Война внутри

– Не знаю, я слышал, что там сейчас всё сложно, конкуренция дикая. Из-за ранжирования популярных тем.

– Ранжирование – отличная вещь! – Уолтер оживляется ещё сильнее. – Когда была полная свобода выбора, люди терялись, а сейчас ты смотришь то, что тебе правда интересно. Алгоритм подбора в ранжировании просто невероятен! С интуитивными составляющими и полным штатом аналитиков и телепатов.

– В любом случае это нужно делать не раньше чем через две-три недели. Когда обезьянка упадёт с вершины, – парирует Юрий с тоской.

Сергей плохо ориентируется в этой теме, поэтому решает уточнить:

– Что за обезьяна?

– Шимпанзе, одетый в детскую одежду, на гравитационном скутере разъезжает под весёлую песню, в которой поют: «Шимпанзе на гравитационном скутере». Этот ролик уже неделю забирает весь бесплатный трафик. А платный трафик мой приятель не потянет, – грустно заключает Юрий. – Хотя шимпанзе действительно забавный, – добавляет он. А затем оживляется, обращаясь к Сергею: – Хотите посмотреть?

– Отстань от меня со своей макакой. Я что, идиот? Неужели и через сто лет люди по-прежнему будут тратить своё время на просмотр шимпанзе в детской одежде, разъезжающих под забавную музыку?

– Так его повсюду крутят, неужели вы не видели? – Юрий удивлён, и в его вопросе звучит извинение.

– Нет, – отрезает Сергей.

– Кстати! А напишу-ка я курсовую про интуитивную составляющую каналов в Сети, – оживляется Уолтер. – Отличная тема!

«И правда отличная», – думает Сергей с сожалением, что не ему эта идея пришла в голову.

– Я побежал писать, пока запал есть! – с воодушевлением сообщает Уолтер.

– Мне тоже пора, – кивает Сергей.

Быстро попрощавшись, старики отправляются в сторону своих белых клеток. Юрий остаётся с ребятами, его ждёт молодой и полный эмоций вечер. Уолтер недоволен темпом движения Сергея и вскоре оставляет того одного.

Неплохие стихи погружают Сергея в себя, заставляя возвращаться к реальности лишь в моменты волнения об экзаменах. Перед самым входом в здание старик замечает недавнего инженера, секунду колеблется, подходить ли к нему, но настроения нет. Сергей лишь кивает, получая кивок с расслабленной улыбкой в ответ, и ныряет в расползшиеся сияющие двери.

Помещение с длинными коридорами. Приятный пол и мягкие тапки-кеды, практически поглощающие звуки шагов. Предчувствуя рабочий вечер в одиночестве, Сергей начинает несколько грустить. До приёма следующего креста ещё так много времени! Ничему не спасти старика от этого настроения.

Развалившись на кровати, Сергей выискивает в доступных библиотеках информацию по шторке от Бога. Устройство каждого такого прибора одинаковое, а дизайн Сергей выбирает оригинальный – такой себе огромный лист клёна. Поскольку информации не очень много, старик пытается её чем-то дополнить. Разведение текста общими фразами делает тот всё более жидким, так что Сергей решает включить в работу расчёты. Это может стать большим плюсом. Но расчёты нужно переделывать исходя из его личных начальных параметров. Это значит, что делать их нужно самостоятельно. Через два с половиной часа Сергей чертовски устаёт и бросает недоделанную курсовую. Хорошо, что он вообще за неё сел. Старик валится на кровать. До креста ещё полчаса. Если сейчас перестать что-либо делать, он останется один на один с собственными ночными мыслями о семье. В последнее время Сергей открывает всё больше граней в таком ощущении, как разлука. Как нелепо было давать этому чувству одно общее слово для названия!

Старик залезает в терминал вновь и смотрит чёртов ролик про шимпанзе. Улыбается. У него мелькает мысль: а что, если все остальные люди смотрят этот ролик с тем же чувством, что и он? Открывают лишь затем, чтобы отвлечь себя от жизни. Тогда все люди невероятно одиноки, а этот шимпанзе… Нет, не так: а этот шимпанзе – шимпанзе Одиночества. Единственный шлюз между человеком и той хлещущей пустотой, которую так усердно выбривают все годы войны. И на пустых местах, порезанных, – там никого. Человек сам, именно с той гранью разлуки, когда понимаешь: даже обратиться или позвать… ты просто не имеешь права.

Сергей скатывается с кровати и принимает крест.

Глава 2

Лопата Жени натыкается на кусок металла. Он начинает лихорадочно откапывать свою находку. Значительная яма почти полностью скрывает сутулого человечка на тонких конечностях. Тяжёлое дыхание сквозь давно грязную маску. Мужчина приседает и очищает найденное нечто от земли руками в двух парах дырявых перчаток, одни поверх других. Под грязью обломок приклада.

Ничего стоящего.

Женя садится на дно и облокачивается о черенок лопаты.

Ничего стоящего всю неделю. Достаёт и выкидывает на склад таких же копеечных находок рядом с ямой. По крайней мере, можно сдать на металлолом. Женя с тяжёлым сердцем думает о синтетическом бульоне, на две трети разбавленном водой. Это то, что сегодня ему предстоит получить на ужин. И то же сделать для мамы. Она его снова будет изводить. Как он всё это ненавидит! Эту вечную нищету. Чёрные тучи превращают воздух в парилку, и человечек вынужден стирать грязным рукавом пятнышки пота со лба. Встаёт: время продолжить раскопки. Женя думает, что у него есть шанс найти другие куски орудия. Может, даже целые детали.

Их городок стоит на холме, закрывающем от сильных бурь. С почвой тоже повезло: тот кислотный яд, который протекает на равнинах, тут не задерживается. Можно спокойно сесть, не нужна специальная обувь. Или вот – копать.

Лопата натыкается на что-то ещё. Если бы это была мина! Женя продал бы её и смог бы жить месяц, не заботясь о будущем. Какая же это мина? Наверняка будет бессмысленный хлам. Заговаривая удачу, Женя делает вид, что ничего от неё не ждёт.

Ещё один бесполезный обломок древнего ружья! Мужчина чертыхается и пинает ногой край своей ямы.

На заднем плане раздаются радостные покрикивания. Женя выглядывает и видит проклятого пухлого Джо. Мерзкий, гадкий, мелкий тип. Купил территорию рядом с Женей у местных заправил. Выкапывает оттуда вечно что-то и радуется.

Все! Все в округе знали, что Женя тогда копил на этот участок. И, если бы его мать была чуть менее требовательной, участок уже был бы его. А теперь он вынужден терпеть насмешки этого подлеца.

– Чего? Нашёл что-то? – не выдавая своей ненависти, с улыбкой спрашивает Женя у Джо.

– Ах-ха! О да! Смотри! – Джо показывает бесформенный кусок металла. – Генератор! Знаешь, сколько это стоит?

Женя не может отсюда разобрать, что это и сколько оно может стоить, но он сгорает от зависти.

– Да, делишки у меня неплохи! Отличное место! А у тебя как, соседушка? – мерзким радостным голоском продолжает Джо.

– О! У меня тоже день сегодня удачный. Смотри! – Женя залезает в яму, отрывает кусок бесформенной хламиды, в которую одет, и заматывает в него кусок ружья. Выбирается, снимает защитную повязку, растягивает лицо в самой счастливой улыбке. – Вот! Это будет сегодня мой кусок белкового мяса! – Радостно трясёт.

– О-о-о! – глупо сложив свои крупные губы, тянет Джо. Вечно он звуками общается. Что за тип! – Поздравляю-поздравляю.

– И я тебя, соседушка, – радостно отвечает Женя.

Настроения нет, впереди только кромешная темень ночи. Пора собираться. Женя сваливает свой металлолом на тряпку, заворачивает и взваливает на спину. Машет на прощание рукой Джо и направляется в сторону дома.

Тяжёлая ноша и привычный пейзаж.

Вскоре начинаются сколоченные из кусков битых камней и завалов расплавленного асфальта разнообразные постройки их городка. Или посёлка? Когда Женю спрашивают проезжающие по дороге челноки, он им всем отвечает, что это мелкий городок. Чёрные коробки контейнеров, крошечные юрты или низкие крыши землянок ютятся вокруг небольшого реинкарнатора и источника фильтрованной воды. Всё это ему осточертело! Мужчина кашляет – давно пора поменять повязку, но денег нет. Хорошо, что ветер несёт из Порта чистый воздух. Или Женя просто убеждает себя в этом? Там у них стоит самый настоящий очистительный завод. А тут – только слабые отголоски. Но лучше, чем ничего. Женя погружён в размышления о круговороте тех жалких копеек, которые он умудряется заработать, раскапывая окраины Красной равнины. Археологи уже давно выкопали всё стоящее тут и перебрались на сами Красные Пески. Вот бы ему попалась мина! Может, он собрал бы все пожитки и уехал так далеко, как только можно. Но мать… Её оставить нельзя. Да, именно в ней причина!

Женя отпирает рыжий, собранный из битого стройматериала и глины домик. Тёплый жёлтый свет от практически вечных грибных ламп, в нос врезается запах человеческого жилища. Сваливает металл при входе.

– Ты? – старческий голос из груды мятого рванья.

– Я. – Уставший за день Женя снимает повязку. – Меняла сегодня фильтр на окне?

– Если надо, поменяй сам. Я в этом доме много не дышу.

– Я целый день рою эту проклятую всеми грязь! Устаю, как… Могла бы и поменять.

– И что, нарыл что-то, копатель? – В голосе звучит сарказм.

Женя молчит. Садится на старый, с расползающимися ножками стул, стягивает прохудившиеся в нескольких местах ботинки. Огромная, предназначенная для защиты ступни от повышенной кислотности подошва стёрта почти наполовину.

– Что молчишь? Работничек!

Женя ненавидит это, он чувствует несправедливость упрёков. Ему кажется, что он постоянно работает и единственный что-то делает для этого дома. Он тихо стучит кулаком по стене.

– Если бы ты был мужиком, а не говном, давно бы уже отправился на Красную равнину. Просто боишься боли, вот и всё. Жили бы нормально, жрали бы что-то получше синтетического бульона. У аборигенов бы мясо ментотараканов купили. Или даже синтезированное. Вот чем ты будешь меня сегодня кормить? Постарайся что-то придумать.

– Ты же знаешь, у нас ничего нового не появилось! Продам хлам, что сегодня выкопал, может, будет тебе на медовицу. Ты же любишь медовицу?