– У меня есть одно условие, – сказала Анастасия Львовна, – полевые и лесные цветы ежедневно у нас в комнате. Петр – ты ответственный за цветы!
– Раз уж заговорили о гитарах – родители, когда вы мне гитару купите, самую простую, хотя бы, за семь пятьдесят?[16 - в продаже бывали гитары за 7 руб. 50 коп. и за 9 руб. 50 коп.] – вставил Коля, – я бы мог её с собой на турбазу взять. На турбазе как без гитары? Я цветы буду собирать.
– Ах ты, подлиза! – мама задорно смеялась, глядя на любимого сыночка. Петр Иванович поскреб в затылке. Стоимость его не пугала, а вот где ее взять? Он представил себя, как он гребёт на лодке, рассекая просторы озера, а Колька сидит на баке и поет «Сумерки» и это разносится по водной глади.
– Хорошо, – решил Петр Иванович, – согласен. Но и я тогда беру с собой аккордеон!
Глава 15
Через некоторое время, разобрав каракатицу на запчасти, Коля построил свою следующую гитару. На ней можно было исполнять соло и аккомпанемент и в широких пределах изменять характер звука с помощью переключателей конденсаторов и датчиков сигнала.
Многие секреты электрогитар были недоступны, до всего приходилось доходить своим умом. В качестве звукоснимателей использовались катушки от микрореле, включенные параллельно и последовательно. Некоторые тембры этой гитары были просто находкой.
Дед выпросил для Николая в кинопрокате старый ламповый усилитель «Кинап». Коля подключил его к самодельной колонке с большим динамиком, и, когда родители отсутствовали, упражнялся в импровизациях, включая агрегат на полную громкость.
Ребята приходили к нему поглазеть на новую гитару и послушать, как он играет.
Однажды Маркин после школы позвал Колю сыграть в карты.
– Марк, ты же знаешь, в карты мне не везет, да и денег нет. Вот, последние два рубля остались, это мне бабушка на неделю дала, на мороженое. Может, лучше на гитарах сыграем?
– У меня целых пятнадцать рублей! Ну, давай, в трясучку тогда – ну, чем ты рискуешь? Двумя рублями? Тьфу!
– Ты мертвого уговоришь. К тебе пойдем? Они отправились к Маркину. Его дом стоял напротив политеха во дворе и числился по улице Провиантской. Это название у одноклассников вызывало смех, в связи с тем, как выглядел Маркин. Частенько дразнили его «жиртрестом», или «толстым». Марконя обижался, но избавиться от лишних килограммов почему-то никак не получалось. Они поднялись на самый верхний этаж, и встретили на площадке его младшего брата – Сережку. Он подозрительно покосился на Каминского:
– Опять играть будете? Вы бы завязали с этим! Не вздумай мои новые ракетки проиграть! Лучше бы ты в какую нибудь спортивную секцию записался, и тебе бы польза была и мне дешевле. Мама мне дала пятерку, а этот говнюк просадил ее кому-то!
– Никакую твою пятерку я не просадил, оправдывался Вовка – сам её потерял, а на меня бочку катишь – он перегнулся через перила, и погрозил пухлым кулаком брату, – скажешь матери, – башку отверну!
Сережка пробурчал еще что-то, и поскакал через ступеньку вниз по лестнице. Их мать возглавляла партком мясокомбината на Ковалихе, а отец давно с ними не жил. Злые языки поговаривали, что он сидит в тюрьме, но Вовка упорно отмалчивался по этому поводу, а если кто-то приставал с глупыми вопросами, мог и врезать. У Ангелины Викторовны Маркиной везде были связи, достать она могла все, что угодно. Различные дефицитные продукты в их семье не переводились. Оба ее сына прекрасно одевались, и всегда имели карманные деньги, несмотря на то, что учились еще хуже, чем Каминский. Коля же стеснялся лишний рубль спросить у матери, если не было серьезных оснований. Они вошли в прихожую.
