Война внутри

– Когда это ещё будет?! Сколько я могу терпеть эту горячую воду на завтрак и ужин? Ты видел, что Жанке муж приносит? Видел?

Женя старается не встревать. По тону слышно, что мать успокаивается, главное – успеть в этот период времени протолкнуть ей синтетический бульон. А потом ретироваться в какой-нибудь угол. Крошечный домик практически оставляет Женю без личного пространства. Где взять деньги на медовицу? Нужно завтра постараться найти что-то получше. И желательно с самого утра. Реально ли это? Женя гонит от себя эту мысль. Нужно просто прожить ещё один день. Ещё одну бессонную ночь. Холод накрывает их городок.

Мать ужинает и засыпает. Женя допивает остатки питательной жижи из пластмассовой упаковки. Их блок супов давно подходит к концу. Как он потянет это всё купить? Непонятно. В идеале не нужна им медовица. А нужен новый фильтр. Но матери всё равно. Она чересчур любит сладкое. Она не всегда была такой, это болезнь таза всё усугубила. Женя хочет наорать на неё, ответить чем-то на все свои мучения. Но вместо этого он тихонько бросает в угол пластмассовую чашку. В сердцах, так сказать. А затем трусливо проверяет, не разбудил ли этим грозную женщину. Что он за человек? Стараясь не шуметь, надевает серую повязку, напяливает привычные ботинки. Потерпите ещё, пожалуйста. Он обязательно найдёт что-то стоящее!

Выходит, впереди тянется дорога. Иногда ночью по ней ползут огоньки – вереницы челноков или мусорщиков. Все они тянутся в Порт – город на краю Красной равнины.

Красная равнина – это местная достопримечательность. Если где-то ещё сохранились достопримечательности. Говорят, это был источник Катаклизма или военная база. Кто-то говорит, что тут происходило огромное сражение, спровоцировавшее волну. Женя не знает. Одно точно: на самой Красной равнине и вокруг большие скопления искажений и различного древнего хлама. За одно и второе отвешивают крупные суммы. Женя размышляет, смог бы он попасть на равнину, стать успешным археологом. Сейчас это слово приобрело несколько иной оттенок. Он смотрит в чёрное небо. Давно бы покончил с жизнью. Или силёнок бы не хватило? Права ли его мать?

Сама Красная равнина – это пустыня алого песка, который вруны считают какой-то преобразованной кровью. Что интересно, на ней отсутствуют реинкарнаторы. Женя пытается представить себя с гигантским автоматом за плечами, бредущим с горой находок в рюкзаке. Что бы тогда она сказала? А? Повернулся бы у неё тогда язык?

Он бы тогда покупал медовицу себе.

Завтра тяжёлый день. Нужно идти спать. Женя отправляется в дом. Печь тлеет возле горы грязных тряпок, среди которых спит его мать. Он занимает место напротив, максимально отдаляясь.

Утро.

Мать ещё спит. Женя думает, что можно было бы стать алкоголиком. Говорят, это помогает забыться. Но мама ему не разрешит. Как-то он пришёл подвыпив. Она устраивала ему скандалы ещё три дня. Оно того не стоит.

Женя заливает в себя горячую похлёбку. Наливает порцию матери. Осторожно трогает её за плечо. Пока она сонная, быстро одевается, хватает сваленный в кучу металл и выходит из дома. Он не выспался, настроение ужасное. Женя ненавидит всех вокруг и себя ещё сильнее, чем обычно. Это всё они виноваты! И Джо, это всё он! Этот замечательный участок должен был принадлежать Жене.

Тощий человек, выкатив бёдра вперёд, сутуло идёт к площади с реинкарнатором в центре городка. Женя вновь смотрит на дорогу. И в небо. Куда ему теперь бежать? Интересно, скольким ещё людям, как ему, хочется издохнуть прямо на месте?

Но ничего не выйдет.

Серое искажение реинкарнатора окружено белым кирпичом. Рядом гора грязной человеческой одежды. Жене нужны мусорщики. Аборигены тоже скупают металлолом, но обычно меняют его на свои товары. Жене сейчас такое не подходит. Мусорщики – основные поставщики товаров по всей пустыне. Огромные, сбитые из когда-то молодых столбиков дерева чу-чу раскладки сейчас практически пусты. Из-за размера пропустить их невозможно. По мере приближения всё чётче видно изъеденное пустыней и временем дерево. Фигура в дорожном пыльном плаще уже ждёт путника с металлом.

