Государь

– Князя Хованского на суд царский приводили.

– О-о? И как?!?

Вновь покатав в ладонях серебрянный цилиндр с искусной чеканкой на боках, родитель брякнул посудой о стол, и чуть помедлив, щедро плеснул сначала себе, а потом и сыну. Жадно отпил, едва не ополовинив немаленький кубок, вновь брякнул им о стол, и не сдержавшись, прошипел:

– Шакалиное отродье! Яко прыщ гнойный лопнул, и нечистотами своими всех окатил!!! Ему бы язык свой поганый втянуть в зад, где тому самое и место, а он… Т-тварь неблагодарная!

Дернув шеей и плечами так, что в горнице раздался слабый хруст, старший Мстислвский успокоился столь же резко, как и вспыхнул, продолжив рассказ:

– Сначала нам жалобную челобитную ярославцев зачитали, потом дьячки Большой казны огласили все, что они там вместе с дьяками Сыскного приказа нарасследовали. Воровал и хапал в три горла, ну и насчитали тоже – полной мерой! Этому поганцу пасть бы перед Думой на колени да повиниться, милости просить, глядишь бы и… Князь ведь, Гедиминова корня. А он такое говорить начал!

Иван Федорович непроизвольно сдавил пальцами посудное серебро, но крепкий металл устоял.

– Веришь, сыно – ведь каждому из думцев на душу умудрился наступить, смачно в нее харкнуть и сапогом растереть! Кто чем дышит и на чем тайный доход имеет, кто в обход казны с иноземными купцами торговлишку ведет, про иные негораздые делишки… При всех думных чинах, при митрополите и царе, при псе его рыжем Малюте!.. Вот уж на чьей улице праздник случился – лыбился так, что едва рожей не треснул. Тьфу! Мало того, Хованский ведь еще и всех рюриковичей матерно облаял, сказал – воры почище него самого, мол, самих судить надо!.. И наипервейший разбойник среди всех, сам Великий государь! Представляешь?!? Падаль этакая, как у него язык-то повернулся такое молвить?!

Слабая улыбка медленно исчезла вслед за румянцем с лица молодого княжича-гедиминовича, который весьма живо представил, каково было слышать такое царю крови Рюриковой от князя-потомка литовского Гедимина.

– Князь Андрей что, с глузду[20 - Старорусское – с ума сошел.]съехал, такие речи держать?!? Может, опоили его чем? Или затмение какое на разум сошло?..

– С-сволочь он!!! Мы там все разом как сидели, так и онемели, пока этот пес шелудивый на всю Грановитую палату вещал!.. Благодарение Спасителю, Думной голова Бельский его заткнул – тем, что об этого иудушку начал посох свой обламывать. Жаль не прибил его до конца: только морду в кровь и рассадил, а там уж рынды царские оттащили…

Помолчав и дернув несколько раз кадыком в пересохшем горле (от таких новостей рука сама к кубку с вином тянулась!), Федор осторожно поинтересовался:

– И что опосля? В смысле, что Хованскому присудили?

Видя мучения сына, отец вновь щедрой рукой плеснул рубиновой влаги сначала ему, а потом и себе.

– За нарушение крестоцеловальной клятвы на верную службу Великому государю – он и семья его навсегда лишена родовых вотчин и прочих имений. За деяния и речи, невместные для русского князя и христианина, будет отправлен на каменоломни, где и останется до самой смерти своей. Но до того – извергнут из княжеского достоинства принародно, и тем навеки опозорен.

Похлопав глазами, позабывший о вожделенном сладком рейнском княжич с довольно глупым видом повторил:

– Извергнут? Это как?

Отхлебнув вина, родитель мрачно пояснил:

– Выведут на лобное место, зачитают все вины его. После огласят повеление Великого государя и решение Думы Боярской. Затем поставят на колени и сломают над склоненной главой нарочно скованный для того клинок – в знак лишения чести и звания княжеского, а так же всех полагающихся к ним прав. Новая казнь, Иоанн Васильевич самолично ее измыслил для… Таких вот особых случаев.

– А что его семья? В монастырь на покаяние? Или за пристава, под строгий надзор?

Криво улыбнувшись, предводитель придворной партии князей-гедиминовичей и прочих союзных им семейств и родов, негромко поведал:

– Владыко Филипп за них вовремя попечаловался. Так что взамен отписанных в казну вотчин княжатам Хованским назначили на прокормление большой кус землицы под новое родовое поместье. Соседями будем! Я в тех местах как раз пару небольших городков с десятком деревенек заложить думаю – как будущие вотчинки для братцев твоих, Меньшого да Большого. А княжата, получается, верст на тридцать далее будут обустраиваться на житие.

– Погоди, батюшка. Так это же за пределами Большой засечной черты? Почитай, Дикое поле?