– Бери тапки, заползай, – Маркин повесил их куртки на вешалку, – не стесняйся, чувствуй себя как дома. Потом провел его в маленькую кухню, где он достал из большого финского холодильника, до отказа заполненного продуктами, колбасу, сыр, батон, и сделал несколько бутербродов. Оба они после школы сильно проголодались. Колбаса была упоительная, языковая, нежно-розовая с тонким жирком по краям. В гастрономе под “Россией” такой не водилось. Запивали настоем чайного гриба, который жил у Маркина в огромной банке на подоконнике. Он как осьминог распустил в воде щупальца, и казался Кольке пришельцем из космоса. Плотно перекусив, они направились в Вовкину комнату. Тут у него располагались шкаф для одежды, никелированная кровать и письменный стол. Большую часть стола занимал дорогой трехскоростной магнитофон “Комета”. Рядом стоял хохломской стаканчик для карандашей, лежали две тетрадки и учебник географии.
– Вот, только вчера переписал у Сережки Лебедя. Он включил «Комету», катушки закрутились. Звякнул колокол, и Джон Леннон запел "Mother", запись звучала чисто.
– Вторая копия, что ли, дашь послушать?
– Вот наслушаюсь и дам. Маркин был еще тот собственник. Они расположились за столом. Вовка достал из глубин шкафа молочную бутылку с мелочью.
– Ни фига, себе, ты накопил! Тут же килограмм мелочи!
– Тут больше килограмма, но скоро будет еще на два рубля больше, самоуверенно заявил хозяин, – мне везет, я сегодня еще полтинник у Чука вытряс. Он с трудом залез в карман очень облегающих его тучный зад брюк, вытащил оттуда полтинник, и отправил в свой “Форт Нокс”.
– Когда успел? В школе же нельзя!
– Фигня, прямо на истории и тряхнули. Там такой гвалт стоял, хрен бы кто чего услышал! А Большаковой все пофигу. Надо это на уроках делать, никто не смотрит.
– А я удивился, чего это ты с Чуком уселся на истории. Ну-ну.
– Что “ну-ну”? – передразнил Вовка, – деньги доставай! Поставили по гривеннику. Монеты сразу же отправились в молочную бутылку, потом еще по пятаку, да по трёшнику. У Каминского оставалось еще рубль и два гривенника, когда вдруг ему попёрло. Перевернули катушку на магнитофоне, заиграл «Abbey Road»[17 - альбом группы “The Beatles” 1969 г.]. Под «Come together» уже три рубля были на стороне Николая, а под “Серебряные молоточки” уже пять. Маркин с ужасом смотрел, как бутылка пустеет. В этой дурацкой игре не надо было думать, считать карты, тут главенствовал фактор везения и более ничего.
– Камень, тебе везёт по страшной силе. Давай перекурим, и продолжим.
– Кому-то везет в любви, кому-то в трясучку. Как скажешь, может, хватит играть?
– Ну как же, так я тебя и отпустил с десятью рублями. Ща отыграюсь, вот увидишь. С мрачным выражением на лице он отправился на балкон, захватив сигареты и подарок отца – сверкающую зажигалку Zippo.
Через час Николай выгреб почти все содержимое бутылки. Последние два гривенника ожесточенно сопротивлялись в руках соперника, но это был лишь вопрос нескольких минут. А потом Николай поднял бутылку, и потряс:
– Помнишь, как сказал Долохов, – пуста! Просмотр «Войны и мира» произвел на Колю огромное впечатление, а вот Маркин, вроде весь фильм от начала до конца проспал. За окном темнело, домашние задания не делались, время неумолимо утекало.
– Давай на Zippo! – завопил Марк в отчаянии.
– Нет, это же подарок твоего отца. Я не буду играть на нее. На кой мне она, если я не курю?
– Слушай, она стоит кучу денег, всегда продать можно, давай!
– Даже не уговаривай. Лучше отдай мне бутылку. Куда деньги девать, все карманы оторвут! Домой Колька возвращался измотанный, но в приподнятом настроении и с тяжеленным портфелем. Дверь ему открыл отец в кухонном фартуке с пачкой смерзшихся в монолит пельменей в руке.
– Ты что, как поздно? У Маркина был? Ты голодный?
– А мама где? А где остальные?
– В театр ушли на премьеру, а я сам только пришел с работы, а дома и еды никакой, кроме магазинных пельменей. Тебе сколько штук варить?
