А ведь, казалось бы, – обычная речушка.
* * *
Кстати, тема взаимоотношения русских, мордвинов и татар – одна из самых популярных в здешнем устном творчестве. Вот, например, «Легенда о спасении тамбовскими мужиками царя Ивана Грозного»:
«На том месте, где Тамбов стоит, и по всей долине Цны, от начала ее и до устья, в давнее время сплошь росли дремучие, непроходимые леса. Никаких дорог в тех лесах не было, всюду чаща, глухомань да топкие болота. Сосны стояли вековые, необхватные, дубы – могучие, березы – дуплистые, старые.
А в лесах тех людей совсем мало было, только кое-где мордва мелкими поселениями жила, пчелой да зверем промышляла, рыбу в речках и озерах ловила. Русских же тут еще меньше было: кое-где на полянах избенки наших мужиков по одной-две стояли. Да редки починки те были: не любит наш народ в лесу жить, потому что здесь и волк, и медведь скотину дерут, лиса кур кладет, тут и лихие люди, разбойнички, чаще лютуют.
А все же мужик наш шел сюда, в дикую тогда сторону, в леса беспросветные. Бежали сюда и в одиночку, и толпами: то от господ жадных да лютых сбегут, что разорили да замордовали совсем мужика; то от рекрутчины, что смерти лютей была в старое время; то от приставов да подьячных разных, что кляузами и ябедой людей со свету сживали, с мужика последние лохмотья снимали. Вот прибегут в леса наши мужики, драные да косматые, на ином на костях да коже одни портки чуть держатся на гашнике, и вздохнут посвободнее: избыли лютую неволю… Приглядят те бедняки местечко в лесу, где-нибудь у воды, и начнут чащобу лесную топорами валить, огнем палить да пеньки корчевать. Глядь – у речки или озера полянка выходит. Тут мужики сейчас же избы начнут ставить и землю ковырять, а то и сохой пахать, если лошаденка у кого есть. Вот и починок – деревушка – в лесу стоит: и избы белеют новыми бревнами, и землица распахана, и хлеб на ней колосится. И живут люди у речек на лесных полянках, работают, потом каждый день обливаются, зато сами себе господа и хозяева. Вот такой починок стоял на том месте, где теперь Тамбов-город построен. Только тогда никакого города тут не было, а кругом лесная чаща залегала, деревья шумели. А в чаще, меж деревьями, вместо дорог лишь кое-где тропинки вились, почти не приметные на взгляд. Лишь мужикам, да бабам здешним, да мордве лесной они ведомы были. Мужики по ним зверье бить ходили, бабы и девки – ягоды да грибы собирать, а мордва – деревам да ручьям заповедным молиться. И теперь еще есть в наших лесах такие глухие, непроходимые дремучины: там и тропинки не найдешь, а скорее в трясину болотную угодишь».
И тут начинается самое интересное. Время действия, как нетрудно догадаться из названия, – середина шестнадцатого века. Иван Грозный направляется из Москвы в Среднее Поволжье, чтобы взять город Казань. Но, вопреки канонической исторической версии, не берет. Казань успешно отстаивает свою независимость, и Грозный со своим порядком поредевшим войском не солоно хлебавши возвращается в Москву.
Точнее, ему хочется вернуться. Да не тут-то было! Хитрые татары преследуют московского царя, да так удачно, что в конечном счете окружают его и поджигают вокруг незадачливого захватчика лес. Лес, разумеется, тамбовский.
Грозный быстро осознал безвыходность своего положения. На маленькой полянке, куда еще не добралось пламя лесного пожара, стали все. Куда ехать, куда кинуться, спасаясь от огненной смерти? Некуда, нет пути, погибать придется.
«Видит царь Иван, что конец пришел, заговорил, обращаясь к людям своим:
– Дети мои, люди русские! Смерть глядит на нас, огнем-полымем пышет. Простите меня, коли обидел кого в чем. А коли спасется от огненной смерти кто из вас, скажите народу: поручил, мол, царь свое царство великое всему народу, его уму-разуму. А царем пусть выберут себе, кого сами знают да уважают. А из бояр пусть не выбирают: на народ люты бояры-лихоимцы, сквалыжники. Пускай хоть из мужиков выбирают, честного и умного, да чтоб к людям бедным, работным жалостлив и справедлив был.
