Играя рок

Жестикулируя, профессор словесности продолжал:

– Возможно, карьера журналиста в советской прессе или на телевидении вполне достижима для Николая. Однако, тут ему придется все время наступать на горло своей, так сказать, песне. Да, хлеб журналиста труден. Поездки по стране, наблюдения, собственные мысли, которые не всегда можно обратить в слова. И как создать из всего этого позитивную картину нашей жизни? Как сделать из наших вороватых партийно- хозяйственных активистов кудесников, превращающих воду в вино. Как заставить советского человека в конце двадцатого столетия поверить в утопию светлого будущего. Огромное количество однообразной аморфно-водянистой неправды, которую придется творить, рано или поздно начнет разрушать твой молодой мозг. Потом еще много всего было сказано, и задано немало вопросов, на которые Николай отвечал без особого рвения. Елена Васильевна, в ужасе от всех этих высказываний, проводила Чернова, который тут же вернулся, и снова позвонил в дверь. Он забыл свою трость, чего с ним обычно не случалось. Дверь открыл удивленный Коля. Он принес трость Юрию Владимировичу, тот благодарно пожал руку мальчику, и негромко сказал:

– Не обязательно становиться журналистом или писателем. Если однажды что-то зацепит тебя так сильно, что ты не сможешь удержать это в себе, – вот тогда – пиши. Но пусть это не будет хлебом для тебя, лады? Он больше ничего не добавил, просто повернулся, и стал спускаться по лестнице, наваливаясь на трость. Коля даже не успел толком попрощаться с ним. Его вполне бы устроила карьера артиста, но, вглядываясь в свое зеркальное отражение, он приходил к печальным выводам о своей профнепригодности для театра и кино. Да, симпатичный мальчишка и только. Какой уж там герой-любовник или молодежный лидер – не широкоплеч, сутуловат! А о характерных ролях нельзя было и мечтать, настолько он казался простым и предсказуемым.

Сказывались и дефекты речи: " фуба, фапка". По этой причине страдал и вокал – как он ни драл глотку, путного ничего не выходило. Слух был, но голос…

В общем, неважный голос, да еще с весьма ограниченным диапазоном.

Дед отговаривал его от театрального образования, он отчетливо понимал – мальчик еще не нашел себя, но у него нормальная голова, умелые руки, он дружит с техникой. И это уже немало! Однажды все сложится, Коля возьмет от жизни знания и опыт, и будет отличным мастером своего дела, неважно какого.

Приятели собрались поступать в ГПИИЯ[25 - Горьковский педагогический институт иностранных языков]. Что ж, Николай тоже чувствовал в себе способность выдержать вступительные экзамены в этот ВУЗ, и начал потихоньку настраивать себя на это.

В школе все складывалось скверно, и оценки оставляли желать лучшего. Да что и говорить: больше месяца Коля провалялся в инфекционной больнице со скарлатиной, которую подцепил в школе. Эта дурацкая болезнь напала на него в самый неподходящий момент, и он оказался в полной изоляции от уроков и друзей.

Математика, физика и химия оказались абсолютно запущенными по причине лени и вынужденных пропусков. Гуманитарные предметы давались ему значительно легче, тут можно было просто вызубрить что-то, к тому же, склонность к языкам у Николая была.

После долгих дебатов с родителями им был выбран французский переводческий факультет. На вступительных экзаменах сдавать предстояло русский, литературу, историю и немецкий язык. По тогдашним правилам к общей сумме баллов, полученных на вступительных экзаменах, прибавлялся средний балл школьного аттестата. А средний балл Николая составлял только три с половиной.

Глава 21

Жарким летним днем Коля и его приятели отправились в Институт иностранных языков на “День открытых дверей”. Была обещана экскурсия по кафедрам, встреча ректора с абитуриентами и в конце – праздничная музыкальная программа с участием ансамбля французского факультета – ”Бриг”. Этот ансамбль в городе когда-то был одним из самых лучших. После скучных походов по аудиториям, лингафонным кабинетам, просмотра стенгазеты ВУЗа и посещением буфета ребята вышли во двор. Здесь на баскетбольной площадке ребята из “Брига” выставляли аппаратуру. Прибежал Сережка Кашин, живший поблизости. Он с любопытством разглядывал фирменные гитары команды.

Посмотреть концерт пришли и Анисимов с Мединским. Они увидели Колю и подошли ближе.

