Государь

Вяло пошевелившись, грустный родитель молча проследил за мельтешением расторопных слуг, всего лишь раз одобрительно кивнув: когда Федор указал подсыпать древесного угля в рдеющее багровыми огоньками чрево жаровни.

– Что-то ты сегодня припознился, мы уж и поснедали.

– Да и ладно, батюшка. Я у Димитрия Ивановича с братцами гостил, уж там нас так попотчевали – три раза пояса перевязывали, чтобы не треснули!

Шевельнув бровями, глава семьи с хорошо скрытой тревогой поинтересовался:

– Что там с нашей Настькой, не передумали? Берет царевна ее с собой в Вильно?

– А как же! Им с Фимой Старицкой и Марфой Захарьиной-Юрьевой уже и отдельный санный возок готовят – своими глазами видел!

– Н-да?

Настроение князя на малую капельку, но все же улучшилось.

– А когда в путь?

– Сначала хотели дождаться прибытия инокини Александры с Горицко-Воскресенского монастыря, но февраль-то движется к исходу, а там ведь и весенняя распутица не замедлит. Я слышал, что вроде бы через пять дней от нонешнего? Дмитрий Иванович хочет к люду московскому со словом выйти, вот сразу после того, и… Но пять сотен Постельничей стражи уже выступили, и еще пять собираются – и сменных лошадей для санного поезда, говорят, изрядно по пути приуготовили. Дмитрий Иванович на сегодняшнем пирке даже пошутил, что дней за десять до Вильно добраться хочет!..

Проведя ладонью по лицу и бороде, родитель еще немножко распрямил плечи и ворчливо заметил:

– Да, народцу на Москве-матушке нынче изрядно набилось. Пока от казны царской им хлеб да кров дают, так и будут торчать в городе… Инокиня Александра? Помню я Ульянку Палецкую, помню – хорошая из нее жена для младшего брата Великого государя вышла. Тихая да скромная, и не лезла никуда с ненужными советами… Значит, все же она будет девиц наших духовно окормлять, и за их благонравием приглядывать? А мне мыслилось, что на тот чин боярыню Захарьину поставят.

Мимолетно стрельнув глазом на полнехонький кувшин с рейнским, сын почтительно согласился:

– И ее тоже отправляют.

– О? Ну, два пригляда и в самом деле лучше, чем один. Боярыня Анастасия, поди, попутно еще и своим сыновьям жен поглядит-присмотрит, и другим боярыням-княгиням о хороших невестах отпишет… Мудр Великий государь!

Скребнув пальцами по ровной глади скатерти, родитель с подозрением потыкал пальцем в высокую стопку пирогов и кулебяк (горячие!) и прислушался к себе: не успокоилась ли душенька, не хочет ли вкусной рыбки с румяной корочкой на тесте?

– А князья Палицкие-то ныне в чести, да. Иоанн Васильевич их сегодняшним днем на Дорожный приказ головами поставил – и на Каменный приказ их третьего братца тако же думает…

– Сразу на два Приказа?!? Так они же в зодчестве и прочем строительстве ничего не понимают?

Отмахнувшись, думной боярин вновь поковырял румяный бочок одного из пирогов:

– Первые они такие в Думе, что ли? Зато царю свойственники чрез сестру, вдову его покойного брата Юрия Васильича. А что до службишки, так старого градостроителя дьяка Выродкова со всеми его сынами из Разрядного приказа перевели в новые заведения – они и будут все дела на себе тянуть.

Не сказать, что разумник-сын не понимал таких простейших вещей, но ведь батюшку-то успокаивать надо, а что может быть для этого лучше, нежели тихий разговор с отеческими наставлениями?

– А-а!.. Это тот Иван Григорич из казанских походов, про которого ты мне в детстве сказывал? Коий целую крепость Свияж всего за месяц на пустом месте поставил, и тем предрешил падение басурманской Казани?

И вновь хандра старого князя поуменьшилась: всегда приятно вспомнить былое, особенно если в нем хватало больших и славных побед. А уж разгром Казанского ханства событием был немалым – иным за всю жизнь и половины того не выпадает!

