Война внутри

Интерес перерастает в охоту. Небо полностью гаснет, и мужчина передвигается в кромешной темноте. Равнина таит в себе множество опасностей, но загнанный в угол человек просто не способен думать о них.

Петляя и сбиваясь, Женя находит один ориентир за другим.

Свет. Почти отсутствующий и практически невидный. Но Женя, пробирающийся в слепой темноте, не может пропустить его с такого близкого расстояния. Свет выманивает его и позволяет оценить контуры встретившейся ему фигуры. Женя не уверен, но похоже на нагромождение барахла, парящего в воздухе. Рядом с барахлом – непонятные небольшие холмики, к которым идут натянутые тросы. Видимо, возвышения удерживают весь этот хлам и не дают ему улететь в неизвестном направлении. Что хлам именно парит, сомневаться невозможно. Женя видит, как порывы воздуха легко колышут массивную кучу. Только натягиваются со скрипом верёвки. Странно, но куча не набирает высоту, она держится на слабо меняющемся расстоянии от земли, совершая только раскачивания в стороны.

Женя уже собирается подползти ближе, как слышит непонятный писклявый крик. Или плач. Однозначно понять невозможно. Звук пугает и ужасно раздражает, исходя прямо из тёмного нагромождения. Странная случайность заставляет его замереть.

И тут одна из стен недалеко от Жени трескается отваливающейся фигурой человека. Явно высоченного мужчины с длинной палкой в руке. Женя легко угадывает в очертаниях популярное ружьё пустошей – «носорог». Дорогая и надёжная штука. Мужчина охранял кучу, привалив себя хламом и спрятавшись за камнем. Случайность взбудоражила его, спасая при этом Женю от ловушки.

Куча тоже надламывается – по ней идёт светлая полоса открывающейся двери, впуская охранника внутрь, а Женя успевает заметить молодую ухоженную женщину с дёргающимся маленьким человеком на руках.

Младенец.

Младенец!

Женя понимает, что за крик так раздражал его. Ребёнок! Он не верит в увиденное. Ребёнок. Просто невероятно! Детей не было уже лет двадцать пять. Дети просто перестали рождаться. Но Женя только что видел Младенца. И тот кричит, словно доказывая: я жив, я существую, ты не ошибся.

И всё равно мужчина не может поверить. Этого просто не может быть! Это не просто чудо, это просто невозможно…

Словно ударенный током, Женя неуклюже пробирается ближе к дому. Если мужчина был не один, сейчас прозвучит выстрел. Но Женя добирается до барахла живым. Он должен убедиться.

– …старается. Ты видишь, ей тут не нравится. Всё равно после удара мало кто будет слоняться. Тем более среди домов. – Усталый голос женщины слабо доносится сквозь стены. Женя трусливо прикрывает ладонью рот. То ли от удивления, то ли опасаясь выдать себя неосторожным словом.

А ребёнок всё ещё кричит.

– Ты же знаешь, это временно. Мы тут всего на неделю, может, меньше. Мне это нравится ничуть не больше, – виноватый голос мужчины. – Дай мне её, может, у папы получится успокоить. – Дальше идут непонятные пощёлкивания и набор звуков, смешанный с приторно-ласковыми словами. Женя не может понять, зачем мужчина это всё издаёт, но через пару минут ребёнок замолкает.

Понятно, что сейчас мужчина вновь выйдет из парящего дома. Женя в ужасе удаляется прочь. Сначала медленно и тихо, а затем со всех ног.

Чудо! Он только что видел чудо! У людей на равнине родился ребёнок.

Он думал, что снаряд и Нина были его шансами. Были его удачей. Как же он ошибался! Это были лишь шаги. На пути к ЭТОМУ.

К чуду!

