Не в своём уме. Сборник рассказов

– Куда надо, – Михаил свернул с главной дороги и начал пробираться по невысоким сугробам, – не волнуйся.

Они проехали несколько улиц и остановились перед валяющимся светофором, перегородившим дорогу. Чёрные она пустых домов недружелюбно рассматривали машину.

– Всё, теперь к делу, – Михаил заглушил двигатель и повернулся к Виктору.

– Зачем мы сюда приехали? – Исаев нервно огляделся. Было действительно жутковато, особенно страшным выглядел сломанный светофор, медленно исчезающий в свете тухнущих фар.

– Чтобы нас с тобой никто не увидел. Контакты с тобой – это риск, сам знаешь.

Конечно Виктор знал, хотя всю злость мира он познал одним из последних. Когда поток сумасшедших начал уменьшаться, вспомнили, что у всех событий были виновники, продавшие миру свои гарнитуры. Вот только оба основателя компании бесследно исчезли, оставив в главном офисе нескольких программистов, забаррикадировавшихся от атак. Всё время они сидели внутри, боясь выйти. Им очень повезло, что отдел закупок накануне успел завезти несколько ящиков печенья и целую батарею бутылок с водой.

Спасённые программисты от радости сразу же сдали находящегося среди них начальника, который изобрёл гарнитуру и написал код для её работы. Вот так все узнали про Виктора Исаева. Каждый день его показывали по всем двум каналам, оставшимся от телевизионной сети, все в мире знали его в лицо. А потом он неожиданно исчез, и ходили слухи, что его спрятали военные, чтобы он открыл им свои тайны. Военные всегда нервничают, когда кто–то без них испытывает способы убийства.

Два года назад Исаев вернулся. Кто–то случайно встретил его на улице и вызвал телевидение. Как он ни старался скрыться, операторы гоняли его по всему городу, делая репортаж за репортажем. Они превратили его жизнь в кошмар, Виктора узнавали все, отказываясь общаться с ним. Ему не продавали ничего в магазинах, не давали денег, не брали на работу, он ночевал в заброшенных домах, но даже там его доставали телевизионные дроны.

– Есть возможность вылечить всех, кто сошёл с ума от гарнитуры, – сказал Исаев, бросивший наконец попытки разглядеть что–то в окружающей темноте.

– Ты это уже говорил. Как? – спросил Михаил.

– Ваш Институт мозга получил контроль над всеми нашими серверами и уже четыре года вы пытаетесь понять, что за данные там собраны, чтобы выяснить, как всё случилось. Так?

– Я не буду это обсуждать.

– Да ничего, я в курсе. А ещё я знаю, что вы до сих пор так ни в чём и не разобрались. И не разберётесь никогда, я позаботился, чтобы никто не разобрался.

– Выходи, – Михаил перегнулся через Виктора, на секунду перестав дышать, и толкнул правую дверь, – и вали отсюда.

– Эй, ты чего?

– Я ничего. А ты со своей философией вали из машины. Мне была нужна информация, а не лекция о твоём превосходстве. Давай.

Темнота в дверном проёме почему–то пахла весенним лесом, но за пределами освещённого салоном пятна прятался страшный полуразрушенный город. Виктор со злобой посмотрел на Михаила и захлопнул дверь.

– Ладно, – сказал он, – гарнитура занималась не только майнингом, она собирала данные о мозге каждого подключённого. На серверах по всему миру лежат изначальные полные образы мозга всех, кто пользовался гарнитурой. Если снова включить систему, но в обратную сторону, то можно извлечь эти образы и перезаписать в мозг всех сумасшедших. Они вернуться в то состояние, в котором были пять лет назад. Своего сумасшествия они помнить не будут.

– Как это сделать?

– Я написал программу, которая извлекает образы и идентифицирует их, чтобы не записать кому–нибудь чужой. Я отдам её тебе за миллион долларов. Новыми долларами конечно. И на банковскую карту. Вот тестовый вариант, – он вытащил из кармана флешку и положил её на панель, – в нём нет нескольких модулей, но по тому, что есть, принцип работы ты поймёшь. А гарнитура подойдёт та, которая и была раньше, но лучше две – за каждое ухо.

– Ты совсем не раскаиваешься в том, что натворил? – Михаил с удивлением смотрел на

Виктора, поражаясь степени наглости этого человека. – Ты сломал мир, а теперь хочешь денег за то, чтобы лишь частично что–то исправить?

