Великий сыщик

Великий сыщик
Алексей Николаевич Наст

У жестокого авторитета убит названный брат. Частному сыщику Сергею Баринову поручено расследование. Сергей оказывается в самой пучине бандитской жизни. Яркий, насыщенный приключениями детективный триллер-боевик с непредсказуемым сюжетом и потрясающим финаломСодержит нецензурную брань.Содержит нецензурную брань.

– 

В оформлении обложки использована фотография с

https://pixabay.com/ (https://pixabay.com/)

по лицензии ССО.

*****

Баринова били ногами три раза в жизни. Первый, когда он был

школьником и не отдал хулиганам двадцать копеек. Второй, когда его

непосредственный начальник (а работал Баринов, в то время, в оперативно-следственной части областного УВД) застал сэра Баринова в постели своей жены совершенно обнаженным. И третий раз (уже, после увольнения из органов, вслед за упомянутым выше инцидентом), избили Баринова сегодня вечером в подворотне у родной пятиэтажки.

Избили жестоко. Били и смеялись, а после содрали с него кожаную куртку и ушли, пританцовывая от радости лёгкой победы. Эдакие, двадцатипятилетние юноши-переростки, наглые, уверенные в себе спортсмены-бойцы. Один из нападавших все время, пока Баринова пинали подельники, боксировал, посылая град ударов в воздух и наслаждаясь какой-то мелодией, посылаемой в мини-наушники продвинутым смартфоном.

Избили Баринова, конечно, не профессионалы боевых искусств, но, люди тренированные и организованные, кичившиеся в областном центре своим грозным прозванием «вазеловские». Пьяные или обкуренные. Было их пятеро, в модных водонепроницаемых куртках и джинсе. Избили, забрали кожанку и ушли.

«Какие хорошие ребята», – злости не было на негодяев, была обида на себя, на свою предрасположенность к неудачам и бедам. Что случилось сегодня – неудача или беда, было не так важно. Хрен редьки не слаще.

Баринов отер кровь с разбитого рта, с трудом поднялся, и побрел к родному подъезду. Требовалось умыться и чего-нибудь поесть. Было больно, а в душе крепла досада – видно судьба ему выходила сегодня лишиться кожаной куртки, и кожаного бумажника, в ее внутреннем кармане…

После увольнения из УВД, Баринов, опираясь на профессиональные связи, зарегистрировал частное сыскное агентство, и промышлял по мелочам привычным делом – искал, следил, составлял отчеты, и давал объяснения.

Сегодня днем он закончил слежку за неверной супругой владельца мясной лавки. Клиент, пылая жаждой мщения к дряни-жене, легко отдал Сергею (Баринова все звали Сергеем) сто пятьдесят тысяч рублей.

Теперь, из-за наглого грабежа, он опять оказался на финансовой мели…

А ведь такой беспредел начался не так давно. Еще несколько лет назад в Степногорске, гордящимся вторым (после московского) университетом военных разработок, о «вазеловских» никто слыхом не слыхивал. Да, и не могли они объявиться здесь. Не смотря на общий развал «лихих-девяностых», университет имел важное государственное значение, а ФСБ не дремала, не сильно позволяя местным бандгруппам распоясаться. Положение изменилось после Сочинской олимпиады, ибо, из мест «не столь отдалённых», явился в город ожесточённый казематами, известный авторитет в определённых кругах, Африкан Иноземцев. Столь удивительным именем он был обязан директорше приюта, куда малютку скинула, в своё время, его непутёвая мамаша. Африкан был славянин, но, во время празднования дня рождения директора приюта, половину суток новости трещали о боях в Анголе, между доблестными кубинцами и захватчиками из ЮАР, а потому, пьяная женщина наделила новоявленного подкидыша таким именем: Африкан. В честь свободной Африки. Кто-то говорил, что оно дурацкое, но Африкан таким умникам умел прикрыть рот, ибо верил, что имя его ничего общего с Африкой не имело, и не могло иметь, так как было простым старым русским именем. Потом Африкана «выпустили в свет» из детдома, естественно, не предоставив жилья и всего положенного – он бегал по инстанциям несколько лет, пока Перестройка, введённая Горбачевым, не смела всех законов, оставив только закон силы. Тогда Африкан, подтянув нескольких, таких же отброшенных жизнью в кювет детдомовцев, не «навёл» свой порядок в городе и нескольких прилегающих районах. С той «великой поры», которую ныне так возносят США, как время торжества правды, воли и демократии в России, тогда и появились «иные» – жестокие рэкетиры и убийцы Африкана Иноземцева.