– Главного участника нет, – грустно констатировал Мединский, дожевывая молочный коржик. Миша, ты не знаешь, Карлуша будет играть?

– Думаю, не будет. Скорее всего, в городе его нет.

– Тогда это совсем не то. Прозвучали первые аккорды. Были исполнена песня “Осень”– своеобразная визитная карточка ансамбля. Зрители слушали выстроившись полукругом за пределами площадки, звук летел над ними и отражался от стен пожарки, стоящей через переулок. Несмотря на то, что в качестве клавишного инструмента трудилась скромная органола “Юность”, композиция звучала фирменно. На таком же уровне была исполнена и шуточная песня “Старый аэроплан”. Несмотря на неполный состав, “Бриг” сыграл отлично, ничего лишнего, – высокий профессионализм. Кашин смотрел на все это, полный восторга, да и Коля не скрывал удивления и радости. Маленький концерт прошел на одном дыхании, красиво и слаженно. “День открытых дверей” удался! Они еще долго смотрели, как ребята из “Брига” разбирали аппаратуру, уносили колонки и гитары в институтский корпус, а потом отправились по домам. Маркин не мог выдумать ничего лучше, чем примкнуть к друзьям, поступающим на французское отделение. Коля не одобрил приятеля:

– Марк, тебе не надо было бы этого делать, шел бы в строительный, или водный.

– Ну, куда ж я без вас? Я тоже в математике не рублю ни фига. Сразу срежусь, два балла обеспечено. Они довольно успешно начали сдавать вступительные экзамены. Николай в первую неделю заработал две пятерки – за сочинение и за немецкий язык. На экзамене по немецкому преподаватель, ставя ему «отлично», заметил:

– Напрасно сюда поступаете. У нас не любят учеников из специальной школы, вот увидите, начнутся проблемы. Даже, если выдержите давление первых лет – потом полностью пропадет охота и интерес. Вы знакомы с французской литературой? Я, конечно, не имею в виду Жюля Верна и Дюма отца.

– Да, знаком, некоторым образом. Мопассан, Бальзак, Вольтер. Моя бабушка еще с гимназии помнит французский, «Неопалимую купину» читает и сейчас в подлиннике.

– Это неплохо, может, я и ошибаюсь насчет вас. Ладно, зовите следующего. День выдался жаркий, Николай дождался Маркина, который тоже заработал пятерку, и они отправились за мороженым, совершенно забыв о волнении родителей. Он позвонил домой из автомата только через час.

– Молодец сынок! Мама была горда за него, все начиналось отлично. У него было три дня на подготовку к экзамену по истории, он провел их в довольно напряженном зубрении съездов партии и дат различных важных народных восстаний. День экзамена начался с сильного дождя. Мама дала ему с собой зонт, но его по дороге несколько раз выворачивало ветром. Он пришел вовремя, но не успел все же оказаться в первых рядах. Маркин и Костерин пришли позже. И у того и другого дела были несколько хуже, чем у Николая, они набрали только по 9 баллов из десяти. Спустя два часа он во второй партии отправился сдавать историю. Вопросы оказались простыми, память его не подвела. Пришел его черед, и Коля бодро выдал все что знал про Пугачевский бунт, присовокупив что-то из «Капитанской дочки». Экзаменатор, выслушав не до конца порцию добросовестного повествования о XIX съезде партии, спросил:

– А чем все же, был знаменателен этот съезд?

– Я думаю, выступлением Берии, который ясно дал понять США о недопустимости проводимой ими политики ядерного шантажа…

– Да, вы правы, но отчасти. Я не могу поставить “отлично” по причине того, что историзм мышления у вас совершенно отсутствует. Кроме выступления Берии и Хрущева надо было отметить переименование партии, вопросы, связанные с новой пятилеткой, с улучшением качества жизни советских граждан и т. д. Видимо, вы совсем не думали об этом, и совершенно напрасно. И он вкатил-таки Николаю четверку за экзамен, да и Маркину тоже после него. Русский удалось сдать на «отлично». Началось мучительное ожидание «приговора» 20 августа председатель приемной комиссии обнародовал список учащихся, принятых на французское переводческое отделение ГПИИЯ. Каминский и Маркин в этом списке отсутствовали.

Глава 22

Колины родители были в ужасе, казалось бы, отличное начало обернулось неприятным концом. Поправимо ли это, или мальчику придется терять целый год? Назначили встречу с ректором для объяснения всех причин сложившейся ситуации. Таких родителей оказалось немало.

