Якудза из другого мира 4

– То есть ты тоже…

– Неужели ты думаешь, что если этот засранец не появится в Кабуки-тё, то я упущу шанс наведать старых подруг? Эх, знал бы ты, сколько веселых ночей я украшал криками страсти…

– Не знаю и знать не хочу, – буркнул я в ответ.

– Ну и дурак, – улыбнулся старик. – А между тем, хозяйки лав-отелей ещё помнят меня. И знаешь что… Одна из них, госпожа Хадзуки, даже помогла с розыском той рыжевласки…

– Неужели той самой? – недоверчиво покосился я на старика. – А если это другая?

– Нет. Это Миюки, – уверенно сказал Норобу. – Сейчас она взяла другое имя, но разве от якудзы можно что-то утаить? Её скрыли от возможного преследования Хино-хеби-кай. Но после того, как она рассказала всё о неизвестном мужчине, который прокрался в спальню старшего комиссара, ей разрешили остаться в Токио. Сэтору Мацуда махнул на неё рукой, ведь она побывала под воздействием порошка правды. Единственно, что Сэтору не знает пока об антидоте, который помогает врать… Но я иногда узнаю, как у девчонки дела – вдруг кто из Хино-хеби захочет с ней поближе познакомиться?

– И пока никто не знакомится?

– Хино-хеби сейчас не до этого. Сам знаешь, что между ними и Тораноаши развязалась война. Вернее, ты её развязал.

– Было дело… А каков план?

– План прост – ты посидишь с девчонкой во «влажных спальнях», а я побуду рядом. Как только Исаи придет, мы его атакуем, нацепим наручники и притащим обратно. На этот раз постарайся всё-таки войти в режим ускорения. Я знаю – ты можешь. Видел, как управлялся с тем обдолбышем в зверином обличии.

– Я тогда за тебя испугался. Ладно, план – говно, но лучше нет. Выдвигаемся. Веди меня, мой престарелый…

– Распиздяй, – закончил за меня сэнсэй.

– Эх, чувствую, что ты мне долго будешь это вспоминать, – покачал я головой.

– А ты как думал? Оскорбление старшего брата вообще-то карается отрубанием мизинца. Но ты тогда не сможешь правильно делать мудры, а это чревато для нас обоих. Поэтому пока поставим галочку и поедем. Госпожа Хадзуки пообещала придержать девочку для тебя. Она думает, что ты будешь её ублажать, так что возьми побольше денег.

– Возьму столько, чтобы всем хватило, – с улыбкой ответил я.

– Эх, опять ненужные траты, бесполезные хлопоты… Убил бы Мацуда девчонку – глядишь и подобрел бы…

– Сэнсэй, я вызвал такси, – сказал я, сделав вид, что не слышу бормотание.

Таксист привез нас в Кабуки-тё. Сэнсэй Норобу выскользнул в тот момент, когда машина только-только остановилась. Я посмотрел ему вслед и вздохнул – понятно, платить опять придется мне.

– Если хотите, то я могу за небольшую плату провести вас туда, где невообразимо чувственные девушки сделают вам… – начал было негромко таксист, когда я протянул ему деньги.

– Ещё одно слово и невообразимо чувственные мужчины накостыляют тебе по шее! Ишь ты, небольшую плату он захотел! – раздался голос сэнсэя с улицы. – А ну езжай отсюда, пока шины в целости. Ух, до чего же народ оборзел – отбивают хлеб у кликуш.

Такси стартовало с места, не дожидаясь новых гневных тирад сэнсэя. И это правильно – обвинения пожилого человека в квартале удовольствий вряд ли пройдут мимо тех ушей, кому они адресованы. А тут уже таксисту не поздоровится – он и в самом деле своими словами создавал конкуренцию зазывалам. Мало кому нравится такая нездоровая конкуренция… Скорее всего могут запомнить номера машины, а наутро обрадовать владельца прорезанными шинами. И это только на первый раз.

Если вы вдруг посчитаете сэнсэя стукачом, то можете попытаться представить, как бы вы почувствовали себя, если бы ваша премия ушла другому человеку, который добыл её не вполне законным путём.

Мы же тем временем зашли в один из лав-отелей, где номера снимаются на час-два или чуть больше. Возле входа нас приветствовали выкрашенные в золотой цвет слоны, вставшие на задние ноги и выпрямившие хоботы вверх. На вершине каждого хобота красовался полураскрытый цветок лотоса, сделанные так искусно, что… В общем, под ночным освещением казалось, что слоны вытягивали вовсе не хоботы, а огромные фаллосы.

– Прекрасные статуи. Сразу же намекают, что внутри ждет только покой и уединение, – покачал головой Норобу.

– Да уж, с такими хоботами разве что орехи колоть. Ну что, веди же меня в сад разврата, дорогой сэнсэй.

– Идем, – кивнул Норобу и толкнул массивные коричневые двери с золочеными ручками.

За дверями нас встретили большие китайские фонарики, стеклянные бусы, картины на стенах и невысокая старушка в кимоно, которая была так густо накрашена, что походила на засохшую малярную кисть. Если, где и есть конкурсы на белые старческие лица с намалеванными глазами, мелкими губками и бровями враскось, то эта взяла бы главный приз.

– Доброй ночи, госпожа Хадзуки, – вежливо поклонился сэнсэй. – Ваша красота как всегда настолько ослепительна, что ваш дом сияет сильнее тысячи солнц.