И душеньку свою царскую он Господу Богу поручил, и отходную молитву стал себе читать, и люди его тоже. А пламя со всех сторон подступает все ближе, все теснее огнем сжимает полянку. И только что последнюю молитву, что на смертный час читается, кончил царь, вдруг слышит он звон какой-то… Прислушались люди: звон раздается протяжно так, смолкает, а потом опять слышно, словно бьет кто в железо сильно, но редко, с остановками. «А ведь это нам кто-то знак подает, куда ехать, чтобы сквозь пламя проскочить», – заговорили люди кругом царя. Царь Иван просветлел лицом, перекрестился и сказал:
– Да, братцы… Разгоняйте коней в ту сторону, откуда звон идет, чтобы нам пламень проскочить, а там видно будет, что делать. Недаром звон идет, к себе зовет: может, по души наши грешные звонят, а может – к спасению путь указывают.
Разогнали коней царь с дружиною, плетками нахлестывают, а кони и сами чуют, что туда, на звон надо лететь, потому лошадь – скотина умная, она иной раз лучше человека дорогу найдет и из беды вызволит. Так и здесь было: то ушами прядали, храпели, упирались, ногами били, на дыбы вставали, а теперь сразу на звон кинулись. А деревья здесь редкие были, и пламя несильно было между ними. В мгновенье проскакали через огонь и вылетели на огромную поляну, одним краем она к реке выходила. Деревья на поляне вырублены, а у реки, на берегу избы стоят».
Так в чем же все-таки была причина столь чудесного и своевременного избавления царского войска от пожара? Что обнаружил Иван Грозный на поляне, кроме изб? А вот что: «На краю деревни, у прясла мужик что есть силы здоровенным поленом о сошник бьет. Сошник к колу на веревке подвешен и звенит, как колокол, гулко и протяжно… Едут они, царь с дружиной, прямо к тому мужику, что у прясла в сошник звонил. А тот, здоровый, бородатый, как увидел царя с дружиной, звонить перестал и… перекрестился.
– Ну, – говорит, слава те, Господи! Выехал ты, хозяин наш пресветлый, на чистое место. Жив будешь, и Русь нашу боронить и ладить станешь. Слава те, царь Иван!
– А ты кто? Как ты узнал про нас, что мы по лесам от огненной смерти бежим?
– Кто я? Да мужик я тутошний, русский. Вон и изба моя. А как узнал про вас и про вашу беду? И не я один узнал, а все мужики наши узнали. Как татары да мордва стали вокруг вас леса жечь и огнем гнать вас в сторону от дороги, мужики-то наши лесные тоже проведали, на чью погибель тот пожар лесной учинен, да и ну следить за вами, чтобы помочь выбраться из беды. По нашим тайным тропам да болотам шли, где огня не было, за вами следили, хоронились от татар, потому что татары не допустили бы, чтобы мы вызволили вас. И я давно уж слежу за вами, да подойти нельзя было, татары мешали. А тут, как пламень тебя, царь, окружил со всех сторон, татарве ушло, прибежал я по тропкам через болота сюда, к себе, да и зазвонил, чтоб тебе и дружине твоей весть подать и путь указать, как от огненной смерти спастись».
Вот так, благодаря любви народа, спасся от смерти самый грозный и кровавый русский царь. А Казань – шут с ней, с Казанью. Не взяли – и не больно-то хотелось. Главное, остались живы.
А мужики тамбовские за этот подвиг получили пропуск в Кремль. И каждый раз, когда у них случалась в чем-нибудь нужда, они сразу же ехали в Москву и излагали свои жалобы первому человеку государства. И, конечно, все вопросы решались сразу же – административный ресурс у царя был нешуточный.
Во всяком случае, так говорит легенда.
* * *
Недалеко от улицы Степана Разина в Цну впадает речка Студенец. Впрочем, какая это речка? Так, ручеек. Даже не верится, что некогда, столетия тому назад, нынешний более чем скромный Студенец был рекой полноводной и способной запросто дать фору самой Цне. Однако времена меняются, и не всегда это идет на пользу рекам.
