За любые деньги…

– Мистер Чарли Хепберн уже помог мне все устроить, но все-таки нужно поправить некоторые мелочи.

– Да уж, вы постарайтесь, – чуть помрачнел Гарри Хепберн. – Слова – словами, но я вас честно предупредил, что не допущу даже тени риска для Джоан.

Мисс Абигайль заполняла страницу мелким красивым подчерком. Джоан пересела и теперь смотрела на письмо через плечо молодой женщины. Судя по ее лицу, она была готова прыснуть от смеха. Макс Финчер закончив ломать сучья, отряхивал обшлаг штанины. Гарри курил и рассматривал уже совсем светлые, невесомые облака.

«Черт бы меня побрал, – с досадой подумал Гарри, – надо же, как она меня завела, а?!.. Умна, ничего не скажешь. Нащупать слабинку в характере Гарри Хепберна не каждый сможет».

Гарри мельком взглянул на потупленное лицо Абигайль.

«Да, любопытная, в умственном отношении дамочка, ничего не скажешь. Ведь даже я, Гарри Хепберн, почему-то уверен, что с ее «спектаклем» все будет хорошо. У этой заезжей красотки слишком умные и спокойные глаза, чтобы Гейр Кинг вот так, запросто, смог проскользнуть мимо нее. Кстати, она же в цирке работает… А там можно научиться многим забавным трюкам и фокусам».

Гарри вспомнил об обещании мисс Абигайль, что в кульминационный момент Гейр Кинг и его люди не только не смогут приблизиться к Джоан ближе, чем на тридцать шагов, но и не будут смотреть в ее сторону.

«Вот он, главный фокус! – решил Гарри. – Интересно, как это все она собирается устроить?»

Гарри напряг свое воображение, но у него вдруг сильно защекотало в носу, и он чхнул.

– То, о чем вы сейчас думали, правда, Гарри, – засмеялся Макс.

Мисс Абигайль закончила писать свое коротенькое письмо, вложила его в конверт, и, тоже улыбаясь, взглянула на шерифа.

– Я думаю, Макс угадал, шериф, – подтвердила она.

– А откуда вы знаете, о чем я думал? – проворчал Гарри.

– Вы думали о том, как я собираюсь провернуть «фокус» на дороге, – ответила мисс Абигайль. – Но вы ошиблись. Никакого фокуса, как такового, не будет.

– Что, совсем не будет? – не без сарказма поинтересовался шериф.

– Точнее говоря, почти. И даже если сейчас мы трое – я, вы и мистер Макс Финчер – уйдем отсюда, Джоан сможет спокойно забрать деньги у бандитов.

Гарри открыл было рот, но не нашелся, что сказать.

– Тогда это не фокус, а простое колдовство, – серьезно сказал Макс.

– Нет, это простой расчет, основанный на отвлечении внимания и естественном поведении человека, – мисс Абигайль встала и взяла саквояж. – Идемте на дорогу, Макс, и захватите лопату. Обстоятельства, с которыми скоро столкнется Гейр Кинг, должны выглядеть естественно.

«А если любой человек – то есть вообще любой человек из нас – в сущности, маленький бог?», – вдруг подумал Гарри Хепберн, рассматривая спину своего помощника и дорожное платье мисс Абигайль. Мысль пришла ниоткуда и показалась шерифу странной и даже нелепой. Мысль тут же продолжилась, и Гарри подумал, что если есть маленький бог, о должен быть и Большой.

«А тогда что же делать со всеми этими обстоятельствами, о которых я тут только что плел?.. И что значат какие-то там обстоятельства, если Большой Бог просто – очень просто и очень искренне – любит маленького?»

Мысль была настолько неожиданной и необычной, что прежде чем спохватиться, Гарри успел подумать даже о Джоан и ее дружке-сапожнике.

«А может быть…»

«При чем тут это?! – резко оборвал Гарри противоестественную для себя мысль. – Тебя что, опять занесло в эти чертовы эмпиреи, да?!»

Когда Абигайль Нортон и Макс Финчер, уже взявший у нее саквояж, скрылись за желтоватой скалой, Гарри выругал себя за глупость, хотя так и не понял за какую именно. Потом он вдруг принялся читать молитву «Отче Наш», но тут же снова чертыхнулся и зачем-то обозвал мисс Абигайль заносчивой актеркой.

Джоан положила руки на согнутые колени, оперлась на них подбородком и смотрела на угли костра. Гарри какое-то время наблюдал за задумчивым, вдруг ставшим неподвижным и серьезным, лицом племянницы и так и не решился расспросить ее о том, о чем говорила ей Абигайль Нортон и что именно она писала в своем письме.

«Почему эта фокусница решила написать письмо именно тут, а не, допустим, на вокзале в Нью-Ричмонде за удобным столом? – собственные, казалось бы, вполне обычные мысли уже порядком начинали раздражать Гарри, и он сердито запыхтел трубкой. – Господи, да я зол, как сто чертей! – тут же признался себе он. – Наверное, это от неопределенности и – будь честен с собой, Гарри – опять-таки из-за страха. Ты сидишь без дела, чего-то ждешь и не представляешь, что будет дальше, потому что это «дальше» уже не зависит от тебя. Как она сказала?.. Мол, даже если мы трое уйдем отсюда, Джоан сможет взять деньги у Кинга. Ну, ничего себе, заявка!..».

