– Хм-мда.
Помолчав минуту в размышлениях, князь медленно протянул:
– Нехорошо… Знаешь, давай вечером посидим у костерка на пляже, пожарим мяса, попьем пива и подумаем на эту тему. Или что-то еще не ладится?
– С остальным, тфу-тьфу, все хорошо.
Долгин на всякий случай даже по деревянному подлокотнику кресла постучал, чтобы не сглазить.
– А что со здоровьем нашего дорогого обер-прокурора, все ли у него благополучно?
– Сам переживаю, командир: три дня тому назад французик посольский прокукарекал, что все исполнил в лучшем виде, а добрых вестей по сию пору нет. Подождем еще – и ежели наврал этот мужеложец набриолиненый, так я ему… О, вот и Мишель пожаловал!
При виде рослой фигуры Его императорского высочества Михаила Александровича, Технический директор Русской оружейной компании наконец-то нашел в себе силы расстаться с телефонным аппаратом.
– Рад, вас видеть, Валентин Иванович!
Как стоящий несоизмеримо выше по сословной лестнице, член Августейшей фамилии первым подал руку подданному своего старшего брата, с остальными же предпочел обойтись самым минимумом условностей, попросту проигнорировав требования этикета:
– Александэр… Григорий Дмитриевич.
Молодого Романова явно распирала какая-то интересная новость – совсем неаристократично плюхнувшись в кресло (которое протестующе скрипнуло, но все же удержало немаленький вес молодого атлета), он только ради приличия поинтересовался темой ведущегося до его появления разговора.
– Ерунда: рассказывал про свою поездку в Бургундию, на артиллерийское производство компании Шнайдера в Ле-Крезо.
– И каков результат?
– Я бы сказал, неопределенный. Меня приняли, выслушали, но ответа не дали. И вообще, сложилось такое впечатление, что после недавней истории с новой полевой трехдюймовкой, мсье Анри Шнайдер на нас несколько обижен.
Приятно улыбнувшись, двадцатилетний Великий князь, которому пришлось изрядно постараться самому, и даже задействовать свою матушку вдовствующую императрицу Марию Федоровну – всего лишь для проталкивания через военно-бюрократические «овраги и колдобины» разработанной с его участием новой артсистемы, весьма куртуазно заметил:
– Словами не передать, как меня печалит его обида… Но, пожалуй, я как-нибудь ее переживу. Александэр, как там Париж?
– Пока стоит. Во всем городе только и разговоров про наглость англичан, потребовавших освободить верховья Нила от французского присутствия. Все кипят в благородном гневе, и требуют от правительства биться за интересы Третьей республики до последней капли крови.
– И чьей же крови?
– Зуавов[13 - Зуав – изначально название военнослужащего частей лёгкой пехоты (зуавов) французских колониальных войск, сформированных их жителей Северной Африки и французских добровольцев.], вестимо – парижане только языками бойко воюют…
Согласно хмыкнув, Великий князь счел, что все положенные формальности с его стороны выполнены, и почти что интимным тоном поведал:
– Вчерашним днем, когда я собирался ехать в Гатчину к «Сапсану», мне телефонировали с преинтереснейшим известием: в Санкт-Петербурге, оказывается, приключилась небольшая эпидемия… Брюшного тифа!
Переглянувшись с Григорием, князь мимолетно покосился и на скромно сидящего в своем кресле Греве. Впрочем, титулованный вестник и сам знал, что некоторые удивительные совпадения лучше будет обсудить попозже, и в более тесном кругу.
– Ну надо же. И кому же так не повезло, Мишель?
– О, тут весьма интересная история, для выяснения подробностей которой я даже отложил свой вылет.
Сжав своей лапищей подлокотник кресла, ответившего на этот жест страдальческим скрипом, августейший воздухоплаватель слегка подался вперед:
– Несколько дней назад французский посол маркиз Монтебелло устроил прием, на котором приглашенные, в числе прочего, угощались и свежими устрицами. Сначала заболевшие грешили именно на них, но когда симптомы тифа стали окончательно ясны… Мне перечислили только самых заметных персон: шестой герцог[14 - Светлейший князь Гео?ргий Максимилиа?нович Рома?новский, 6-й герцог Лейхтенбе?ргский – член Российского императорского дома (с титулом «Императорское высочество»).] Лейхтенбергский, светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский[15 - Светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский – сын императора Александра II и княжны Е. М. Долгорукой.] и обер-прокурор Победоносцев.
Оглядев жадно слушающего Греве, ушедшего в свои мысли Долгина и ставшего характерно-задумчивым князя Агренева – Его императорское высочество позволил себе довольную улыбку. Не все же другу удивлять свежими новостями, теперь вот и он сподобился!
– Случившееся на приеме пока решено считать трагической случайностью, произошедшей из-за оплошности прислуги и поваров, и не предавать широкой огласке. Ну и конечно производится негласное расследование, причем маркиз Монтебелло оказывает все возможное содействие. Меня обещали осведомлять о ходе расследования… Разумеется, конфиденциально.
Вновь обменявшись Григорием взглядами, князь пригладил ладонью и без того безупречную укладку волос, после чего признался:
– М-да, Мишель, новость у тебя действительно весьма… Гм, занимательная. Столько достойных людей пострадало, даже неясно – кому именно больше всего сочувствовать?