– Доброй ночи, господин Норобу. Вы как всегда обходительны и учтивы, – также поклонилась женщина. – Знали бы вы, как часто я вспоминала вас и ваши приключения в нашем квартале. Если бы вы ещё и заходили почаще, чтобы мы могли вместе предаться воспоминаниям…

– Они всегда ласкают мою память лепестками сакуры. Оборачиваясь на свою прошедшую жизнь, могу сказать, что в ней было мало светлых моментов. А большинство из них связано с вашим именем, – ещё глубже поклонился сэнсэй.

Я кланялся вместе с ним. Проклятый японский этикет. Если эти два престарелых любовничка продолжат дальше соревноваться в искусстве лести, то напрочь забудут, зачем мы здесь. Так и будут беспрестанно кланяться и говорить друг другу любезные скабрезности.

Но мы-то тут за другим!

Я вежливо напомнил о себе покашливанием. Сэнсэй даже не обратил на меня внимание. Тогда я поклонился изо всех сил так, что коснулся носом выпрямленных коленей. После этого встал и сказал удивленно глядящим на меня старикам:

– Простите, что сейчас прерываю ваш очень красивый и поэтичный разговор, но позволено ли будет мне поинтересоваться – не приходил ли к вам молодой человек с прической как у компьютерного ежика? Его ещё зовут…

– Молодой человек, у нас гости редко называют своё настоящее имя, – осадила меня холодным голосом женщина. – Господин Норобу, что это за грубиян рядом с вами? К тому же ещё и хинин… Он ваш чистильщик тапочек?

Я даже ошалел слегка от такой резкой перемены. Только что пожилая женщина улыбалась, любезничала с сэнсэем, а в следующий миг на её месте оказалась Снежная Королева. Да-да, по-другому и не скажешь. Каждое слово падало льдинкой на красный ковер и разбивалось на мелкие кусочки, оставляя за собой след инея.

– Простите его, госпожа Хадзуки. Этот неотесанный кирпич на самом деле драгоценный камень, а я тот самый гранильщик, который должен вытесать из него совершенный алмаз. Мой ученик, Изаму Такаги. Да, он хинин, но очень хороший мальчик. Ещё бы научился язык держать за зубами и слушать, что ему говорят, – покачал головой сэнсэй.

– Да уж, тяжело вам приходится, господин Норобу. Сейчас такая молодежь пошла, что хоть стой, хоть падай. Не слушают и не уважают старших, прекословят и думают, что они умнее. А как только что-либо случается…

– Так сразу же бегут за советом, – подхватил Норобу. – Увы, мы с вами были такими же, госпожа Хадзуки. Это сейчас мы стали чуть старше, опытнее, а вы ещё и красивее…

– Ну что вы, господин Норобу… Вы меня смущаете, – приложила ладонь к наштукатуренной щеке старушка.

– А как смущается моё сердце, когда я вижу вас во всем блеске и великолепии…

Ну вот, опять затянули свою волынку. Похоже, что они могли начать разговор на любую тему, а потом съехать на привычную лесть. И как долго это будет продолжаться?

Впрочем, пока что не слышно криков, не слышно полицейских сирен и не раздаются выстрелы на улице. Значит, Кабуки-тё пока что живет обычной веселой жизнью.

Я ждал целых пять минут… Представляете? О чем можно говорить пять минут при встрече? Просто поздоровались, чмокнули друг друга в щечку и потом перешли к делу. Но нет, этот японский политес.

Старики рассыпались друг перед другом в вежливых словах, льстивых словах, красивых словах. Они сыпали ими беспрестанно, словно стремились перещеголять друг друга в льстивом батле. Им бы на антибитве реперов выступать, вот там бы взяли первый приз. А так… Я стоял, они кланялись и любезничали.

Много ли я узнал из их слов? Только то, что сэнсэй у меня духовитый мужик, а старушка раньше была самой красивой из всех женщин мира. Это можно было уместить и в одно предложение, а не рассыпаться по ковру блестящим бисером.

Эх, в таких случаях мне вспоминается мой друг, с которым жили в одной общаге, когда учился. Пашкой его звали. Так вот этот Пашка, на утро после вечеринки, очень любил поговорить. А так, как нам нужно было переться около двух километров то в основном он говорил со мной. И мог нести всякую чушь, вроде чукчи из анекдота, который что видел, то и пел. А я всегда жутко страдал с похмелья, так что вы можете представить себе моё состояние, когда я шел рядом.

И вот в один из таких прекрасных дней, когда я уже примерился к валяющейся в траве палке, чтобы огреть ею излишне болтливого товарища по спине, в моей голове что-то щелкнуло. Вот как будто переключили клавишу выключателя. Щелк! И я уже не слышу своего товарища. Он что-то говорит, а я не вникаю! Идет только жужжание, как от басовитого шмеля. Жужжание и только! Я иду рядом с ним и только поддакиваю в тех местах, где Пашка набирает в грудь воздуха.

В этот момент я понял, что познал дзен, и мне уже не страшны рассуждения Пашки о кузнечиках, комарах, голых ножках и прочей белиберде, которую он увидел на улице.

Вот в таком же примерно состоянии я и провел пять минут раскланиваний и любезничаний. Включился только в тот момент, когда понял, что два старика смотрят на меня.