И за это чудо ему щедро заплатят. Заплатят так много, как он ещё никогда не видел. Так много, что он сможет скупить весь городок, всех проституток и построить личный воздухоочистительный завод, если такой ему вдруг понадобится. Заплатят, нет, не эти мелкие червяки – дураки из борделя. У них просто нет таких денег, он не пойдёт разменивать увиденное на их жалость. И не мусорщики. Ему заплатят Тофу.

Их город чересчур мал для Тофу. Хотя, Женя уверен, рано или поздно те доберутся и до таких крошечных посёлков. Сейчас их чёрные башни располагаются в любом более-менее приличном скоплении людей. Они верят, что ад просто «провалился» на Землю за все её грехи. Человечество именно поэтому не может умереть, потому что уже мертво и просто отбывает наказание. Религия Тофу – боль. Чем больше боли выносит человек, тем ближе всеобщее спасение. Ведь в аду положено страдать, искупая вину. Впрочем, религия не мешает им быть монополистами смерти – каким-то образом они могут покрыть человека и весь его скарб некой ментальной печатью. Погибая, такой человек возрождается в ближайшем реинкарнаторе, но со всеми опечатанными пожитками. После перерождения печать спадает – и всё по новой. Ограбить такого человека невозможно.

Женя много раз слышал всю это болтовню и, как все, люто ненавидит жрецов боли. Он уверен: Великий Катаклизм случился из-за них. Иначе откуда столько познаний о смерти? Сам он никогда в жизни не ставил печать, но сейчас это и не важно. Он прекрасно умел прятать свои пожитки. До недавнего времени.

Ещё каждый знает, что Тофу щедро скупают все чудеса равнины и последствия пси-бурь. Например, после прохождения позитивной волны можно встретить кота. Словно привет из того, древнего мира. А коты им особенно нужны. Тофу распинают и пытают этих существ так долго, как только позволит животный организм. Тофу верят в энергию боли, используют её для своих магических ритуалов и получают из неё силу. Волшебные существа из прошлого дорого вознаграждаются. Женя знает это. А ещё жрецы справедливы: они чётко следуют своим правилам.

Сложно даже представить, какую сумму Тофу выплатят за младенца.

Жене всё равно, что они будут делать с визжащим человечком. Награда даже не позволяет сомневаться. К сожалению, он не сможет один справиться с вооружённым мужчиной. Ему нужна надёжная команда – ещё один-два напарника. Лучше один – доля не резиновая. И это не должны быть ублюдки – охранники караванов. Нет, лучше пусть это будут чёрные археологи. Кто-то, кто посещает Красные Пески каждый день и сможет в целости доставить ребёнка к чёрной башне. Плюс этот кто-то должен ему поверить. А ещё у археологов есть какой-то свой сложный кодекс, применимый к найденным чудесам равнины. Женя слышал о нём. Он надеется, что кодекс не позволит им легко оставить его без выручки.

Сейчас Жене нужно как-то добраться до Порта. Найти там подходящих людей. И успеть обратно до того, как семья с ребёнком уйдёт. Как же у него мало времени! Идеальным вариантом было бы сразу пойти к Тофу. Но те вряд ли ему поверят. Или ещё хуже – поверят, но когда они придут, мужчину с барахлом и ребёнком не обнаружат. В таком случае Женю ждёт что-то похуже смерти от каннибалов. Его будут мучить и перерождать ещё множество лет подряд. Женя содрогается от мысли о подобном.

Ему везёт, и он без происшествий покидает нагромождение развалин. Впереди маячит низкорослый городок. Сначала Женя двигается бегом, но затем ему приходится перейти на быстрый шаг. Всё-таки он не самый спортивный человек. Женя делает круг к тайнику, забирает награбленное у Нины. Его мозги закипают – он лихорадочно делит проценты с вознаграждения, видит, как его убивают, и продумывает, что купить в дорогу. Пока Женя копается в мыслях, на горизонте появляется гнилой нарост реинкарнатора, словно давно отмерший кусок гангрены, обёрнутый белым кирпичом. Женя отчётливо видит, как скользит прямоугольная заслонка в толстой металлической двери сарая рядом с возрождающим искажением. Это мусорщик или охранник таращится из стальной ночлежки на бегущего сумасшедшего.