– Я ничего не ломал, – огрызнулся Виктор, – я никого не заставлял, я не знал, что случится! Сколько можно?! Что вы все заладили одно и то же? Да и к тому же, если посмотреть на всё с другой стороны – кто пользовался системой? Бездельники, глупцы, неудачники, все, кто не умеет и не хочет работать. В один момент мир можно было очистить от таких людей, но вы сами собрали их по больницам и держите привязанными к койкам или накачиваете наркотой, чтобы они успокоились. Вы сами спасаете их, хотя они были и есть главный негатив всей цивилизации. Ну раз вы такие добрые – нате вам лекарство, пользуйтесь. Только заплатите мне за то, что ВЫ сделали со мной! Вояки два года трясли из меня что–то, чего я не знаю, вы травили своей ненавистью ещё два. Я голубей жрал сырых, с перьями, вот эту куртку на помойке нашёл, так какой–то идиот, проходивший мимо, потребовал, что бы я положил эту тряпку обратно! Ты жил такой жизнью? Вот и не осуждай меня!

– Так ты, выходит, жертва во всём этом? – Михаил нажал кнопку стартера, развернулся и двинулся назад, к разбитой остановке.

– Жертва, не жертва, какая теперь разница? – Виктор закрыл растрёпанную голову руками и уткнулся ею в торпедо. – Ты лучше скажи, мы договорились или нет?

– Я думаю, – ответил Михаил, чувствуя, как машина даже на маленькой скорости подпрыгивает на таящихся в снегу ямах, – помолчи пока.

Они доехали до границы, и он снова перегнулся и открыл дверь.

– Выходи, – сказал он, указывая рукой на горящие недалеко огни города, – флешку оставь. Через неделю, в восемь вечера, на этом же самом месте. Звонить мне не надо, являться в Институт тоже. Понятно?

– Да, – Исаев выбрался из машины и собрался захлопнуть дверь, – слушай, у тебя нет ничего пожрать?

Михаил открыл бардачок, вытащил пачку печенья, провалявшуюся там несколько месяцев, и бросил её Виктору.

***

Он доехал до дома и заглушил машину у самых дверей во двор. Новый дом был гораздо меньше, да и к тому же без собственного гаража. Но это ничего, он всё равно нечасто приезжал сюда, по большей части оставаясь сутками на работе. Со двора залаял Бобби, Михаил зашёл, потрепал вьющегося вокруг ног пса и проверил его кормушку. Соседи от души насыпали псу какой–то вонючей гадости, именуемой кормом для собак, которую Бобби любил больше, чем гонять бродячих котов. Чашка для воды тоже была полной.

– Эх, Бобик, – Михаил смахнул снег и присел на ступеньку, пёс тут же запрыгнул ему на колени и лизнул в нос, – счастливый ты сукин сын!

Он посидел, опёршись спиной о входную дверь, чувствуя, как собака устраивается на ночлег у него на коленях, потом всё же согнал сопротивляющегося пса и впустил его в дом. Бобби, выросший в квартире, очень одобрял, когда вместо будки его пускали ночевать в человеческое жильё. Теперь весь вечер он будет исследовать дом, непрерывно клацая когтями по полу. Главное – не забыть завтра выгнать его обратно. Оставшись в одиночестве, Бобби начинал охотится на туфли и подушки.

Михаил принял душ, вытащил из кармана флешку и долго разглядывал её, не решаясь вставить в компьютер, пока наконец не бросил её на стол, а сам завалился в кровать. Если на флешке именно то, что пообещал Виктор, отдохнуть в ближайшие месяцы вряд ли удастся. Пусть хоть один вечер побудет просто маленьким праздником безделья. Михаил потушил свет, вытащил из–под покрывала подушку и лёг поперёк кровати, как в детстве, уставившись в окно, светящееся огнями соседских домов. На первом этаже Бобби стучал когтями по паркету.

Он закрыл глаза, расслабляясь и отгоняя тревожные мысли о будущем. Но голова, отвыкшая от отдыха, не успокаивалась, заводским конвейером рождая одну мысль за другой. В памяти снова всплыли события того злосчастного первого дня.

С братом на плече он сбежал по ступенькам до первого этажа, не остановившись ни на секунду, чтобы отдохнуть. Спина ныла, руки затекли, но страх был сильнее усталости. В подъезде Михаил привалился боком к стене, чтобы Егор не упал с плеча, вытащил из кармана пистолет и сжал его в руке. Снаружи раздавались удары, брелок продолжал пищать, а к ноге жался скулящий Бобби. Михаил оторвался от стены, крепче сжав брата одной рукой, ткнул пальцем в кнопку на двери и вышел на улицу.

Какой–то мужик сидел на капоте, колотя ладонями по лобовому стеклу, словно хотел надавать пощёчин всему английскому автопрому в лице одной машины. На писк двери он повернул голову, спрыгнул с автомобиля и с воем бросился в атаку на незваных гостей. Михаил остановился, поднял пистолет, прицеливаясь, и, когда до противника оставалось пару метров, нажал на курок. Пистолет не выстрелил, мужик вытянул руки, надеясь ухватить Михаила за горло, тот попытался увернуться, но с братом на плече это было непросто. Он сделал шаг в сторону и тут же наступил на Бобби. Егор рухнул с плеча на асфальт, мужик споткнулся о него, на секунду взлетел и на полной скорости впечатался в закрывающиеся двери подъезда.

Михаил отпрыгнул в сторону и посмотрел на пистолет. Никогда ещё ему не приходилось пользоваться оружием, и, наверное, оно не было снято с предохранителя. Он дёрнул какую–то защёлку, надеясь, что именно она и является предохранителем, и снова прицелился в нападавшего. Тот уже вскочил на ноги, ладонью потёр ушибленный лоб и развернулся для второй атаки. Не дожидаясь, пока он опомнится, Михаил снова нажал на курок, пистолет дёрнулся в руке, огласив двор грохотом, сверху раздался женский вопль, завопили сигнализации припаркованных вокруг машин.

Мужик от звука замер на месте, ошалело осмотрелся и снова бросился вперёд, пуля прошла мимо. Михаил сжал пистолет обеими руками и выстрелил ещё два раза, и нападающий с криком упал ему под ноги. Он катался по асфальту, схватившись за простреленную ногу.

–Ууууууу, – он выл и плакал одновременно, сжимая рану окровавленными пальцами.

Михаил шагнул назад, не в силах отвести взгляд от этой картины. В мужике не было ничего человеческого, просто раненый хищник, одержимый собственной болью.

– Добей его! – крикнул кто–то сверху, и Михаил, подняв голову, увидел жильца, высунувшегося в окно третьего этажа, – ну что ты на меня смотришь? Добей этого гада!

– Не трогай моего мужа! – завопила женщина из другого окна. – Отойди от него, мразь!

Михаил стоял, чувствуя себя гладиатором на арене, ждущим решения судьбы соперника. Все переругивались где–то наверху, и никто не спешил спуститься и помочь. Как за несколько часов все успели стать такими?

Он снова засунул пистолет в карман и под неодобрительные крики подхватил Егора и потащил его к машине, краем глаза заметив, что кто–то вдалеке бежит со стороны дороги, видимо, привлечённый шумом со двора. Он из последних сил затолкал брата на заднее сиденье, захлопнул дверь и поспешил за руль. Из–под машины раздавался жалобный скулёж, Михаил на мгновение нагнулся, схватил Бобби за хвост и швырнул в салон собаку, которая по этому поводу решила издать предсмертный вопль. Через секунду кто–то прыгнул на капот, Михаил нажал на газ, вильнул в сторону, и фигура, перекатившись на бок, упала вниз.

Он снова летел, не разбирая дороги, и уворачиваясь от выскакивающих наперерез людей. Сзади Егор катался по салону, ударяя по пластику головой и коленями, собака с визгом цеплялась когтями за кожу сидений, одновременно пытаясь увернуться от тела своего хозяина. На магистрали по–прежнему было пусто, они быстро проскочили её, и Михаил свернул к своему дому. На рёв машины выскочила пара человек, а он всё разгонялся и разгонялся, объезжая неизвестно откуда взявшийся на асфальте мусор.

Перед самым домом прямо на дорогу выскочила женщина, и Михаил узнал одну из соседок, с которой иногда здоровался из вежливости. За ней кто–то бежал, размахивая над головой куском трубы.

– Бобби! – раздался голос с заднего сиденья, и рука вцепилась в щёку Михаила. От испуга он нажал на тормоз, машина взвизгнула покрышками, отклонилась в сторону, ударилась колесом о бордюр и, окончательно потеряв управление, снесла преследователя с трубой. Убегающая женщина даже не обернулась. Михаил глянул через плечо, Егор снова лежал на кресле, потеряв сознание от удара, снаружи на стекле расплывалось пятно крови. Он отпустил тормоз и поехал к своему дому прямо через газон. Машина накренилась и со скрипом ползла вперёд. Заднее колесо осталось лежать на дороге.

***