– Да, он. Большой разумник… И сыны его явно в отца пошли.

Дернув щекой, Иван Федорович едва заметно потемнел лицом и равнодушно поинтересовался:

– На пирке у государя, поди, и Петька Горбатый сидел?

– Сидел, батюшка.

– Снял с него, значит, опалу Димитрий…

– Так его о том Великий государь попросил. Как отцу отказать в такой малости?

Согласно вздохнув, князь все же переложил к себе на блюдо кусок пирога, раскрыл его и малой четырехзубой вилочкой начал закидывать в рот аппетитно выглядящие кусочки рыбы.

– Поди, злорадствовал? Ведь службу твою ему отдали. Тоже мне: еще молоко на губах толком не обсохло, а уже поди-ка ты: целое посольство доверили! Тфу!!!

– Нет, батюшка, даже не местничал. Его возле царевича Ивана посадили – Петька конечно дурак, но не настолько, чтобы при нем зубы скалить.

– Ну да, ну да… Меньшой Басманов по сию пору дома отлеживатся, дырку в плече заращивает.

Коротко хохотнув, старший Мстиславский наконец «заметил» очередной быстрый взгляд сына на рейнское, и плеснул ему немного в деревянный кубок. Отхлебнув, довольный Федор продолжил радовать-веселить родительское сердце:

– И посольство мое ему не досталось! Отправится морем с одним из государевых стряпчих в Гишпанию – поговорить о любви и мире меж нашими державами с кем-нибудь из королевских ближников. И договориться на будущее о прибытии настоящего Великого посольства. Ну, еще себя показать, да на других посмотреть…

От таких новостей у батюшки и впрямь захорошело настроение.

– Вот значит как? Благостно, как есть благостно… А стряпчий при нем, чтобы дури не натворил?

– Нет, тятя. Тот будет с гишпанскими купцами дружбы и взаимной торговлишки искать. И речи держать перед Ме?стой[19 - Honrado Concejo de la Mesta – очень влиятельное объединение дворян-овцеводов в Испании, обладавших крупными стадами овец, созданное в 1273 году указом короля Альфонса X Мудрого с целью экономической кооперации всех знатных людей Леона и Кастилии, занимавшихся овцеводством.] – это в Гишпании такое большое товарищество дворян, у которых обильные стада овец. Попробует договориться, чтобы от них к нам кораблями везли шерсть овечью и шкуры, а мы в обрат всякое поделие из тульского железа и доброго уклада. Даже пару новых пушек и пищали на смотр с собой возьмут!

– Ну… Тоже полезно, да.

Зажав бороду в кулаке, старый князь раздумчиво пробормотал:

– А ведь говорили мне что-то про купца Тимофейку Викеньтьева, что, дескать, товарищество для строительства мануфактур собирает, и не по чину размахнулся – а оно вон как… Гм, может и нам войти в это дело казной?

Вдруг перекривившись ликом, Иван Федорович шумно вздохнул – да и сам приник к кубку с рейнским.

– Что такое, батюшка? Опять в поясницу вступило? Или нога заныла?

– Да какая нога, говорил же, Дивеева хорошо залечила… Про казну семейную вспомнил.

Пододвинув к себе блюдо с пирогами, молодой княжич выбрал наиболее достойный его рта кусок и переложил к себе:

– А что с ней не так? Вроде бы все хорошо.

– Было хорошо. После сегодняшнего заседания Думы Боярской придется сундуки-то распахнуть на полную… Как бы по миру с того не пойти, не приведи господи!

Троекратно перекрестившись на иконы в красном углу, князь забормотал кратенькую молитву – наследник же, выждав до окончания оной, отхватил крепкими зубами кус румяной выпечки, медленно прожевал-проглотил, сторожко присматриваясь к родителю… И только убедившись, что тот спокоен, поинтересовался:

– Я слышал, сегодня в Грановитой палате было шумно?

Покатав пустой кубок меж крепких ладоней, думной боярин нехотя кивнул: