Сокровища

Юрка, ухватившись за конфету, пытался её развернуть, а Таня, вышедшая на шум в прихожую, недовольно всплеснула руками:

– Лёш, ну я же просила тебя не давать ему конфет. Он же потом ничего не ест, только их и просит.

– От одной ему ничего не станет, – отмахнулся от неё Лёшка и подтолкнул Бородина в большую комнату.

Там он вновь плюхнулся на диван и, развернув конфету, всунул её в раскрытый рот Юрки.

Тот моментально заглотил её и молча сидел на руках у отца, пуская коричневые пузыри.

Вскоре зашла тётя Валя и принялась накрывать на стол.

Когда вся посуда была расставлена, она принесла бутылки со спиртным и небольшой графинчик с бордовой жидкостью.

– А это, – она приподняла графинчик, – моего собственного приготовления. Вишнёвочка, – пояснила она и поставила его около той тарелки, где предполагала сидеть сама.

Татьяна выставила сковороду с картошкой на середину стола и тоже села на своё место, забрав Юрку из рук мужа.

Лёшка с Бородиным сели рядом, и Лёшка по-хозяйски, раскупорив бутылки, налил спиртное в небольшие рюмочки, а Татьяне вино в изящный фужер и посмотрел на мать.

Тётя Валя, приподняв рюмочку со своей вишнёвкой, посмотрела на Бородина:

– Очень рада, Вовочка, что ты сейчас у нас. Я так на тебя хотела посмотреть. Пусть у тебя всё будет хорошо. Да и сам ты чтобы был здоров, – она протянула рюмку в сторону Бородина.

Тот тоже приподнял свою рюмку навстречу тёте Вале.

Раздался мелодичный перезвон стекла, который как будто напоминал об искренности и чистоте пожеланий тёти Вали.

За столом чувствовалась семейная обстановка. Бородину от этого ощущения стало тепло и радостно на душе.

Давненько он не ощущал такого. Последний раз это было полтора месяца назад, когда он с папой и мамой отмечал свой день рождения. А так всё рестораны, бары, кафе, различные компании, в которых он никому не был нужен и где каждый любил только себя, говорил и думал только о себе.

А сейчас он испытал ощущение, что находится дома, и от этого сидящие за столом стали ему ещё ближе и роднее.

После первых нескольких стопок и обильной закуски разговор потёк в спокойном русле.

Тётя Валя интересовалась планами Бородина на дальнейшую жизнь, Лёшку интересовали море и интересные случаи, связанные с ним и произошедшие с самим Бородиным. Татьяна сначала сидела молча, потом затеяла разговор о детях, сначала о своих, а потом разговор перешёл и на детей Бородина, которые остались у него во Владивостоке.

За всеми этими разговорами время пролетело незаметно, и только бдительная тётя Валя, глянув на часы, охнула:

– Надо же! Уже скоро полночь, а мы всё сидим.

Татьяна подхватила спящего у неё на руках Юрку и отнесла к себе в спальню, а Лёшка – Димку, мирно пускавшего пузыри на диване, за которым в перерыве застолья он сходил в садик.

Когда дети были уложены, то они помогли матери убрать всё со стола и с остатками закуски переместились на кухню.

– Мы ещё посидим тут, – объяснил Лёшка такое переселение удивлённой матери, – тем более что после двенадцати будут передавать «Пинк Флойд» по радио.

– Чего-чего? – не поняла тётя Валя.

– Музыка это такая современная, – уже раздражённо посмотрел он на мать, а у Бородина спросил: – Ты «Тёмную сторону Луны» слышал?

– Не-а, – честно сознался Бородин. – Я как-то в Сингапуре купил их одну кассету, но там такого не было. Там был альбом «Стена» 1979 года со своими «Hey you», «Run like hell» и чем-то ещё, сейчас названий не припомню…

– Вот! – радостно заявил Лёшка матери, перебив Бородина. – Тем более, Вовка не слышал!

Это был весомый аргумент, поэтому тётя Валя уже мирно согласилась:

– Ладно уж, слушайте свою флойду, – и добавила: – А я лягу в зале на диване, так что вы уж тут громко музыку не включайте. Пойдём, Лёшик, поможешь мне диван расстелить. – И Лёшка, хитро подмигнув Бородину, пошёл вслед за матерью.

Минут через пять он вернулся, придерживая рубашку на непомерно раздувшемся боку. Воровато оглянувшись, он вытащил оттуда бутылку и, быстро засунув её за угол шкафа, присел к Бородину за стол.

Через пару секунд в кухню заглянула тётя Валя и, подозрительно оглядев Лёшку, якобы сонно произнесла:

– Ну всё, мальчики, я пошла спать, а вы тут долго не засиживайтесь.

– Да, ты, мам, иди спи. Передача, – Лёшка посмотрел на часы, – минут через двадцать только начнётся.

– Но вы всё равно, – погрозила она братьям своим пухлым пальчиком, – долго не засиживайтесь и радио громко не делайте.

– Хорошо, хорошо, мам, – нетерпеливо начал Лёшка и, встав из-за стола, подтолкнул мать к двери. – Иди, иди, иди.

Тётя Валя, ещё раз подозрительно оглядев почему-то очень вежливого сына, тяжело вздохнула и вышла из кухни.

Лёшка сел за стол и едва слышно прошептал:

– Через пару минут она начнёт выдавать такого храпака, что стены затрясутся и её уже пушкой не разбудишь, не то что «Пинк Флойдом».

Бородин еле слышно прыснул в кулак и разлил остатки из бутылки по стопкам.

– Ну, за «Пинк Флойд», – шутливо произнёс Лёшка, и они опрокинули в себя стопки.

Закусив, Лёшка негромко включил точечное радио, висевшее на стене.

Диктор уже рассказывал об этом знаменитом ансамбле, на что Бородин удивился:

– Чего это его разрешили выпустить по радио?

– Это только у нас, в Питере, можно, а по Союзу ещё нельзя, – пояснил Лёшка. – У нас тут как бы окно в Европу, – подчеркнул он хвастливо, – поэтому иногда после полуночи классный музон катят.

Через несколько минут из репродуктора понеслись первые, едва слышные аккорды композиции, постепенно наращивающие свой звук, а из зала послышался непередаваемый храп. Но такой аккомпанемент не помешал парням слушать полуфантастическое исполнение музыки невидимых музыкантов.

Радио работало негромко, что не мешало упиваться невероятной мелодией.

Постепенно первая мелодия затихла, и следом пошла другая, не менее завораживающая, от которой только хотелось закрыть глаза и улететь в неведомые дали, туда, куда звали трепетные аккорды гитар и ритм ударника, как будто это были звуки не нашего времени, а чего-то фантастического, которое непередаваемо манило к себе; казалось, что это не группа обычных парней играет, а как будто вселенная ожила и зовёт тебя в другой мир. Это было как воздух, как пища. Как будто эту музыку исполнял бог под названием Pink Floyd, где каждая нота была на своём месте, каждый тон, каждый аккорд отточен до идеального состояния.

Всё было по-настоящему, от души.

Бородин почувствовал, что эта музыка вытаскивает его из большой депрессивной ямы. Он почувствовал, что каждая мелодия, каждый аккорд его лечит так же, как и время, потому что эта музыка была наполнена какой-то необъяснимой, позитивной энергией.