Младший брат царя прекрасно понял намек Александра на то, что тому абсолютно непонятна связь между ним самим и всеми перечисленными «любителями устриц». И вообще, какой смысл травить такую кучу не самых простых персон, да еще и на приеме во французском посольстве? В общем, сплошные вопросы, ответов на которые пока не предвидится.
– Григорий Дмитрич, надо обязательно выразить нашу поддержку всем заболевшим, с надеждой на их обязательное выздоровление.
– Я прослежу.
И этот простой с виду диалог имел двойное дно, так же хорошо понятное Великому князю: прощать недавнее покушение на себя Александэр не собирался, начав аккуратное выяснение всех обстоятельств поразившей его в минувшем феврале «сильной ангины». Более того, Михаил тоже принял случившееся близко к сердцу, оказывая другу всю возможную помощь – ведь и он тоже может простыть ненароком. Или его старший брат, государь-император Николай Александрович. Табакеркой в висок, или там шарфик на шею венценосца – сие нынче уже не в моде, а вот ежели совершенно случайно подхватить брюшной тиф…
– Кхм, ну что же, несмотря на печальные новости, жизнь продолжается. А посему, предлагаю все же начать наше заседание. Валентин Иванович?
Дождавшийся наконец-то команды Технический директор, прямо-таки напоказ раскрыл лежащую перед ним папку и взял в руку первый лист.
– Наше представительство в Дании сообщает, что известный нам датский майор Вильгельм Мадсен вступил в переговоры с правлением фирмы «Данск Рекюльриффель Синдикат», на предмет продажи патента на ружье-пулемет свой конструкции. На фабрике этой фирмы отмечены начавшиеся приготовления для постановки валового производства оружия, будущий продукт решено обозначить как легкий ручной пулемет Мадсена.
Подав знак своему помощнику, дожидавшемуся начальственного внимания неподалеку от темно-зеленых ящиков с демонстрационными образцами, Валентин Иванович презентовал Правлению полноразмерный действующий экземпляр ручного пулемета – изготовленный на Ковровской оружейной фабрике по цельнотянутым у Мадсена спецификациям и чертежам. Выждав, вдогонку Греве раздал красиво оформленные буклетики:
– Результаты полигонных испытаний.
Два из трех основных акционеров Русской оружейной компании предоставленными им отчетами не заинтересовались (князь его уже читал, Григорий вообще лично участвовал в проверке ружья-пулемета), а вот третий с интересом пробежал по печатным строчкам.
– Замена ствола после настрела всего-то пятисот выстрелов? Пф! Невыразительная меткость?.. Боится воды и пыли, сложности с обслуживанием… У нас молодые солдаты по несколько месяцев осваивают неполную разборку-сборку простой пехотной винтовки – а тут, пардон, какая-то швейная машинка!
Аккуратно положив буклет на стол, недавний выпускник Михайловской артиллерийской академии прошелся внимательным взглядом по вороненому образчику датской военной промышленности, и демонстративно поморщился.
– Не для наших условий, и уж точно не для наших нижних чинов.
Григорий Дмитрич Долгин с вердиктом в целом был согласен, но не смог не озвучить кое-какие свои наблюдения:
– Есть у Мадсена и удачные решения: к примеру, магазин. Очень простой, надежный и технологичный – вдобавок подходит под любой рантовый патрон.
– В самом деле?
Задумчиво оглядев чуть изогнутый патронный короб, торчащий сверху ручного пулемета наподобие акульего плавника, двадцатилетний офицер-артиллерист покосился в сторону мишенного поля – не заметив появившегося у входа на стрельбище мужчину в униформе служителей «Колизеума», быстрыми жестами «отсемафорившего» несколько условных знаков.
– Мишель, не сделать ли нам перерыв на сотню-другую патронов? А потом ты поделишься с нами своими впечатлениями о «швейной машинке».
По-военному четко кивнув и совершенно по-штатски озорно усмехнувшись, Великий князь легко сдернул со стола увесистый агрегат, и в компании Технического директора отбыл к огневому рубежу – составлять личное мнение о поделке майора Мадсена. Покинул место заседания и господин Долгин, у которого образовалось небольшое дело за пределами стрельбища… Однако скучать оставшемуся в одиночестве Александру не пришлось: его неплохо развлекло наблюдение за ходом испытаний. Вщелкнув набитый патронами «плавник» на его штатное место, августейший стрелок сходу «сыпанул» щедрой очередью на десяток патронов – разумеется, закономерно промазав. Нахмурившись, он начал действовать строго по военной науке: парой скупых очередей нащупал верную дистанцию, чуть сдвинул приклад для большего удобства прицеливания, на пару секунд замер, и… Трескучее оружейное стаккато дополнил частый жалобный звон котельного железа, из которого и была вырезана мишень на стометровом рубеже. С краткими перерывами на смену магазина, упорный «музыкант» долбил и долбил трехпатронными очередями подвешенный на цепи черный металлический блин, изрядно расцветив его серыми точками попаданий… Правда и высокий вал из плотной глинистой земли тоже хорошенько взрыхлило свежим свинцом – а рядом с мишенью неплохо так насыпало плющеных пуль.