Через десять секунд рука Жени бешено молотит в металлическую дверь. Заслонка вновь отъезжает, и охранник нарочно лениво скалится из отверстия, задавая глупые вопросы.

– Что надо?

– Зови мусорщика! У меня товар! Срочно-о-о! – срывается и верещит на последнем слове Женя, оглядываясь по сторонам.

Видимо, мусорщик внутри поднимается, потому что охранник как-то резко замолкает и тихо щёлкает засовами. Впрочем, всё равно делая всё специально медленно.

Женя заскакивает и достаёт хлам мёртвой проститутки, зачем-то демонстрируя его в вытянутых руках. Словно обезумев, он замирает с выпученными глазами. Мусорщик равнодушно осматривает товар, наконец, спрашивает:

– Сколько?

– Набор путешественника на неделю, вместо масок – противогаз и нательная граната.

Не торгуясь, мусорщик соглашается, взвешивая на руке новенький фильтр. Словно огонь, по спине Жени бегают глаза и холодные сопла автоматов охранников.

Женя лихорадочно вываливается из закрытого помещения, на секунду прислоняется к стене. Если бы не стресс, его давно уже пожирал бы сон. Мужчина смотрит в тёмное, без звёзд, небо.

– Помоги мне! – Он смотрит вверх, по коже бежит дрожь. Не имея больше времени, Женя перебежками бросается к тайнику. Прячет всё, кроме нательной гранаты. Усталый, добирается обратно к развалинам домов. Здесь ему нужно укромное место. У него только один способ обеспечить себе контроль над выплатой доли. Женин план выглядит следующим образом. После того как наёмники добудут ребёнка, Женя будет угрожать смертью себе и ребёнку от гранаты. Нехитрая система будет приходить в действие, в случае его гибели взрывая вместе с ним и рядом стоящих. Никто не знает, будет ребёнок воскрешаться или исчезнет, как и все прочие чудеса равнины. Кроме того, если ребёнок и воскреснет, то в местном реинкарнаторе под взорами других алчных ублюдков. Так что наёмники предпочтут дать Жене донести мелкого до чёрной башни и гарантированно забрать свои и без того гигантские деньги.

Чтобы подстраховаться, Женя хочет спрятать гранату в развалинах и подобрать её только уже перед самым концом – когда получит ребёнка. Так его будет сложнее разоблачить. План не очень хорош, но другого у Жени нет. Было бы времени побольше!

А теперь обратно.

Начинает светать.

У Жени всего несколько часов до выхода. Лучше ему прибиться к остальным путникам и сумасшедшим, в лохмотьях тянущимся из городка. Они курсируют, следуя за караваном мусорщиков. Так безопаснее, и если караван погибнет, некоторые одинокие счастливчики могут поживиться его остатками. Башни Тофу в городке нет, так что ценные товары без печатей тоже останутся в ядовитых песках.

Женя забирает вещи из тайника и, тяжело дыша, добирается до криво сбитых загонов. Разбитые деревянные навесы щерятся частоколом поломанных лавок. Человек двадцать пять, хаотично распределившись, спят – кто на досках, кто на горе тряпок. Пыль является королевой здешних мест. Женя приглядывает пустующий угол и, стараясь никого не задеть, пробирается в него. Садится. Доски неприятно упираются в ягодицы. Мужчина позволяет себе, наконец, расслабиться и, облокачиваясь на спинку, закрывает глаза. От усталости мир идёт кругом. При этом характер заработанной усталости таков, что мешает прийти спасительному сну.

