на них крестьянами. Вдоль дороги стояли деревенские дома, в основном убогие крестьянские лачуги, напоминавшие скорее курятники или скворечники, чем жилые строения.

Чем дальше автобус отъезжал от столицы, тем беднее становилась провинциальная жизнь. Качество дороги, как и качество домов, постепенно ухудшалось: гладкое асфальтированное покрытие то и дело сменялось «стиральной доской», и пассажиры автобуса невольно подпрыгивали на своих креслах.

– Это еще ничего, дальше пойдет еще более «гладкая» дорожка, – ехидно улыбнулся Гриффитс, прижимая к себе сумку с фотоаксессуарами на очередном ребристом участке. – С дорогами тут, к сожалению, серьезные проблемы, хотя французы в свое время их активно ремонтировали.

– А кто-нибудь знает, долго нам еще ехать? – спросила строгая чешская журналистка на ломаном английском, оглядывая пассажиров автобуса.

– Думаю, минут через сорок мы доберемся до Свайриенга, – сказал Гриффитс. – Так что потерпите еще немного.

Журналистка изобразила недовольную гримасу и тяжело вздохнула.

– Дамочка, видимо, готовилась к более комфортной поездке, – прошептал австралиец, наклонившись к Вадиму. – Прямо неудобно было ее огорчать.

– Ну ничего, пусть уж теперь терпит, – прошептал в ответ Вадим.

Было около восьми утра, когда автобус остановился около массивных бетонных блокпостов с пулеметными гнездами-амбразурами, из-за которых выглядывали суровые физиономии вьетнамских солдат. Один из камбоджийских военных вылез из сопровождавшего автобус джипа и протянул вышедшему на дорогу толстому вьетнамскому пограничнику какую-то бумагу. Тот долго и внимательно разглядывал ее, затем махнул рукой, и джип с автобусом двинулись дальше.

Свайриенг трудно было назвать городом в полном смысле этого слова. По советским меркам это был, скорее, поселок городского типа. Он производил угнетающее впечатление: обшарпанные старые дома с разбитыми стеклами, играющие на улицах чумазые голые детишки, раскиданный на тротуарах мусор. Автомобилей на улицах практически не было, основными участниками движения были гужевые повозки, велосипеды и дешевые ржавые мопеды с прицепами. После богатой и красивой столицы вся эта нищета особенно бросалась в глаза.

– Люди бегут отсюда, – пояснил Гриффитс. – Обрати внимание, сколько вокруг заброшенных домов. Все стремятся уйти подальше от границы, так как здесь с каждым месяцем становится все опаснее.

Автобус остановился возле небольшого обветшалого кирпичного строения с выбитыми стеклами. На обочине рядом с полуразрушенным зданием сидели несколько уставших худых горожан и устало смотрели куда-то в пустоту.

– Ну вот и приехали. Да, тут, пожалуй, можно сделать несколько фактурных снимков, – сказал Гриффитс, в очередной раз протирая салфеткой линзы своих объективов. – Вообще, в нищих и воюющих странах делаются самые лучшие фоторепортажи на свете, как бы жестоко и цинично это ни звучало.

Водитель открыл двери автобуса, и пассажиры вышли на улицу. Жара показалась Вадиму особенно сильной после кондиционированного салона «Рено». Журналист предусмотрительно захватил с собой краму и обмотал ее вокруг шеи, чтобы время от времени вытирать выступавший на лице пот. Гриффитс тоже обмотался крамой, которая хорошо сочеталась с его расстегнутой мятой рубашкой и мешковатыми походными брюками.

Австралиец запустил руку в широкий карман брюк и достал оттуда мятую пачку сигарет «Кэмел».

– Покурим? – предложил он, протягивая пачку Вадиму.

– Да нет, спасибо, я не курю, – ответил журналист.

– Это правильно, – улыбнулся Гриффитс, с наслаждением затянувшись сигаретой и выпустив в воздух ровное колечко дыма.

Трое военных, ехавших в джипе, спрыгнули на обочину и подошли к журналистам. Вадиму вдруг стало жаль этих несчастных солдат, которые всю дорогу ехали под палящим солнцем, глотая дорожную пыль, чтобы охранять иностранцев, сидевших в комфортном прохладном салоне автобуса.

Важный насупленный солдат, который передавал бумаги пограничнику («Видимо, командир группы», – подумал Вадим), обратился к журналистам на ломаном английском.

– Вы можете снимать, фотографировать, смотреть. Десять минут. Потом едем вокруг, показываем деревни и назад, – лаконично объяснил строгий военнослужащий и направился со своими товарищами обратно к джипу.

Журналисты принялись за работу. Худой китаец-кинооператор начал быстро настраивать свою громоздкую камеру, рыжеволосый корреспондент из Югославии подошел к сидевшим на обочине сонным крестьянам и принялся о чем-то с ними разговаривать на кхмерском языке, Гриффитс навинтил на свою камеру длинный объектив и стал делать пробные снимки.

Вадим прошелся по улице и заметил, что на ней нет ни одного целого здания. Из окон убогих полуразрушенных домов виднелись испуганные лица местных жителей, которые с удивлением смотрели на неожиданных гостей-«барангов», зачем-то приехавших в их город на роскошном автобусе.