– Мы не смогли принять в этом году более 20 выпускников школ города. У нас есть определенный план и обязательства перед учащимися рабочего факультета, отслужившими в армии и окончившими подготовительное отделение на отлично. Конечно, жаль, что все так сложилось, но я готов рассмотреть несколько вариантов: Первое, – мы принимаем вашего сына кандидатом, без стипендии. При условии сдачи обеих сессий на «отлично», мальчик зачисляется в состав студентов. Конечно, это будет нелегко. Однако, уже после первой сессии некоторые студенты уходят сами, так что увеличиваются шансы попасть на освободившееся место..

Второй вариант – вечерний факультет. Сами понимаете, никакой отсрочки от армии, да и знания будут уже не те.

Расстроенные, с больными головами Петр Иванович и Анастасия Львовна шли домой.

Было жарко, они свернули на тропинку Александровского сада. Здесь, в тени лип, он присели на лавочку.

– Настя, тебя же просто трясет, надо взять себя в руки и думать, как быть дальше. Никоим образом я не склоняюсь к предложенным вариантам. Мне кажется теперь, что не надо было Николаю туда поступать, вот все мы задним умом крепки.

– Еще немного, и я бы этого ректора на полоски порвала. Колина мама вытянула вперед дрожащие пальцы с красивыми длинными ногтями. Вовремя ты меня увел оттуда. Мой Коля, значит, хуже этих деревенских недоумков, конечно, они справками запаслись, гарантийными письмами. Как же так, почему мы не знали? Мы честные, мы не можем обходным путем. Почему твой отец заранее ничего не мог предпринять?!! Она вдруг разрыдалась.

Увы, Иван Павлович, разбитый инсультом в феврале, чувствовал себя плохо. Конечно, он не мог ничего сделать. Неудачу с поступлением договорились скрывать от него.

Они прошли по откосу до площади и через Кремль направились к дому. Такие прогулки случались у Колиных родителей не часто, постепенно их нервы приходили в норму. Ведь, в конце концов, истериками делу не поможешь, надо искать решения, говорить с сыном, обсуждать варианты.

Глава 23

Коля не желал и слушать о поступлении в качестве кандидата. Сдать обе сессии на «отлично»? Какого черта, почему другим можно все, а ему – кандидатом? Где при таком раскладе счастливая студенческая жизнь? Перечеркнуть все, чтобы стать школьным учителем французского языка?

– Пап, устраивай меня на работу. Другого пути я не вижу. Надо на другой год поступать в нормальный ВУЗ, без хитростей и подлостей. Ну, а уж если без них нельзя – тогда с хитростями. Вы представляете, этот Бочкарев из Казани, который сдал все экзамены на четверки, прошел по конкурсу! Даже если у него средний школьный балл четыре – он никак не тянет.

– Коленька, у нас несправедливость везде. Ты вспомни Гоголя или Островского, Анастасия Львовна негодовала, – в России без протекции и бумажки человеку пути нет. Конечно, ты тоже виноват, иметь средний балл по аттестату три с половиной – стыдно. Но у тебя есть еще год, а то, что случилось – урок для всех нас. Поверь, я тоже чувствую себя побитой, и я не знаю, что делать дальше. Ты должен решить сам. Через месяц он был оформлен лаборантом в отцовский научно исследовательский институт. Оклад в семьдесят пять рублей, новая, интересная жизнь. Он не будет теперь висеть на шее у родителей, а что случится дальше – посмотрим. Возможно, выбор пути придет сам. Это был замечательный институт! Отдел внеземных цивилизаций! Пока документы Николая проходили проверку в отделе кадров, его отправили в экспедицию на Кара-Даг. Вкратце объяснили, что и как он должен делать в крымской лаборатории. Погода стояла теплая – бархатный сезон в самом разгаре, и Петр Иванович посчитал, что пара месяцев самостоятельной жизни пойдут молодому человеку только на пользу. Ему купили самое необходимое из одежды и обуви, поскольку предстояли прогулки в горах и ночевки в палатке. В рюкзак отправились банки с тушенкой и сгущенкой, макароны, галеты, конфеты, печенье. Мама строго наказывала купаться в море осторожно и далеко не заплывать, в горы не лезть, призывала быть аккуратным с электричеством и огнем.

Вылетали они самолетом из Горького в Симферополь втроем: молодой инженер Валера Алтунин, и лаборант Крыленко ждали его в назначенное время в аэропорту. Они прошли регистрацию уже поздно ночью, и в 4 утра вылетели.

