Вперед, по жизни

– Съезди, пожалуйста, сынок, а то тут все пьяны уже. Только ты сможешь это сделать сейчас. Мне каждая мелочь, напоминающая о нем, будет дорога.

– А что бы и не съездить? – лихо выдал Ленька. Видимо остатки вина все еще играли в его голове.

Услышав согласие, полковник наклонился к Леньке и приобнял его:

– Спасибо тебе, дорогой, – хрипло проговорил он и, отвернувшись, смахнул слезинку с глаз.

Поняв, что Ленька согласен, Иван Михайлович потянул его из-за стола:

– Сейчас пойдем, и я взнуздаю Рыжуху, и ты на ней и поедешь туда. Поедешь верхом, так что к вечеру, до темноты, сможешь обернуться. Смотри, сильно не гони ее. Она девушка с норовом. Может и заартачиться

Иван Михайлович положил на Рыжухину спину седло и попытался подтянуть подпругу, но не тут-то было, Рыжуха надула живот. Увидев такую хитрость лошади, Михалыч со словами:

– Вот ты зараза, какая, – ударил ее коленом, от чего живот у Рыжухи сдулся, и он смог отрегулировать подпругу, а потом, как будто что-то вспомнив, спросил:

– Верхом-то ты ездить умеешь?

– Приходилось ездить как-то на Кавказе несколько раз, – стал припоминать Ленька. – Только давно это было. Года четыре назад.

– Это по твоим меркам давно, а по мне – это было вчера, – хохотнул Михалыч, а потом добавил, – Значит, забыть не смог еще. Но смотри, на ногах амортизируй больше, старайся, как бы обнять ее пятками, – хлопнул он Рыжуху по спине. – Представь, что ты сидишь на бревне и обнимаешь его, – Михалыч посмотрел на Леньку, пытаясь понять, дошли ли до него его слова. – Старайся нижней частью тела повторять все ее движения. Назад сильно не заваливайся. У Рыжухи походка особенная. Копчик себе набить сможешь запросто, да ноги стереть.

– Ладно, попробую, – только и оставалось сказать Леньке. Пути назад у него уже не было.

– На вот, на всякий случай, если мишку увидишь, – достал он двустволку шестнадцатого калибра из шкафа. – Возьми вот еще ружьецо и патронов пачку, – Иван Михалыч положил в Ленькин рюкзак пачку патронов, фляжку с чаем, кусок отварного мяса и ломоть хлеба. – А это, чтобы перекусить, когда приедешь на заимку. Да, – добавил он, показывая на холстяной мешочек, – а это Рыжухе. Больно любит она подсоленные сухарики. Не забудь попоить ее по приезду на заимку.

Михалыч поддержал ногу у Леньки, когда тот запрыгивал в седло и, хлопнув Рыжуху по крупу, пожелал:

– Удачно тебе добраться, сынок. Будь внимателен. На Рыжухины прихоти не поддавайся. Ты – хозяин, потому что ты в седле. Заставь ее слушаться тебя. Счастливо!

Ленька поводьями сразу же направил Рыжуху на выезд из прииска.

Лошадь слушалась хорошо, она же знала Леньку, да и он всегда с ней ласково разговаривал, время от времени балуя ее различными вкусностями.

Пришлось немного наклониться вперед и упереться ногами в стремена, но ноги вскоре устали. Ленька уже и так, и сяк пытался приноровиться к ее рыси, но пока у него ничего не получалось.

Они доехали только до первой заимки, а силы у Леньки в ногах почти закончились.

У входа в заимку, Ленька спешился, размял затекшие ноги и, напоив лошадь, дал ей подсоленных сухариков, которые положил в рюкзак Михалыч.

Рыжуха смачно хрумкала ими, с благодарностью посматривая на Леньку.

Немного передохнув, они поехали дальше.

При езде верхом присутствие комаров и мошки не замечалось. Ленька вспомнил их первый поход на заимку. Тогда комары их жрали нещадно, было очень жарко и приходилось постоянно отбиваться от этих тварей и потеть в полностью застегнутых энцефалитках.