Женя снимает повязку. Непривычно обдувается нижняя половина лица. Какое-то время мужчина сидит в ступоре, предаваясь странным ощущениям. В горле появляется необычный привкус. Или Женя себя накручивает? Всё-таки и эта повязка уже никуда не годилась, так что разницы практически быть не должно. Он рассматривает тёмное пятно в области рта на валяющемся под ногами лоскуте. Повязка видится в пыли пухлым мёртвым червем. Женя ещё раз вдыхает отравленный воздух полной грудью и достаёт набор профилактических таблеток, купленных в комплекте. Даже противогаз полностью не спасёт его от химического отравления, а таблетки помогут организму дольше сопротивляться. Семь штук, как и заказывал. Женя достаёт первую, бросает в рот. Проглатывает, таблетка остро идёт по горлу, оставляя болезненные ощущения. Жутко хочется пить. Женя достаёт пустую флягу – её он наполнит из фильтрованного колодца уже перед самым выходом. Вешает флягу на пояс, пряча её среди гор просторных лохмотьев, служащих одеждой. Задумавшись, сидит просто так ещё пару минут. Его пожирают страхи и стресс. А вдруг ничего не выйдет? Хочется вскочить и всех торопить. Эй, запускайте караван! Усталость отступает. Погрузившись в свои мысли, Женя почему-то теребит нижнюю губу, страшно оттопыривая её вниз и показывая красные с жёлтым дёсны.

В себя его приводит приступ мерзкого кашля. Справившись с ним, таки надевает противогаз. Снимает свои старые ботинки, достаёт новые. С удовольствием рассматривает покупку через круглые окна противогаза – ношеные, но полностью целые ботинки путешественника. Огромная подошва из специального пружинящего материала будет держать его ступни на безопасном расстоянии от жара кислотных или щелочных поверхностей, разъедающих плоть за пару часов. И последнее – «швабра». Женя достаёт и рассматривает её. Поскольку спать на равнине нереально, приходится привязывать себя на ночлег к подобным раскладным деревяшкам. Спать сидя Жене доводилось лишь несколько раз – ничего, с этим поможет свыкнуться тяжёлый дневной переход.

Женя натягивает ботинки, свои оставляет под лавкой. Кутается плотнее в лохмотья и валится на твёрдые доски. Ожидание выхода и волнение не дают заснуть, словно открытую рану, теребя мозг. Женя боится не успеть обратно, боится погибнуть по дороге, боится, что его найдут бандиты, отвечающие за проститутку. Он боится, что его попробуют ограбить люди рядом (хотя община скитальцев за такое калечит воришку и бросает среди равнины). Женя боится, что у него всё выйдет, и боится быстро не заснуть – ведь впереди долгий и сложный переход через пустоши.

В терзаниях он проводит мучительно долгие три часа, пока ведущий не начинает голосить странным заунывным голосом – караван мусорщиков трогается. А значит, скитальцы в лохмотьях должны спешить.

Тёмные и растрёпанные, словно всполошённые вороны, они тянутся из города. Круглые головы противогазов и капюшоны с повязками. Эти люди не выглядят счастливыми. Впереди маячит обоз мусорщиков на электромоторе. Гружёные носильщики тянут огромные рюкзаки, а взбодрённые охранники, словно злобные овчарки, пасут свою человеческую отару, то тут, то там подгоняя рабочих.

Женя мог бы дойти до города, таща на спине какой-то груз. Заодно и заработать. Но он не уверен в том, что сможет дойти и без обременительного рюкзака.

Мужчина рад – наконец они в пути. Он рад и испуган – приходится покидать привычную клоаку поселения. Выйдя из городка, Женя приостанавливается, оглядывается на знакомое до боли скопление домиков. Не двигаясь, он рассматривает его в стеклянные круги противогаза. Женя не отдаёт себе отчёт в действиях.

Последний человек равнодушно минует зазевавшегося путника.

Женя ждёт ещё секунд пять, а затем бежит следом, тяжело пыхтя в плотной резине.