Глава 24

От Щебетовки, куда добрались из Симферополя попуткой, Валерка тащил их по горной тропе. Это было намного увлекательнее тошнотворной поездки по серпантинам на крымском троллейбусе. Молодой инженер шагал так бодро, что ребята, непривычные к интенсивному подъему, еле поспевали за ним. Около верхней точки они передохнули, и сделали по глотку воды. После перевала туристические ботинки, купленные в “Динамо” за шестнадцать рублей начали расползаться по швам. Они не выдерживали такого долгого каменистого бездорожья. Наверху в горах оказалось весьма прохладно и пришлось натянуть анорак из плащевки. Метров восемьсот они шли по хорошей гладкой тропе, потом дорога снова стала каменистой.

Перемена места действовала на Колю положительно. Дышалось легко, горный воздух, море. Настроение бодрое, впереди пара месяцев бархатного сезона, беззаботной, совершенно самостоятельной жизни. Ни тебе родителей с их нравоучениями, ни зубрежки – красота. Как говорил великий юморист и сатирик: ”Забудьте школу как страшный сон!”

Еще через пару километров пути им открылся отличный вид на море.

Внизу, за полосами виноградников располагался поселок, но они не стали спускаться к морю, а свернули с широкой дороги на тропу, огибающую большой холм. За ним показалось огромное параболическое зеркало антенны и, собственно, лагерь экспедиции, состоявшей из домика-лаборатории, хозяйственного блока под навесом и двух палаток.

– Этот блок занят всяким хламом, – Валерик указал на более новую палатку, – а справа ваша, можете устраиваться, он посмотрел на часы, – так, давайте передохнем, а минут через двадцать подходите в домик, я выдам вам спальные мешки, мыло и прочее. Вот, почитайте пока правила производства работ в экспедиции. Крыленко, устроился вместе с Колей в одной в палатке, так как в доме свободные койки отсутствовали. Палатка была солдатская, огромная, скорее всего человек на десять или двенадцать. Вся конструкция домика представляла собой каркас из металлических труб, брезентовый чехол, натянутый поверх конструкции удерживался лямками и проволокой. Посередине стояли две никелированные стандартные кровати с матрасами сомнительной свежести. Чтобы не скучать, Крыленко взял с собой в экспедицию гитару, как же без нее? Их служебные обязанности оказались более чем просты: по очереди следить за самописцами, отображающими на бумаге сигналы и вовремя добавлять в них пипеткой чернила. Жара сильно иссушала чернила днем, одной заправки хватало на 3 часа. Ночь позволяла расслабиться на четыре часа.

Днем ходили купаться, – море находилось далеко внизу, и походы на пляж требовали немалых усилий. Глиняная разбитая дорога в поселок шла мимо виноградников и фруктовых садов. Если вниз можно было спускаться под горку с веселой песней, то возвращение на базу по жаре удовольствия не добавляло. Все морское освежение – псу под хвост. Одним словом, походы на море быстро надоели ребятам.

Кто же такой был этот самый Крыленко?

Сергею стукнуло уже восемнадцать, и его вот-вот могли забрать на военную службу, тут на юге он блаженствовал вдалеке от военкомата. Он был весьма заносчив, считая себя уникальным знатоком западной поп-культуры, рок-музыки и прочих аксессуаров. Особое внимание он уделял всяким внешним проявлениям, характерным для настоящих западных музыкантов. Это пёрло из него нескончаемым потоком. Колю он сразу начал критиковать, вплоть до откровенного унижения:

– Ну, посмотри на себя, что за вид, ну кто носит такие джины – говорил он, хохоча фальцетом, – ты натуральный колхозник, такой же как все (слово джинсы произносилось на питерский манер – джины) А что за рубашка на тебе – кошмар, ты бы хоть ушил этот мешок! Новые индийские джинсы "Lui", купленные мамой в магазине “Динамо”, Колю очень устраивали, и серая рубашка с рисунком в виде огурчиков тоже казалась вполне сносной. Сергея несло – в самых непристойных выражениях он отзывался о советской эстраде и ВИА, он признавал только “Deep Purple” как группу всех времён и народов. “Deep Purple” для Коли в ту пору был неизвестен, и это просто приводило его оппонента в раж. В общем, Крыленко вначале казался просто занозой в заднице. Иногда они не разговаривали по несколько дней кряду, такой уж это был несносный тип.