Вадим попытался поговорить с проходившим мимо стариком, расспросить его о жизни на границе, но тот не понимал по-французски. В глухой кхмерской провинции вряд ли найдется хоть один житель, владеющий языком Вольтера, подумал Вадим, вновь с грустью оглядывая убогий городской пейзаж.

Через несколько минут сопровождавшие автобус солдаты стали зазывать журналистов обратно в автобус. «Неужели на этом закончится поездка?» – задался вопросом Вадим. Выходило, что принц Сианук организовал «экскурсию» представителей западных СМИ на границу только для того, чтобы они несколько минут побродили по убогим улицам полуразрушенного Свайриенга? Вадим ожидал чего-то большего: для хорошего репортажа нужно было бы пообщаться с пограничниками, с пострадавшими от американской бомбежки, с местными врачами, каждый день лечившими жителей, попавших под обстрел…

Но солдатам, похоже, было дано строгое указание обеспечить безопасность иностранцев и не отпускать их никуда без присмотра. Вот они и выполняли приказ. Вадим направился к автобусу, намереваясь поговорить с начальником группы охраны, однако тот уже уселся на свое место за рулем джипа и завел двигатель.

Журналисты вновь заняли свои кресла в прохладном салоне «Рено». Гриффитс вытер носовым платком выступившие на лбу капли пота и отпил несколько больших глотков из пластиковой бутылки с водой.

– Сейчас мы совсем рядом с границей, – сказал австралиец. – Сюда время от времени залетает сайгонская военная авиация, тут уже небезопасно. Думаю, ты в курсе.

– Да, конечно в курсе, – сказал Вадим. – Но нас-то они вряд ли будут бомбить.

– Да хрен их знает, они тут частенько бомбят безобидных крестьян. Видимо, принимают их за вьетнамских коммунистов. Так что и автобус могут принять за бронетранспортер.

Гриффитс рассмеялся собственной шутке громким заразительным смехом. Вадим выдавил из себя улыбку, хотя ему было совсем не смешно.

– Бравый вояка в джипе сказал, что сейчас нас провезут по соседним деревням, чтобы мы могли увидеть все прелести приграничной жизни. А потом, на обратном пути, остановимся на пограничном пункте и пообщаемся с косоглазыми блюстителями приграничного покоя. Это уж я сам договорился, а то какого хрена нас сюда везли тогда?

Вадим широко улыбнулся австралийцу: уговаривать строгих охранников ему теперь было не нужно.

Вид из окна автобуса становился все более унылым и безрадостным. На обочинах дороги появились широкие воронки от снарядов, возле которых лежали вывороченные с корнем деревья. Вадим увидел несколько заброшенных деревень, в которых не было видно ни души, вдоль домов бродили лишь бесхозные курицы и поросята.

– Какой ужас… – тихо произнес Вадим, осматривая опустошенные приграничные территории. – Просто кошмар…

– Это все проклятые южные вьетнамцы и их американские друзья! – злобно воскликнул болгарин Боков, тыча толстым указательным пальцем в окно автобуса. – Их работа!

Ухабистая грунтовая дорога становилась все хуже, и водителю автобуса часто приходилось выруливать на обочину, отчего машина резко кренилась на бок. Во время очередного подобного маневра Вадим больно ударился головой о металлическую стенку, а чехословацкая журналистка чуть не свалилась со своего сиденья в проход и начала громко ругаться на своем родном языке, видимо, обращаясь к шоферу.

Вдруг послышался глухой удар, и автобус резко остановился.

– Ну вот и приехали, – вздохнул Гриффитс.

Водитель выскочил из автобуса и подошел к левому заднему колесу. Вадим выглянул в окно и увидел, что шина насквозь пропорота куском арматуры.

Трое солдат из джипа сопровождения подбежали к водителю, и между ними завязался громкий и очень эмоциональный разговор. Солдат, которого Вадим про себя называл командиром группы, явно отчитывал нерадивого шофера за неаккуратную езду, а тот, видимо, пытался оправдываться.

– Ладно, пошли, поможем им исправить ситуацию, а то так можно долго сидеть, – сказал Гриффитс, вставая и направляясь к выходу из автобуса.

Остальные пассажиры, недовольно ворча, тоже начали выходить из машины. Спрыгнув на пыльную сухую землю, Вадим огляделся по сторонам. «Рено» застрял возле небольшой деревушки, состоявшей из шести убогих хижин на сваях. Недалеко от дороги тощий старик-пастух вяло прогуливался по полю, наблюдая за небольшим стадом коз. Возле одной из хижин играли чумазые ребятишки, а рядом с ними худая изможденная женщина стирала белье в старом потертом тазу. Было около полудня, и солнце палило нещадно.

Между тем водитель и трое солдат приподняли автобус с помощью домкрата и не спеша принялись устанавливать запасное колесо, то и дело прерываясь и обмениваясь громкими недовольными фразами.

Гриффитс сразу же принялся снимать на свой «Кэнон» сцены деревенской жизни, остальные журналисты наблюдали за починкой автобуса, укрывшись от солнца под раскидистым хлебным деревом на обочине дороги.

Вдруг Вадим услышал вдалеке какой-то гул. На горизонте показались две черные точки, которые быстро приближались. Вскоре над головами журналистов пронеслись два истребителя.