Мусорщик – обмотанный грязными бинтами, скрывающими все выступающие на поверхность участки плоти. Отсутствует правый глаз. Женя особо не задаётся вопросом «почему?». Ему многое в этой жизни безразлично. Но он слышал, что это часть религиозных взглядов или условие принятия в клан. Что же это за клан, что нужно где-то свой глаз оставить? Женя устало сваливает перед мусорщиком хлам. От нечего делать он бесстыдно пялится на замотанное в бинты худое лицо. Грязные полоски ткани делают мусорщика похожим на какую-то куклу болеющего человека. Выдаёт его только живой, двигающийся глаз с потёками свалявшейся пыли в углу.

Мусорщик достаёт деньги и отсчитывает Жене довольно честную сумму. Несмотря на это, Женя начинает хныкать, упрашивая повысить вознаграждение. Ему сейчас не до выбора методов. Мусорщик игнорирует его потуги, молча забирает металл иссушенными ручонками и скрывается в глубине раскладок с ящиками.

Женя в сердцах пинает врытый деревянный столбик, быстро разворачивается и уходит. Чтобы не получить от охранников. Вдруг им что-нибудь взбредёт в голову.

Пока утро, нужно успеть хоть что-то выкопать.

К своей яме он добирается почти одновременно с Джо.

– Ну что, с началом тяжёлого рабочего дня вас, соседушка? – приторно приветствует его мерзавец.

– И вас, – огрызается Женя и скорее прыгает в яму, чтобы не видеть радостное лицо с этими сочными губами. И чего он без маски ходит? Или нравится от химического отравления каждый раз умирать?

Потея и чертыхаясь, Женя продолжает раскопки. У него есть своя система, и Женя уверен: скоро ему должно повезти. Шансы растут с каждым днём!

К концу дня настроение пропадает полностью. Женя ничего не нашёл. Вообще. И жрать хочется невыносимо. Одним бульоном сыт не будешь. Он больше не может это терпеть. Стараясь не шуметь, Женя выбирается из ямы так, чтобы Джо его не застал. Чёрные с прослойками ярко-жёлтого тучи красиво покрывают небо. Женя возвращается в город. Центр оживлённо бурлит чахлыми остатками жизни: несколько человек что-то продают мусорщикам. Женя заглядывает к аборигенам и покупает у тех пару лепёшек. Уходят все деньги, заработанные вчера. А фильтр на окно? О медовице не может быть и речи.

Вымотанный за день, Женя воровато съедает одну лепёшку.

В тихом одиночестве бредёт обратно, перебирая лихие мысли. К вечеру температура значительно падает, и пальцы в дырявых перчатках приходится кутать в вонючие тряпки.

Добравшись до дома, почти час Женя мнётся перед дверью. Страх мешает вернуться. Он хочет как можно меньше времени провести в этом проклятом гараже. Ближе к ночи Женя слышит из строения режущий сердце плач своей матери. Собравшись с силами, он отпирает дверь и молча заваливается в дом.

– За что ты меня так ненавидишь? Что я тебе такого сделала? Наверно, и медовицу не принёс? – голосит нечто грязное, протягивая кривые руки из горы хлама.

– У них не было медовицы. Я купил тебе лепёшку. Сам вот ничего не ел ещё. – Женя трусливо протягивает продолговатый хлеб груде тряпья. Оттуда вырывается рука и грубо бьёт его по запястью. Лепешка летит в угол комнаты.

– Убирайся со своей подачкой! Ты не сын, а кусок дерьма! Что ты за мужчина, если не можешь позаботиться о своей матери? Как мне с тобой не повезло!

Женю пожирает обида. Он на четвереньках пробирается в угол и подбирает испачканную, но такую заманчивую лепёшку.

– Дай сюда! – повелевает властный голос из тряпок. Женя с сожалением отдаёт. – Убирайся из дома! Сегодня я хочу ночевать тут одна.

Человек в рванье покорно выходит из маленькой груды стройматериала, который можно назвать хижиной. Он с силой пинает кусок асфальта и пробивает себе ботинок ещё в одном месте. Садится на уступ, хватается за голову. Ему совершенно не интересно, что делать дальше. Он давно застыл в «сейчас». Как и этот проклятый стареющий мир. Женя погружается в пучину своего несчастного положения и бродит там ещё около двух часов.

