За жизнь… Сборник рассказов. Издание третье (переработанное и дополненное)

– Серёга, – и так же бодро продолжал, – Чего это ты такой кислый?

– Валёк, – еле шевеля губами, пролепетал он.

– Чего это с тобой? – всё так же бодро допытывался я у него.

Тот опять, чуть ли не шепча, ответил мне:

– Я посмотрю, как ты тут завтра орать будешь.

– А что? Буду? – не понял я его.

– Как засунут тебе эту хреновину… не то, что орать, шептать не захочешь. Я вот без наркоза согласился на операцию. Вот – дурак! Пожалел пару тысяч….

– А я сразу с наркозом, – уже не так бодро произнёс я.

Но, тут вошла сестра и пригласила меня в процедурную. Это у них так она называется – процедурная. Теперь я больше склоняюсь к тому, что это самая настоящая пыточная.

Сестра ласково предложила мне лечь на бочок и приспустить штаны.

– А что это Вы там собираетесь делать? – с подозрением глянул я на неё.

– Да ничего особенного. Надо же Вас подготовить к операции. Кишечник должен быть пустым. Вот сейчас мы Вам клизмочку и сделаем, – так же ласково ворковала она.

– Да? Клизмочку? – я опять с недоверием посмотрел на сестру через плечо. Мне было видно, как она пододвинула к кровати штатив, на котором висела эта самая клизмочка.

Это была не клизмочка. Это был самый настоящий бурдюк. Как мне показалось, литров на десять.

Сестра взяла такой же громадный чайник и наполнила из него этот самый бурдюк. А потом, так же нежненько предложила:

– Раздвиньте, пожалуйста, ягодицы.

– Зачем, – тупо вырвалось у меня.

– Чтобы легче вставить вам этот мундштучок, – она повертела в руках какую-то пластмассовую трубочку.

Ну, мундштуком меня не испугаешь. Я сам в своё время курил сигареты «Прима» только через мундштук. Это был такой небольшой гладкий мундштучок, который можно было легко перекидывать из одного уголка рта в другой.

Я раздвинул ягодицы и через секунду пожалел о содеянном. В зад мне воткнулась огромная игла диаметром пальца в три. Я непроизвольно охнул, но, не желая опозориться, стиснул зубы.

– Да Вы не напрягайтесь, – так же нежно проворковала сестра.

Легко сказать – не напрягайтесь. Как тут не напрячься?! Если от этой громадной иглы, аж искры из глаз летят. Но делать нечего. Превозмогая адскую боль, я попытался расслабиться.

Видимо, у меня это получилось. Потому что сестра произнесла:

– Ну, вот так. Молодец. А теперь лежите спокойно и дышите глубоко и ровно.

Я почувствовал, что в меня заливается какая-то жидкость. Она противным холодом охватила мне весь живот. Жидкость меня заполняла и заполняла. Поначалу было терпимо. Но потом живот весь полностью наполнился этой жидкостью, и меня стало распирать.

А эта мегера всё подливает и подливает в бурдюк из чайника. Я чувствую, что у меня из всех щелей и всех пор пойдёт эта жидкость, а эта гадина всё льёт и льёт.

Силы меня стали покидать. Их у меня хватило лишь только на-то, чтобы прохрипеть:

– Хватит. Больше не могу.

– Ну как же так? – озадачено проговорила фурия, – Ещё, последний литрик остался.

– Никаких литриков, – хрипел я, – Всё! Всё! Всё! Не могу больше.

Рука сама тянулась к заду, чтобы вырвать этот ненавистный мундштук, причинявший мне столько боли. Но сестра вырвала его сама и, открывая соседнюю дверь, вежливо предложила:

– А теперь пожалуйте сюда.

Меня молнией смело с топчана. И, придерживая руками полуспущенные штаны, я ринулся в открытую дверь, где за ней в глубине проглядывалась спасительная белизна унитаза.

Ребята! Через минуту я чувствовал себя счастливейшим человеком планеты. Мне было так хорошо на этом унитазе! Я до этого никогда не чувствовал себя более счастливым человеком.

Мне так не хотелось вставать с него. Мне так не хотелось расставаться со своим спасителем, моим белым другом.

Сестра с пониманием посмотрела в мои глаза и нежно проворковала:

– Мы ещё сегодня вечером и завтра утром повторим эту процедурку.

О Боже! Неужели всё опять повториться снова? Господи! Дай мне силы преодолеть все эти мученья с честью.

И вся эйфория, и розовая пелена, последовавшая за облегчением, мгновенно исчезли, и день вновь стал серым и противным.

В палате, всё так же скорчившись, лежал Валёк. Взгляд его был уже не такой несчастный, как прежде. А уже более осмысленный.

– Ну. Что? Покайфовал? – это он уже не шептал, а как-то ехидно смаковал, – То-то ещё будет. Подожди. Вот когда тебе вставят в жопу шланг, то ты тогда вообще по стенкам лазать будешь, – это он уже злорадствовал о моей перспективе.