Глава 16
Анастасия Львовна склонилась над сыном.
– Коля, Коленька, что с тобой, проснись. Петя, что делать, что делать? Но ведь он не пьян!
Что с ним?
– Вчера я встретил его, он сидел во дворе на лавочке, будто пытался встать на ноги и протянуть мне руку, но у него только хватило сил разогнуть указательный палец. Потом он начал падать и я отнес его домой, в кровать. Ты же врач, должна все знать… Петр Иванович вытер пот со лба. Он был выдержанным и терпеливым, но состояние сына, не приходившего в себя уже сутки, очень волновало его.
– Да, милый, ты уже говорил мне. Но, все так странно, я бы еще поняла, если бы он выпил, и отравился, а он спит и температура 38. Сердце еле прослушивается. Она ходила из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями, потом принесла справочник по фармакологии, и стала лихорадочно листать его.
– Он принял что-то, я чувствую. Все это очень похоже на передозировку какого-то препарата. Она начала трясти Колю, потом легонько потрепала его за щеки, за уши – все было бесполезно. Через некоторое время Коля повернулся на другой бок, будто свет мешал ему, потом громко всхрапнул. Его тонзилитный нос во сне редко нормально дышал, и сейчас он тоже спал с открытым ртом. Эти движения как-то успокоили Анастасию Львовну. В дверях появилась бабушка с тазиком уксусного раствора для снятия жара, но мама показала ей жестами, что это излишне. Днем раньше. Коля выключил паяльник, и положил очередную только что начатую печатную плату на полочку рядом с осциллографом, в понедельник он набьет ее деталями, а сейчас пора в ДОСААФ. Он уже с февраля посещал курсы радиолокации по направлению от военкомата, который имел на Колю вполне серьезные виды – по достижении 18 лет он должен был отправиться служить в армию, если, конечно, не случится чудо, и он не поступит в институт.
Он занимался и тут и там, ходил по выходным к репетитору по математике, решал задачи по физике и геометрии. Анисимов, Буров и Мединский – те легко поступили в университет, а вот он…
Он снял синий халат, попрощался со своим начальником – Максом.
– Максим Васильевич, до свидания, хороших выходных. Как семнадцатилетний он имел право уходить с работы на час раньше, правда, радости мало, надо успеть перекусить и бежать на трамвай. На дворе стоял июнь, по улицам мчалась поземка тополиного пуха, жара такая, что впору купаться, загорать, а не тратить время на какие-то дурацкие курсы радиолокации. Преподаватель школы ДОСААФ Семен Николаевич Пох любил дисциплину. Опоздания у него приравнивались к побегу, к саботажу, к антигосударственной деятельности. За здорово живешь можно было схлопотать дополнительную отработку. Опоздал на час отсиди два. Это был хмурый высокий мужчина с лицом землистого цвета. Растительность на его голове почти совсем отсутствовала, зато из расстегнутого ворота рубашки буйно лезли седые волосы. Жара давала о себе знать, и преподавателю радиолокации очень хотелось быстрее разделаться с треклятыми занятиями. Дома в холодильнике его ждали три бутылки жигулевского и четверка белой, и это было бы чертовски хорошим окончанием рабочей недели. Он вышел во двор покурить, пока ребята собирались в аудитории. Коля на этот раз не опоздал, трамвай номер один довольно быстро доставил его на Советскую, прямо к Дому Книги. Напротив, в маленьком полуподвальном помещении располагалась школа. Николай перешел улицу и открыл дверь с надписью «здесь ДОСААФ».
В зале уже сидело несколько парней за партами, они дурачились. Это были весьма разные ребята, но объединяли их место проживания – Нижегородский район и возраст, близкий к призывному.
Коля уселся на свое место. За ним в следующем ряду расположился лохматый и угреватый тип – «Король», то есть Леша Корольков. С первого раза в медицинский институт Король поступить не смог. Сейчас он трудился в психбригаде при одном из диспансеров. Он частенько рассказывал Коле про свою работу, как они выезжают на разные случаи, как «упаковывают» буйных сумасшедших и т. д. Любил и приврать про свои подвиги, не без этого.