– Это мой сын хулиган? – удивился папа Антона.
– Ну не мой же!
Папа Антона не стерпел такого и поставил дизлайк папе Коли. Целился так, чтобы отец с сыном были похожи не только как родственники, но и как получатели дизлайка. Папа Коли не любил, когда его минусуют, поэтому ответил целой чередой дизлайков. Выбежавшая на звук расставления дизлайков мама Коли разняла двух пап и тут же отключила им комментарии, когда они продолжили ругаться.
– Идиоты! Вы что делаете? – спросила она.
– Он первый начал! – сказал папа Коли, показывая пальцем на папу Антона.
За этот поступок папа Коли был забанен и отправлен куда-то вглубь квартиры.
– Вот вы правильно делаете, – тут же вмешался папа Антона, – сначала надо разобраться было!
– Я сейчас Ане позвоню, она разберётся, – ответила мама Коли.
– Какой ещё Ане?
– Жене твоей!
– А вы знакомы? – погрустнел папа Антона.
Вечером папа Антона получил моральных дизлайков на полгода вперёд, Антон тоже не остался обделённым. Они сидели грустные по разным комнатам, потирая дневные ушибы. Радовало только одно – Коля с папой совершенно точно страдают сейчас не меньше.
Утром Коля с Антоном встретились в школе.
– Мир? – предложил Коля.
Антону в этот раз хотелось лайкнуть, но и для этого кнопки не было.
– Мир, – просто согласился он и пожал Коле руку.
– И больше никаких дизлайков!
– Вообще никаких?
– Нет, ну в интернете можно, – разрешил Коля.
– Давай, там папа никого не найдёт.
– Эй, боксёры недоделанные, – крикнул высунувшийся из класса Андрей, – когда следующий бой?
Антон с Колей переглянулись.
– Может быть, один дизлайк напоследок? – спросил Антон.
– Не надо, – махнул рукой Коля, – ты отца Андрюхи видел? Он нашим двоим дизлайков нараздаёт!
Антон грустно вздохнул:
– Дурацкий реальный мир!
Уединение
Писатель Нечаев устал от суеты современного общества, купил себе домик в деревне и уехал туда жить отшельником. Он слышал, что другие писатели тоже так делали. Кто-то книжки так писать любил, а кто-то просто хотел прослыть оригинальным. Писателям разрешено так поступать. Вот если менеджер Иннокентий уедет жить в глухомань, то никто не сочтёт это подвигом. А с писателями прокатывает.
– Удалился от мира, чтобы в тишине создавать шедевры! – скажет читатель.
– А наш дурак в деревню поехал, только и способен коров пасти! – скажет в ответ покупатель, которому Иннокентий продал вагон гуталина.
Несправедливо? Конечно! Но об этом в другой раз.
Нечаев решил, что уединение поможет ему творить. Он выбрал самую захолустную деревню, в которой оставалась пара десятков жителей, и купил там слегка покосившийся домик.
– Я туда не поеду! – заявила Нечаеву жена, когда он рассказал ей о своём приобретении.
– Да это всего на год-полтора! – попытался переубедить её писатель.
– Не хочу, – стояла жена на своём, – давай лучше попробуем ролевую игру. Ты будешь писателем-диссидентом, которого отправили валить лес. А я буду слать тебе посылки с тёплыми носками.
– И тратить мои деньги?
– Да, и тратить твои деньги, – не отказалась она, – ты же не хочешь их тратить. А кто-то должен!
Писатель погоревал-погоревал, но решил, что искусство важнее. Простим его за это, он женат всего двадцать лет, не очень хорошо пока разбирается в женщинах.
Вот так Нечаев оказался на пыльной автобусной остановке с чемоданом в руках. Автобус прокашлялся и укатил в голубые дали, оставив за собой запах сгоревшей солярки. Писатель мечтательно осмотрел лежащие вокруг поля, на которых колосились сорняки, поставил чемодан на горячий асфальт и сел на него.
– Красота! – сказал он и попытался ладонью отогнать от себя висящие в воздухе выхлопные газы.
В прошлый раз, когда Нечаев приезжал сюда на своём джипе, он не заметил этой красоты. Но теперь, в целях единения с природой, решил отказаться и от автомобиля. Потому что мир из салона дорогого авто кажется недостойным тебя. До тех пор, пока мимо не проезжает кто-то на более дорогой машине.
Вдоволь надышавшись, Нечаев снял пиджак, повесил его на руку и зашагал с чемоданом в направлении знака «Кирилловка». Асфальта не было, грунтовая дорога извивалась вокруг редких тысячелетних луж. Нечаев пинал редкие камешки, иногда останавливался и топал в траве ногами, чтобы сбить с туфлей пыль. Над полями летали пчёлы, собиравшие мёд с васильков и ромашек. Действительно красота. Не миллион долларов, конечно, но на первое время сойдёт.
Через полчаса Нечаев устал. Чемодан с самым необходимым всё сильнее тянул обратно в город, ноги ныли от ходьбы, а беспощадное ласковое солнышко до боли натёрло лысину своими лучиками. Пчёлы раздражали непрекращающимся жужжанием, пыль набивалась в туфли. Как же хорошо любить природу издалека! Хоть бери и бросай это затворничество!
Нечаев посидел ещё немного на чемодане, потом открыл его, нашёл в глубинах панамку и натянул её на макушку. Нужно было идти дальше, домик в деревне подобен горе, он тоже не идёт сам к Магомету. Ещё через полчаса, на радость писателю, его догнала повозка, набитая сеном. В повозке сидел хмурый мужик в кирзовых сапогах, камуфляже и картузе. Так нарядиться в жару можно только в том случае, если ты очень-очень хочешь выглядеть хмурым.
– До Кирилловки не подвезёте? – крикнул ему Нечаев.
Мужик задумчиво посмотрел на Нечаева и сделал неопределённый жест рукой. Писатель решил не разбираться, что это значит, а просто перекинул в сено свой чемодан и забрался сам. Мужик не проявил никакого внимания к этому событию, поэтому его жест теперь уже можно было считать согласием.
– А сколько тут ехать? – спросил Нечаев, поудобнее устраиваясь в сене.
– Километров пять ещё, – сказал мужик.
Они, не спеша, тронулись. Лошадь махала хвостом, разгоняя мух, мужик молчал. Нечаев не любил молчания, поэтому попробовал расшевелить попутчика.
– Хорошо у вас здесь! – сказал он в спину хмурому водителю лошади.