А сейчас, встречный ветерок обдувал Леньку, растрепывая его отросшие и выгоревшие за лето волосы. Энцефалитка была расстегнута, и даже пришлось немного застегнуть молнию на ней. Ведь был же уже не июнь, а конец августа. Погода сильно поменялась. Даже на некоторых ветвях деревьев, низко нависающих над дорогой стали проглядываться пожелтевшие листочки.

Ленька ехал, немного приподнявшись в седле и слегка пригнувшись, чтобы ветви некоторых деревьев не задевали его голову.

Вскоре они подъехали к поляне, где в свое время они с Сашкой стреляли по воронам.

С удивлением он увидел, что на тех же соснах, как и прежде, опять сидели в?роны.

Ленька был воодушевлен тем, что он, как опытный всадник, умеет скакать на лошади, вспомнил романы Майн Рида, как ковбои стреляли из ружей, сидя в седлах.

Ему так захотелось походить на этих знаменитых ковбоев, что шальная мысль посетила его голову:

– Дай-ка, и я пальну по этим в?ронам.

В?роны, как будто не заметив выехавшего на поляну Леньку, безмятежно сидели на соснах.

Выехав из-под нависающей листвы деревьев, Ленька, как заправский ковбой, натянул поводья и, вынув из рюкзака патроны, которыми снабдил его Михалыч, зарядил ружье.

Осторожно, чуть поддав каблуками Рыжуху, он направил ее к краю поляны. Не выезжая на нее, под покровом деревьев, он прицелился и пальнул по в?ронам.

В?роны, тут же сорвались со своих мест и улетели, громко каркая и хлопая крыльями. У ковбоя Леньки ничего не получилось! Ни в одного в?рона он, конечно, не попал.

Рыжуха, после произведенного выстрела, только уши прижала, но не взбрыкнула и осталась стоять спокойно. Тут Ленька ощутил благодарность к Рыжухе. Его неожиданно осенила мысль, что если бы это была другая лошадь, а не Рыжуха, то она бы наверняка испугалась выстрела и, скинув этого идиотского седока, понеслась бы от страха невесть куда. Ловил бы ее тогда Ленька, если бы вообще оказался жив.

А Рыжуха – ничего, только уши прижала и укоризненно смотрела на своего незадачливого седока. В ее взгляде только и сквозило:

– Ну и дурак же ты, Ленька.

Увидев ее взгляд, Ленька прижался к ее шее и ласково попросил:

– Милая моя, извини ты меня, дурака. Я больше так не буду. Не хотел я тебя испугать. Прости меня, и давай поедем дальше.

Рыжуха, как будто поняла извинения Леньки и спокойно, без всяких понуканий, пошла дальше.

С такой скоростью, как бежала Рыжуха, Ленька вскоре доехал до заимки.

Спешившись, он обошел ее. Ничего-то в этих местах не изменилось.

Так же было слышен шум вод Дубакита и шелест листвы высоких осин, которые окружали заимку.

Вокруг стояла первозданная тишина, прерываемая иногда только голосами каких-то птичек.

Ленька привык, что здесь всегда горел костер, было людно и весело, было чем заняться и поговорить. А сейчас здесь была только тишина.

От этого ощущения ему сделалось как-то не по себе и он, привязав Рыжуху к коновязи, которую в свое время построил Михалыч, вошел в заимку.

Немного покопавшись на нарах и на полках, он нашел Серегины вещи. Он помнил их из тех коротких встреч, когда видел Серегу. Вернее, он знал его вещи, в которых он ходил.

Он их сложил в рюкзак и, прихватив военную куртку Сереги, о которой особенно просил отец, вышел из заимки

Рыжуха по-прежнему стояла там, где ее и привязал Ленька.

От такой покорности у Леньки что-то перехватило в груди и он, подойдя к ней, обнял ее за голову и посмотрел в глаза: