Игра в наперстки

– И от него пострадала Жанна, – продолжил рассуждать Гуров.

Дарья кивнула.

– Но Воронцова тоже получила такую же дозу релаксанта, но это же не яд?

– Да. Но этот релаксант так среагировал с теми лекарствами, которыми ее пытались реанимировать. Так что он стал ядом. Поэтому я и называю все вещества, которые нахожу сейчас, ядами. Потому что все они могли быть ядами сами по себе. И релаксант, и газ. Но именно в смеси они дали настолько интересный эффект.

– Убийство к заданному времени, – сказал Гуров.

Рассолкин кивнул, а потом сказал:

– Дарья, я дам вам список веществ, которыми пользуются наши спецслужбы, вы можете сравнить эти вещества с ними?

– У меня уже есть этот список, – чуть смутилась Дарья и добавила: – Ну, мы же работаем с ними часто, и у нас, экспертов разных служб, есть доступ к спискам и формулам, которые могут быть инструментами в работе других ведомств.

На самом деле Гуров тоже этого не знал и удивился так же, как и Рассолкин.

– То есть если ФСБ использует в своей работе какую-нибудь секретную сыворотку правды, то простой, хоть и очень талантливый, эксперт Дарья может спокойно получить доступ к ее формуле?

– Ну не так спокойно, после того, как проработаешь некоторое время и через Матильду Давтяновну отправишь запрос. А вот у нее уже есть почти полный доступ, и я сама уже думала о том, что нужно сравнить газ со всеми имеющимися в нашем распоряжении формулами. Но мне нужно было ваше разрешение. А еще лучше, если бы сами позвонили…

– Я позвоню, – отозвался Гуров. – Значит, ты думаешь, что убийцей может быть кто-то из ведомств?

– Ветеран. Допустим, у нас есть ветеран боевых действий, у которого огромный опыт и нестойкое сознание. Но опять же вопрос: что было у этих пятерых, теперь уже шестерых, общего, что они заставили его убить их?

– Самый простой ответ на этот вопрос: они все вместе совершили какое-то преступление. И нужно найти свидетелей или пострадавших.

Рассолкин немного поморщился, как от головной боли, достал из кармана пиджака коробочку с какими-то таблетками, разжевал одну и продолжил с тем же охотничьим блеском в глазах:

– А если преступлений было несколько? Если у нас преступная группа? Может быть, у них был преступный сговор?

– Судя по тому, что показали свидетели, они практически не пересекались, – ответил Гуров, но подумал, что этот вечер они скоротают за просмотром записей с камер наблюдения из коридоров, веранды, столовой и общего зала. А в самом деле, не собирались ли их погибшие вместе? Хотя в столовой они точно не сидели за общим столом, это он уже спросил, но, может быть, где-то еще?

Дарья выглядела такой довольной, как будто ей вот-вот вручат Нобелевскую премию. Гуров проверил, нет ли сообщений от Крячко, и решил позвонить ему сам. Почему-то молчание из госпиталя уже стало казаться ему зловещим знаком.

– Что у нас плохого? – спросил Гуров, когда напарник взял трубку.

– Пытаемся успокоить панику. Народ массово пытается сбежать из госпиталя, но лучше, чтобы они оставались все на одном месте. Жанна изображает самую главную жертву и выдала одну очень интересную вещь. Нужно будет проверить.

– Что?

– Наш поэт подозревался в насилии. Подозрение с него сняли, но осадок остался, поэтому он переехал из родного города. Оказалось, что Жанна знала об этом, потому что он проболтался ей по пьянке. Вроде как в разговоре о том, какая несправедливая жизнь. Стоило только подкатить к симпатичной девушке и вот. Только она путает: поэт или шоумен. Она вообще все путает и заговаривается.

– Будем проверять. Мы тут нашли следы того, что яд делали тут. Ну, вернее, наш релаксант.

– А камеры?

– Смотрят, – коротко ответил Гуров.

Но, как оказалось, подсобка находилась в слепой зоне. А если отмотать назад, то по этому коридору проходили почти все.

– Нужно сработать на этой панике. От страха люди начнут вспоминать даже то, чего не было, но может сработать случайный эффект, когда зацепятся нужные воспоминания.

Рассолкин кивнул и щелкнул пальцами:

– Точно. Вот что я еще вспомнил: Анна говорила, что она похоронила трех мужей. В пьяном пылу это звучало немного почти как хвастовство, что вот, столько мужчин ее любили, что после развода оставили ей все, что только можно было. А она еще и наследство получила. Кажется, один или двое мужей оставили на нее завещание, – консультант поморщился. – Честно говоря, не очень приятная тема, но, если честно, я не успел проверить.

– Это было в ее личном деле, – вспомнил Гуров. – Может быть, это и роднит наших убитых? То, что у них в прошлом были какие-то пятна преступного характера.

Лев посмотрел перед собой, не видя того, что было. Он все никак не мог понять, что в этом деле не так. Оно было каким-то слишком кинематографичным. Не хватало только тревожного саундтрека, горничной, дворецкого… Что-то вертелось на закорках памяти. Лев пошел вперед, прошелся по саду, посмотрел на веранду, которую продолжали красить.

– А зачем вы красите ее сейчас? Неужели после конвента беседку настолько испачкали?

– Да тут, видимо, хорошо погуляли, и кто-то исписал стену надписями вроде «Ты – следующий», – сказал директор санатория.

Гуров приподнял брови:

– А фотографии сохранились?

– Да.

– Почему не доложили?

Директор немного смутился:

– Да закрутился. Подумал, что кто-то из поселковых хулиганит. У нас тут война небольшая была с местными. Санаторий старый, и его очень хотят перестроить под современный отель, рядом же водохранилище, территория очень лакомая. Приходится держаться из последних сил.

– Что еще вы забыли нам сказать? – спросил Гуров, не давая увести себя в бездну разговоров о переделе собственности.

Директор пожал плечами. Тут его снова кто-то дернул, и, извинившись, он убежал по своим делам.

Гуров запросил дела всех сотрудников санатория. Не только тех, кто работал в тот день. Ведь не зря же они сюда приехали. Все явно началось тут. Значит, нужно искать следы, пока у них было время и пока не произошло новое убийство. Лев был уверен, что они еще будут. Директор санатория пообещал подготовить ему все необходимые дела и как-то даже между делом сказал, что так-то у них не так много сотрудников работает и буквально все на виду. Разве что…

– У нас сторож пропал, – сказал директор санатория, возвращаясь все на той же крейсерской скорости. – Два дня никто найти не может. На телефон не отзывается, но он номера меняет очень часто. Не знаю, откуда симки берет.

Гуров приподнял брови:

– А почему не позвонили сразу?

– Да он и раньше часто уходил в запой, и бывало, что мы его по несколько дней не видели, – вздохнул директор. – Он так-то неплохой человек, кандидат наук, правда никто точно не знает каких, так и зовут его все – Кандидат. Но пару лет назад у него произошла какая-то странная история в семье, у нас не принято лезть настолько глубоко в души.

– А где его личное дело?

Дело нашлось в отделе кадров. Ну, как дело… Так, несколько бумажек. Но их было достаточно, чтобы найти его документы, пробив по всем базам Главка.

И вот уже теперь можно было ехать в Главк. Рассолкина по пути завезли домой: консультанту было не очень хорошо. Он, как признался, был на капельницах с тех пор, как его выписали из госпиталя.

– Кажется, химика мы нашли, – Крячко положил трубку после доклада техников и посмотрел на напарника.