Студенец можно считать северной границей исторического центра города Тамбова. На юге эту роль выполняет улица Максима Горького (до революции – Араповская). На западе – улица Железнодорожная. А на востоке – река Цна. Впрочем, западная граница – еще более условная, чем три остальных. Во всяком случае, прогуливаясь улицами города Тамбова, мы далеко не каждый раз будем в такие дебри забираться – приятные и прибранные улицы, заполненные памятниками архитектуры, будут подчас довольно быстро превращаться в грязные дороги, лишенные даже намека на какие-либо достопримечательности. Что поделаешь – у привлекательной медали под названием «русская провинция» есть и сторона обратная.
В основном же наше путешествие будет ограничено именно этими границами. И начнем мы с улицы Степана Разина, с той самой, по которой, вероятно, когда-то вошел в город упомянутый уже Герасим Скопин.
Улица Степана Разина невелика, однако же очень нарядна. Радостные домики, покрашенные желтой краской, сразу же настраивают путешественника на оптимистичный лад. И пусть сам Скопин сетовал («Отдохнув, ходил по городу, который весь переломан. Скроются по форме. Внутри города дома каменные о двух и трех этажах, а другие деревянные, на каменном фундаменте»). Нас же это обстоятельство только порадует. Ведь тогдашняя «переломка» города Тамбова есть не что иное, как переустройство его по генплану. То есть работа по созданию именно того уютного и жизнерадостного городка, который мы имеем удовольствие видеть сегодня.
* * *
Первая достопримечательность – дом причта кафедрального собора (№7). Он был выстроен в начале прошлого столетия и по сей день поражает роскошью, затейливостью, щедростью отделки. Обычно дома причта выглядят иначе: скромные четыре стенки, крыша – вот и вся архитектура. Но тамбовцы подошли к этому делу несколько иначе и, пожалуй, были правы. Во всяком случае, Господь не запрещает радоваться жизни.
Напротив дома причта – здание первой городской дизельной электростанции (№6), построенное приблизительно тогда же – в 1911 году. Ее мощность составляла всего-навсего две сотни киловатт, однако по тем временам и это было выдающимся событием. В городе, по крайней мере, стало развиваться электрическое освещение. А освещение Тамбова – вещь хрестоматийная, даже вошедшая в художественную литературу. Ванька Бурнов, приближенный Емельяна Пугачева в одноименной поэме Сергея Есенина, в частности, говорил:
Все, что отдал я за победу черни,
Я хотел бы вернуть и поверить снова,
Что вот эту луну,
Как керосиновую лампу в час вечерний,
Зажигает фонарщик из города Тамбова.
Начиная же с 1911 года надобность в керосиновых, масляных и прочих малоэффективных фонарях стала постепенно отпадать.
А по иронии судьбы, Тамбову суждено было стать родиной изобретателя лампы накаливания, Александра Николаевича Лодыгина. Точнее, не Тамбову, а Тамбовской области – Лодыгин родился в селе Стеньшино Петровского района. Но с четырнадцати лет он жил в Тамбове. Здесь же и получал образование – в Кадетском корпусе для малолетних детей из дворян и казаков.
Уже в возрасте двадцати трех лет Лодыгин изобретает вертолет – в 1870 году он пишет докладную на имя военного министра Д. Милютина: «Опыты, производимые Комиссией над применением воздушных шаров к военному делу, дают мне смелость обратиться к Вашему высокопревосходительству с просьбою обратить Ваше внимание на изобретенный мною электролет – воздухоплавательную машину, которая может двигаться свободно на различных высотах и в различных направлениях и, служа средством перевозки груза и людей, может удовлетворять в то же время специально военным требованиям как оружие наступательное и оборонительное, так как, поднявшись на желаемую высоту, можно не только безопасно следить за действиями неприятеля, но и уничтожить его боевой и провиантский обозы, бросая сверху разрывные и зажигательные снаряды, и таким образом без напрасной траты людей обезоружить неприятеля. Предполагая, что Ваше высокопревосходительство обратите Ваше внимание на мое изобретение, прошу Вас о назначении Комиссии для рассмотрения теории ее и о том, чтобы мне были даны средства для устройства пробной машины». Деньги на дальнейшие исследования и разработку выделены не были.
