– Да, невесело… – Я в принципе, ждал чего-то подобного, но все равно слышать такие новости крайне неприятно. Минск находится километрах в трехстах от границы, если мне память не изменяет. И немцы с боями прошли это расстояние всего за семь дней. Умелые… твари!
Ребятишки тоже загрустили. Наверняка в их головах сейчас сильнейший когнитивный диссонанс – все предвоенные годы советская пропаганда вдалбливала в головы населения информацию о мощи и непобедимости Красной армии, о том, что сражения будут идти исключительно на вражеской территории, а в действительности происходит нечто совсем противоположное.
– Не ссыте, парни, мы еще пройдемся по Берлину в кованых сапогах и поднимем красный флаг над Рейхстагом! – бодро сказал я. – Ведь от тайги до Британских морей Красной армии нет сильней!
– Так пусть же Красная вздымает властно свой штык мозолистой рукой… – тихонько пропел Барский.
– И все должны мы неудержимо идти в последний смертный бой! – подхватил Зеленецкий.
Через несколько секунд мы в три голоса пели, а вернее, надсадно орали слова песни, пытаясь загородиться ими, словно волшебным заклинанием, от ужасов окружающей реальности – пахнущего сгоревшей взрывчаткой леса, в котором нас ждали злобные немецкие диверсанты, перепаханного взрывами и танковыми траками пшеничного поля неподалеку отсюда, на котором мы оставили несколько сотен своих погибших товарищей, от страха за будущее – свое и всей нашей страны.
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон,
Но от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней.
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой!
Красная армия, марш, марш вперёд!
Реввоенсовет нас в бой зовёт.
Ведь от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней!
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой!
Мы охраняем рабочий класс,
Кто же посмеет идти против нас?
Ведь от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней!
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой![13 - «Красная армия всех сильней» («Белая армия, чёрный барон») – песня, написанная в годы Гражданской войны композитором Самуилом Покрассом и поэтом Павлом Горинштейном (псевдоним – Григорьев). Первоначально вторая часть припева звучала так: «С отрядом флотских товарищ Троцкий нас поведёт на смертный бой!»]
Исполнив припев четыре раза, я вдруг отчетливо вспомнил разученные в детстве слова куплета и неожиданно для всех выдал:
Свору фашистов развеем, как дым,
Сталин ведёт нас – и мы победим!
Ведь от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней!
Малость обалдевший от моей импровизации Гайдар задумчиво посмотрел на меня и, в который раз достав свой блокнот, стал строчить в нем карандашом.
На звук «хорового пения», а вернее издаваемого шума, пришла Марина. Прислушавшись к незнакомым словам[14 - Исполненное Игорем четверостишие было сочинено поэтом Петром Белым только в июле 1941 года.], девушка склонила голову набок, а потом, дослушав до конца, неожиданно разрыдалась и убежала с полянки.
Тут уже не выдержал Альбиков. Сержант вылез из кустов, с чувством обматерить нас за срыв важного допроса, но, увидев посветлевшие от воодушевляющих песен лица ребят, только махнул рукой.
– Хор-р-рошие вы ребята! – с непонятной интонацией в голосе сказал Аркадий Петрович после завершения концерта самодеятельного коллектива. – Игорь, а вот те слова, что ты спел… откуда они?
– В школе учил, – честно признался я.
Добавлять, что наш старый учитель пения в семидесятые годы не чурался давать школьникам тексты с упоминанием Сталина, тот же «Марш артиллеристов», я, понятно, не стал.
– Интересная у вас школа, – хмыкнул Гайдар. – Надо будет, как из командировки вернусь, зайти и с твоими учителями пообщаться… Какой у нее номер?
– Сто семьдесят пятая, – спокойно ответил я, совершенно точно зная, что моя школа носила этот номер чуть ли не с момента создания общей системы городского образования. Детство я не в Южном Бутово провел, а в самом центре Москвы, на улице Горького.
– А, так твою школу я знаю! – немедленно среагировал Гайдар. – Несколько раз у вас был на встречах с читателями. Последний раз в конце прошлого года. И тебя там видел, то-то мне лицо знакомым показалось! Только ты с того раза… изменился. И выглядишь постарше, и…
– Последствия ранения сказываются, Аркадий Петрович, – машинально сказал я. Барский и Зеленецкий посмотрели на меня с белой завистью – им не повезло повстречаться с известным писателем до вчерашнего дня.
В общем, немудрено, что Гайдар видел «меня» на встрече с читателями. И дед, и отец, да и я учились в одной школе. Эдакая семейная традиция… Но если Гайдар сейчас начнет обсуждать подробности этих «конференций»… Чтобы увести разговор в сторону от опасной темы, я сказал бодрым голосом:
– Ребята, а пойдем на броневики посмотрим?
Парни удивились моему предложению, словно я сморозил несусветную глупость, но, переглянувшись, решительно встали, решив не перечить странному желанию раненого товарища. Привычно подхватив меня под локотки, комсомольцы бодро двинулись к месту стоянки техники.
– Подождите, товарищи! – окликнул нас Гайдар (а вас, Штирлиц, я попрошу остаться!). – Я с вами схожу, прогуляюсь. А то вернусь домой, пойду на встречу с ребятишками, а они меня спросят, какие новые боевые машины я видел. «БА-10» – машина, конечно, не новая, но всё же…
Так вот почему Макс и Мишка таращились на меня, как на дурака! С их точки зрения, заинтересоваться давно изученными вдоль и поперек броневиками мог только малолетний школьник. Идти оказалось довольно далеко – наша главная «ударная сила» укрылась под деревьями на большой прогалине, где, судя по оставленным на почве следам, «ночевали» остальные машины разведроты.
Проверка матчасти была в самом разгаре – у поднятых, словно крылья майского жука, листов капота толкались локтями полдесятка красноармейцев. Видимо, все наличествующие водители решили устроить мозговой штурм по «поиску ушедшей в землю искры». Увидев нашу экскурсию, шоферюги вежливо расступились, открыв нашему взору задницу сержанта Стерха. Верхняя часть Степана скрывалась в глубине моторного отсека. И как он умудрился нырнуть в такую узкую щель.
Из любопытства я подошел поближе, чтобы взглянуть на двигатель. Бляха-муха! И вот эта… штука каким-то волшебным образом двигает бронированный автомобиль? Да на моем детском мопеде стоял движок больших размеров! Присмотревшись, я с удивлением понял – у данного агрегата даже бензонасоса нет – судя по трубкам, топливо самотеком шло откуда-то сверху. Это что же – взрывоопасный бак установлен прямо над головой водителя? Охренеть! Да, блин, конструктора сего чуда инженерной мысли надо расстрелять перед строем за саботаж и вредительство. Причем перед строем тех, кто на этих «зажигалках» идет в бой! Ведь одна бронебойно-зажигательная пуля из простой винтовки – и грозная техника мгновенно превратится в братский крематорий!