Словно очнувшись, он понимает, что зверски замёрз. Ночной холод и сидение на одном месте практически обездвижили его ноги. Мужчина встаёт, немного растирает голень, мочится, помогая себе негнущимися ледяными пальцами, и заходит в спящий дом. Тихо, чтобы никто не проснулся, Женя залезает под вожделенную груду воняющего тряпья, заменяющую ему ложе. Тепло и дневной труд мгновенно его отключают, позволяя встать только часам к десяти.

Сегодня будет его день! Но сначала нужно принести хвороста для самодельной печки, выменянной в хорошие дни у аборигенов. Печь собрана хитрым способом и выпускает весь яд пережжённых веток наружу.

Женя выбирается в ссохшийся палисадник рядом с городом. Холмы битого камня – говорят, это остовы древних многоэтажек – высятся среди высохшего и выгоревшего насаждения деревьев чу-чу. Далеко забредать опасно, поэтому Женя на скорую руку нахватывает небольшую вязанку, осторожно озираясь по сторонам. Наконец непонятный шум спугивает его. Чёрт с ним, не хватало ещё неделю провести в реинкарнаторе.

День он встречает возле обломков моста. Словно кости огромной рыбы, топорщится тот иглами арматуры, подсвеченный зеленоватым горизонтом. Какие-то очередные химические испарения добавляют сказочности бредущему оборванцу с грудой палок за спиной. Ветер гонит с равнины красноватые вихри, заставляя человека сильнее прижимать повязку к лицу. Вот бы накопить на защитные очки!

Придя к яме намного позже обычного, Женя неистово бросается копать. Но к вечеру все его усилия заканчиваются ничем. Женя готов выть от безысходности. Что делать? Никто не одолжит ему денег! Подходит к концу даже запас упаковок супов.

На следующий день всё повторяется. Только у матери хватает сил, чтобы на него орать. Женя начинает больше времени проводить в яме, лишь бы не сталкиваться с этой женщиной так часто. За неделю он выкапывает всего несколько жалких кусков металла. Приходится сокращать свой рацион почти в ноль. Дни тянутся одинаково: мужчина встаёт, приносит хворост или ведро мутной воды, а затем до самого вечера роет яму. Позднее возвращение, стоны и ругань матери (как она только держится?) и апатичный сон.

В четверг Женя делит последнюю половинку супа на две пластмассовые миски. А к вечеру его яма вновь пуста. Такое уже было. Так бывает. Вот что он твердит себе. В прошлый раз после подобного простоя он нашёл мину. Будет ли так же? Наверняка!

Мужчина добредает до проклятой ямы. Джо уже роет. Ну и пусть. Женя забирается в вытянутый котлован. Огромное количество его усилий, превратившихся в отсутствие земли. Забирается и садится на землю. Он сидит так около четырёх часов, ничего не делая. Сил почти нет, но причина не в этом. Ему страшно копать и вновь ничего не найти. Не найти свою мину. Что, если и сегодня снова ничего? Ответа нет.

Он смотрит в небо. Просить или проклинать? Вот что он пытается понять. Хотя он уже просит и уже проклинает. Эта мысль отрезвляет.

Женя берёт лопату и неистово вгрызается в землю. Всё по системе, идеальный расчёт. Сегодня он не совершит ни одной ошибки. Сегодня у него нет на них права.

К вечеру Женя находит один кусок защитной пластины.

Один.

Смешно.

Женя и вправду начинает хихикать. Ничего забавнее в жизни он не встречал, готов поклясться. Он затыкает рот грязной рукой, пытаясь не привлечь Джо, но смех вырывается хриплыми похрюкиваниями. Один кусок защитной пластины. Теперь-то он спасён.

– Так Ты думаешь? – спрашивает он у неба. – За дело ли человечество получило то, что оно сейчас имеет? – Женя не знает, но знает, что он лично ничего Ему не сделал. Ничего плохого. Мужчина складывается пополам и хочет рыдать. Но почему-то у него не получается.

Женя собирает вещи, берёт свою находку и отправляется домой. Мысли просто испаряются из его головы, он бороздит подсознание. Перед самым домом словно кто-то дёргает рычаг, и Женю пробивает страх перед матерью. Острее, чем обычно, он парализует его, держащегося за кривой гвоздь, служащий ручкой.

Не в силах войти, Женя садится возле двери. Дырявые ботинки морозят его ступни, мужчина жалко жмёт ноги одну к другой. Острой иглой сознание вновь пронизывает отчаяние.

Внезапно на дне этого неистового отчаяния рождается мысль.