Поговаривали (в полиции «поговаривали», когда там ещё служил Сергей, на оперативных совещаниях, между разносами и заданиями), что из двухмиллионного населения столицы Степного края, больше тысячи человек, обоих полов, состояли на службе у Африкана Иноземцева, и носили гордое прозвание «иных».

Этнические наглые диаспоры, привыкшие повелевать на рынках в российских городах, тут же ушли сами – люди Африкана с ними не церемонились, оставшиеся – подчинились «иным». Независимость сохранили, только Паша Степной, потому что его авторитет был, даже выше авторитета Африкана, (но он не был таким жадным «хапальщиком»), и прибалт Инвар, промышлявший в области, ещё со времён социализма.

«Иные» взяли верх без разборок и доказательств, своего превосходства – так решили смотрящие федерального округа.

Но вдруг наступила пауза – Африкана повязали по мелкому проколу, и он тупо сидел несколько лет в далёкой колонии, обжираясь крабами и красной икрой, в камере, больше похожей на будуар феодального владыки. И всем было хорошо. Но хорошее, рано или поздно, кончается. В стране хорошо провели Олимпиаду в Сочи, Крым вернулся в состав России, ну и Африкан вернулся из зоны домой, в Степногорск. Спокойствие в городе тут же было похоронено – «иные» подчинили себе наркобизнес, проституцию, рэкет, запрещённую игровую индустрию.

Банды молодых негодяев сделали невозможным продвижение по улицам в вечернее время без свирепой собаки на поводке и газового пистолета в кармане. Сводки УВД пестрели цифрами грабежей и драк. Степногорцы тихонько ворчали, боялись, но терпели. Терпел и частный сыщик Баринов.

Стерпел и в этот раз – утерся, умылся дома, вздохнул о потерянных деньгах и куртке (Хоть в рубахе ходи по улице. В апреле! Ха-ха), сел в кресло перед телевизором, и загрустил. Новых дел на горизонте не маячило, а питание организму требовалось уже завтра утром, на худой конец – завтра в обед…

Сергей потёр свой лоб. Достали всех бандиты Иноземцева. И тут же усмехнулся – Африкан Иноземцев был умным злодеем, потому и выбился в крутые авторитеты. Его мафию называли по его имели, но основная масса населения злилась на «сторонних» «бригадиров», которым Африкан разрешил именовать собственные шайки своими прозваниями, потому такой огромной тысячной мафиозной организации как бы, не существовало. Все думали, что отдельные бригады ведут разрозненную политику, и спецслужбы считали обстановку в областном центре «стабильной». Из всех бригадиров Иноземцева особняком стоял некий Вазелин. Он слыл самым беспощадным бандитом, хотя прямых компроматов на него силовики не имели.

Как бы там ни было, Вазелина все в городе боялись, ибо он, и без опоры на Африкана, был круто скручен…

В прихожей громко и протяжно затрезвонил дверной звонок. Сергей

вздрогнул. Какого черта?!

Ощущая странное волнение, похожее на страх, он потащился к двери.

Звонок все трезвонил.

Злясь, он открыл дверь, и обомлел.

Перед ним, выпятив вперед полную нижнюю губу, стоял огроменный,

выскобленный на лысо, сорокалетний славянин, в дорогущем кожаном плаще нараспашку, под которым был модный, фирменный, дорогущий же, костюм. Дополняли наряд визитера крутые кожаные туфли, чистенькие, нисколько не выпачканные в грязи – приехал на машине.

За лысым шептались две белобрысые шлюшки в скрипящей коже, и синтетического цвета париках. Еще дальше стояли три крепко скроенных высоких парня с длинными волосами, заплетенными в косички, и два низеньких мужика-азиата. Банда какая-то!

Сергей испугался так, что затряслось в самом низу.

«Убьют!».

Крутой «лысак», не спрашивая позволения, шагнул в прихожую и, тесня Баринова грудью, проследовал в зал к телевизору. Там он опустился в кресло, резко бросив на журнальный столик куртку Сергея. Сопровождавшие столпились за спинкой кресла, и смотрели на Сергея выжидающе, не скрывая презрения.