С лампой накаливания все оказалось проще. Колоссальных вложений не требовалось, и Лодыгин просто взял да и собрал первые лампы сам. И поставил перед своим домом пару фонарей, тем самым приведя в глубокий шок всю петербургскую общественность.
Один из современников Лодыгина, тоже инженер Н. В. Попов писал: «Вдруг из темноты мы попали на улицу с ярким освещением. В двух фонарях керосиновые лампы были заменены лампами накаливания, изливавшими яркий белый свет. Собравшиеся с восторгом и удивлением любовались этим огнем с неба, светом без огня, как его тут же окрестили петербуржцы. Многие принесли с собой газеты и сравнивали расстояния, на которых можно читать при керосиновом освещении и электрическом. На панели между фонарями лежали провода величиной с палец».
Словом, можно смело утверждать, что именно Тамбов – родина электрического освещения.
* * *
Итак, мы в самом центре древнего Тамбова – города, основанного в 1636 году стольником Романом Боборыкиным. Задача перед стольником стояла непростая – построить крепость на дороге, связывающей Москву с Нижним Поволжьем. Царь Михаил Федорович выдал Боборыкину личное предписание: «На поле на реке Цна на усть речки Липовица поставить город Тонбов, а в нем устроить служилых всяких людей».
Впрочем, по ходу дела планы поменялись, и был «обложен город Тамбов на реке Цна на левой стороне, на усть речки Студенца апреля в 17-й день, в самый день живоносного Христова Воскресенья».
В первое время равным образом существовало оба варианта написания – «Тонбов» и «Тамбов». Чаще употреблялось все-таки «Тонбов» – в честь предполагаемого места основания, «напротив крайней мордовской деревни Тонбов и реки Тонбов». Деревня была явно именована в честь речки – эта практика была общераспространенной, и не только в нашем государстве. Тем более, само слово «тонбо» обозначало «омут» (на мордовско-мокшанском языке).
Слово же «Тамбов», по-видимости, происходит от мордовского (но только не мокшанского, а эрзя) слова «тамбака» – топкий. Так что оба эти слова означают, в общем-то, одно и то же – лишь на разных диалектах.
Существуют, впрочем, и другие версии. Один из дореволюционных исследователей, Т. Моллин, к примеру, считал, что название «Тамбов» происходит от слова «томба» – «священный берег, где пускали в воду жертвенные костры», или вообще от финского «томбо» – «горящий смолистый сосновый пень». Другой ученый, господин Долгушин уверял, что город назван по мордовскому слову «томболь», что означает «та, другая сторона».
Однако самая занятная из версий принадлежит не ученым, а народу, самим жителям Тамбова. Якобы давным-давно в этих местах обретался страшный изверг и бандит по кличке Бов. И окрестный люд, предупреждая неосведомленных путешественников, показывал в сторону будущего города Тамбова, делал страшное лицо и говорил:
– Там – Бов!
* * *
Тамбовская крепость давно не существует – разве что особенно пытливые исследователи могут обнаружить некоторые особенности здешнего рельефа, свидетельствующие о местоположении старых крепостных валов. Последние работы, связанные с ее ликвидацией, прошли в 1901 году. Газеты сообщали: «На 1-й Долевой, между Дворянской и Гимназической улицами, ров окончательно засыпан, ставят ограду и производят разбивку плана будущего „шоршоровского“ сквера. Посадка деревьев начнется, по всей видимости, с осени. Городом дозволена кому угодно свалка земли в ров на Дворянской улице с целью его уничтожения. Таким образом, хотя и не скоро, но засыплется и эта последняя часть исторического дренажа, служившего во время оно осушению болотистой почвы, на которой создался Тамбов».
Автор заметки, видимо, и не догадывался о первоначальном назначении оборонительного рва.
В свое время крепость была выстроена на славу. Однако вскоре тамбовский гарнизон утратил боевую мощь и некогда присущее ему величие. Сразу после основания города здесь на вооружении находилось «вестовых и полуторных пищалей 25 да пищалей затинных 20, к ним тысяча ядер».