– Вот-вот, сыно. Милостив Великий государь…

Вновь хрустнув шеей, царский ближник не стал развивать опасную тему и вспоминать покойных князей Шуйских, которых тоже вот так же милосердно отправили на новое место жития за Камень Уральский, где те через некоторое время все разом и сгинули. Вместо этого он сдвинул в сторону беспощадно истерзанный кусок пирога и откинулся на спинку резного стульца, тут же ощутив всей спиной приятное тепло жаровни.

– Остальных тоже не стал карать за оглашенные иудой-Хованским вины. Просто приговорил выплатить положенное в казну со всех своих тайных дел торговых, ну и – войско в Сибирский поход должно быть числом никак не меньше пятнадцати тысяч добрых ратников. А ежели воинства православного все же будет поменее, то дьяки Большой казны с псами Сыскного приказа со всем усердием помогут сыскать недостающее – в людях ли, али в воинской справе.

Помолчав, старший Мстиславский тускло заметил:

– Теперь, сынок, хочешь не хочешь, а придется семейную казну растрясти как следует, и наши вотчины без должного пригляда оставить. Не совсем, конечно, полсотни надежных послужильцев и боевых холопов останется, но… Хорошо хоть, что ты у меня большая умница и у государя Димитрия Ивановича в чести.

Княжич, прочувствовав размер той ямы, куда со всего маха ухнула семья, удручённо кивнул.

– Дед, поди, на радостях светился, аки блюдо фарфоровое?

– Горбатый-Шуйский? Ну, не без того. Он сейчас на коне, обласкан царской милостью – как же, главный воевода Сибирского похода!

– Кони, бывает и спотыкаются.

– Хорошо бы, но – вряд ли. Тесть мой как человек слова доброго не стоит, но как воевода… Чуток получше меня будет.

Последнее признание бывший зять сделал очень неохотно. Но себе-то врать глупо и даже опасно, а правда редко бывает приятной.

– Если бог сподобит, побьет он и вогульских и пелымских князьцов, и Кучумку-хана отловит, и башкир изрядно примучает… А после, как за ним водится, три шкуры с них обдерёт. После тестюшки даже жидам добычи нету: всех похолопит, всё заберет! Ничего, будет и в нашем доме праздник, уж я постараюсь…

Густое рейнское наконец-то добралось не только до желудка, но и до разума главы семьи, пригасив пламень сжигающего его изнутри гнева.

– Тебе бы, тятя, вздремнуть малость. День был тяжелый, а утро вечера всяко мудренее?

Звучно хмыкнув, родитель все же признал, что было бы неплохо отдохнуть от трудов праведных. Вздымая на ноги порядком уставшее и огрузневшее от вина и пирогов тело, князь напоследок ворчливо распорядился:

– К сестре зайди. Поди, измаялась в ожидании добрых вестей…

* * *

Хмурым утром вьюжного и холодного позднего февраля, в Кабинете государя Московского и Великого князя было откровенно свежо и прохладно – а возле окон так и вообще холодно. Однако двух одетых в домашние наряды братьев, что стояли возле разложенного на столе Большого чертежа Мира, такие мелочи занимали мало. Особенно царевича Ивана, у которого за прошедшую ночь накопилась целая гора вопросов – и который так жадно и внимательно рыскал глазами по прекрасно отрисованной цветной карте, что, пожалуй, не заметил бы под ногами и целого снежного сугроба!

– …смотрел на батюшкиной Сфере, но там все так мелко!

– Ну так глобус для другого и предназначен – чтобы все земли умственным взором охватить, а не… Тц!

Обнаружив, что у овальной кедровой палочки в его руках совершенно некстати сломался толстый грифель, хозяин покоев перевернул ее другим концом и использовал на манер указки, небрежно «располовинив» целый североамериканский континент:

– От сих и до сих – это самое малое, что тебе надобно будет взять под себя.

Пока будущий Великий князь оценивал свои возможные владения, Дмитрий дотянулся до небольшого ножичка для очинки перьев. Перехватив изукрашенную синей шпинелью рукоять, в три движения отточенного лезвия превратил несуразно-короткую указку в хорошую чертилку с красным грифелем – которым и начал плавно рисовать небольшие кружочки на плотной бумаге:

– Стольный град лучше всего ставить – здесь, здесь или здесь. Обязательные для устроения порты – вот тут, и где-то в этих местах…

– Гм. Река Гудзон… Чудное какое словцо, Мить. А что значит?

– Ты на местные прозвания земель и рек внимания особо не обращай: все под себя переименуешь. Вернее – обязательно все под себя переиначь!..

– Ну да, чтобы все русским было… А где земли тех племен, о которых ты говорил? О, все: уже и сам их вижу!