Гарри полез в карман за кисетом и новой порцией табака. Джоан уловила краешком глаза легкое движение и подняла глаза. Спокойный и чистый взгляд девушки успокоил Гарри. Его сомнения и страхи отшатнулись в сторону, как дым от прикосновения ветра и там, за дымом, неожиданно блеснуло яркое, новорожденное солнышко.

Мысли Гарри вернулись к загадочному письму мисс Абигайль.

«Но как ты расспросишь Джоан, если не знаешь языка глухонемых? – не без нотки горечи подумал шериф. – Ведь ты так и не выучил эти идиотские пассы пальцами…»

Гарри действительно не знал языка глухонемых, потому что он был единственным человеком в городе, понимающим Джоан по выражению глаз и лица. Гарри мог даже спорить с племянницей, они оба очень тонко чувствовали нить этого спора и оба не удивлялись этому. Их частые разговоры, когда слышался только громкий, возмущенный голос Гарри, забавляли в городе многих людей, а кое-кто при этом и вертел пальцем у виска. Чарли Хепберн, не раз становившийся свидетелем таких словесных баталий дяди и племянницы, как-то сказал:

– Безусловно, Гарри хочет быть умным как сам черт, но ему мешает его ангел-хранитель, которого, впрочем, сам Гарри откровенно недолюбливает.

Это была единственная критическая фраза, которую прилюдно высказал Чарли Хепберн о своем брате за много-много лет. И не исключено, что он пожалел о том, что произнес ее вслух. Дело в том, что набивая трубку, Гарри снова принялся читать «Отче Наш». Его «слышала» только Джоан, легко понимая едва заметные движения губ Гарри Хепберна.

6.

Всех трех фермеров из Большой Долины, на этот раз взявшихся сопровождать Гейра Кинга, звали Джонами. Самый высокий из них Джон Вестон, был высок, худ, угрюм и немногословен; Джон Габби по прозвищу «Убери курицу» не был ни высоким, ни худым, ни угрюмым, но к словам (как своим, так и чужим) относился не менее критично, чем Длинный Джон. И только Джон Грег – неунывающий толстяк – любил поболтать, а за неимением собеседников (путешествие с Гейром Кингом здорово укоротило бы язык любого болтуна) часто объяснялся с лошадьми. Но на этот раз общение Джона Грега с одной из уже запряженных лошадей прервал пинок Гейра Кинга.

Грег резко оглянулся и, столкнувшись с мрачным взглядом главаря бандитов, виновато улыбнулся.

– Уговариваешь кобылу выйти за тебя замуж? – без всякого выражения спросил Гейр.

Дакота Энн, стоявший слева от Гейра, захохотал. Улыбнулся даже верзила Джеб Лесоруб, отчего его лицо вытянулось и стало похоже на лошадиную морду.

«Не за себя, а за Джеба», – чуть было не ляпнул Джон Грег, но вовремя спохватился. Он почесал пятерней ушибленное место пониже поясницы и открыл дверцу дилижанса.

– Прошу вас, сэр, – как можно более вежливо пригласил бандита Грег.

Дилижанс был небольшим, всего лишь шестиместным, но за счет этого предоставлял путешественникам какие-то удобства. Пол устилал ковер, две скамьи были обиты кожей, а на них валялись мягкие шерстяные подушки. Если человек сидел на скамье один, при желании он мог лечь и даже вытянуть ноги, хотя и не на полную длину. Сверху, в потолок был врезан небольшой люк на случай слишком жаркой погоды, а, стекла в дверцах скользили вверх-вниз по узким щелям, при случае усиливая приток свежего воздуха.

Гейр тяжело опустился на скамью и тут же уставился в окно. Дакота и Джеб сели напротив.

– Ты что-то уж слишком хмур сегодня, Гейр, – заметил Дакота.

– А чему мне радоваться? – огрызнулся Гейр.

– Как чему? – удивился Дакота. – Дела окончены и мы уезжаем. Кроме того, мы здорово повеселились здесь, в Литл-Сити.

Гейр исподлобья взглянул на туповатого Дакоту и перевел взгляд на Джеба Лесоруба. Серо-желтое лицо гиганта, темные, почти черные круги под его глазами, и отекшая, словно налитая водой шея, делали его похожим на гоблина из жуткой сказки.

«Джеба убьет не пуля, он сам сдохнет меньше чем через полгода где-нибудь в таком же Литл-Сити, – подумал Гейр. – Может быть, он всегда так зол, потому что понимает, что смертельно болен и скоро его финиш?»

– Сначала нужно добраться до дома, а уже потом радоваться, – с кривой усмешкой ответил Гейр Дакоте. – Откровенно говоря, мне не дают покоя вчерашние последние слова нашего покойного друга Зака.

На лице Джеба Лесоруба появилось что-то болезненное, словно у него заныл зуб, а Дакота нервно заерзал на месте.

– Какого черта, босс? – возмутился Дакота. – Говорят, что умирающим мерещатся ангелы, черти и прочая хрень, ведь у них скисают мозги. Зак и ляпнул-то тебе эти слова только от зависти. Он, мол, отдает дьяволу душу, а его друзья еще здорово погодят. Что нам сделает этот дурак Гарри Хепберн и бывший поп?