– Сергей? – спросил лысый.

– Да, – машинально отозвался Баринов, ожидая самого плохого.

«Лысак» полез в свой внутренний карман, извлек бумажник Сергея, подозрительно распухший, и тоже бросил на журнальный столик.

– Я Вазелин, – визитёр сделал ударение на средней гласной букве, и Сергей понял, что Вазелин – не прозвище авторитета, данное за некую черту характера, а природная фамилия, которую все произносили не правильно, словно название крема. Хотя, дела это не меняло.

«Точно убьют», – понял Сергей…

«»»»»»»

Георгий Петров или просто Жора, родился в Самарканде, в те тихие сытые времена, когда Узбекистан назывался Узбекской Советской Социалистической Республикой, и входил в состав огромного государства, под названием СССР. Мать Жоры была русской женщиной, попавшей в Самарканд по распределению после института, отец тоже русский, но местный, проживший в Средней Азии безвылазно и считавший себя больше узбеком, чем сами узбеки. Мусульманской веры он не принимал, но уклад жизни в семье поддерживал в сугубо азиатском духе. Жора был шестым ребенком в бедной семье, в жизни ни ему, ни его братьям и сестрам ничего путного не светило, так как в Узбекистане усиленно продвигались наверх лишь настоящие национальные кадры. И как бы отец не старался сделать детей узбеками, для всех вокруг они были русскими. Детей в семье прибывало с каждым годом, так как отец исповедовал патриархальные правила – узбекская семья должна быть большой. Ютиться в глинобитной мазанке, считавшимся домом, было адом – дети росли и спешили улизнуть в большой мир – в Россию, или, хотя бы, в Казахстан. А там уже свирепствовали «лихие-девяностые», разделившие людей на бандитов и лохов. «Простых» заставляли работать почти бесплатно, всячески притесняли и обижали, но все-таки, это была цивилизация – при определенной пронырливости, можно было пристроиться, как-то жить.

Старшие сестры Жоры, начинали самостоятельный путь продавцами на барахолках, за копейки простаивая от зари до зари и в зной, и в стужу над хозяйским товаром, частенько не брезгуя подрабатывать проституцией, после выходили замуж за обычных простаков и рожали детей, продолжая подрабатывая нижним местом, чтобы не пухнуть с голоду, пока Новая Россия уверенными шагами продвигалась к светлому будущему. Братья Жоры устраивались копать землю, воровали, дрались, бомжевали. Но лихие-девяностые подходили к концу.

Жора Петров ринулся в жизнь, имея в голове конкретную цель – раздобыть российское гражданство и стать богатым, и счастливым. Он начал сколачивать капитал, не брезгуя ни чем – организовывал рандеву любителям молоденьких мальчиков, торговал наркотой у школ, доносил силовикам на друзей за мизерное вознаграждение, мало ел, и копил, копил, копил. Вырос он высоким, поджарым и злым на весь мир молодым волком.

Преступный мир затягивал Жору всё глубже в бездонный, холодный омут. Помимо гоп-стопов и банального воровства, Жора приторговывал наркотой у студенческих общежитий. Хозяева-наркодельцы требовали увеличения выручки, не раз били. Жора вынужден был пойти на риск, предлагая пакетики с героином все новым и новым клиентам. Однажды у него купил героин законспирированный агент безопасности. В следственном изоляторе отдела по борьбе с наркоторговлей Жору Петрова выявили, не смотря на славянскую наружность, как скрытого иммигранта из уже независимого Узбекистана. Его заперли в отстойник с негодяями, авантюристами и бродягами, пробравшимися в Россию из Средней Азии. Через трое суток предстояла принудительная депортация. Жору и еще трех отпетых бандюг в Узбекистане ждала тюрьма, с её лютыми азиатскими порядками. На историческую родину задержанные совершенно не стремились, потому решили бежать – разобрав ночью деревянный потолок сарая-отстойника, четверка бросилась в темноту. Пули охранников уложили двоих наповал.

Жора и сорокалетний контрабандист Сева Густ, скрылись.

Трое суток они отлеживались в притоне у городской свалки.

Когда облава улеглась, Густ собрался пробираться в Приуралье, где у него были покровители, которым он возил афганский героин в обмен на камешки (необработанные изумруды).