Черная книга

Ария немного подумала и ответила:

– Дед сказал, что ты и твои друзья недавно выбросили в реку что-то очень большое и черное. Но оно осталось на другом берегу.

– Нас потому и не убили?

– Да. Люди все видели… Они знают правду, – Ария замолчала. Потом она что-то быстро сказала по-болгарски и закрыла дверь.

12.

В третий раз аббат проснулся от странного ощущения, что кто-то тронул его за плечо. Он открыл глаза и увидел полную тьму. Она была полна непонятного ужаса. Откуда-то сверху упала капля, она скользнула по горячему лбу, и аббат вздрогнул всем телом. Ощущения времени не было. Вполне возможно рассвет был уже близок, но Круазье не удивился, если бы узнал, что все еще стоит глубокая ночь.

– Проклятый сон! – еле слышно простонал Круазье. Он громко позвал: – Отто!..

Прерванный сон аббата был просто ужасен: он снова читал «черную книгу» и едва не умирал от страха. Книга рассказывала совсем о другом и ее невнятный текст, там во сне, вдруг стал складываться во что-то несоизмеримо более емкое и осмысленное. Аббат едва ли не физически ощущал, как растет это нечто, становясь все больше и все больше напоминая собой бездну.

Аббат снова позвал Отто и услышал в ответ мощный храп. Преодолевая ломоту в спине, Круазье встал и попытался нашарить огниво на столе. Рука натолкнулась на огарок свечи.

– Отто, дьявол тебя разорви! – заорал он.

Отто что-то пробормотал во сне и, судя по шороху лежанки, перевернулся на другой бок.

«Напился, все-таки, – решил Круазье. – Подождал, пока я усну и напился…»

За Отто и раньше водились подобные грешки, но поскольку сон аббата Круазье всегда был здоровым, а охрана надежной, аббат старался не обращать внимания на мелкие грешки преданного Отто.

Аббат нашел огниво не на столе, а под ним и ему пришлось ползать по полу. Он сел и постарался припомнить как раньше сам, без чужой помощи, справлялся с этим предметом. Неумело, то и дело попадая кресалом по пальцам и морщась от боли, Круазье зажег трут, а потом, до боли в легких сдерживая бурное дыхание, прикоснулся чуть заметным, синим огоньком к свече. Та долго не хотела загораться, хотя и переняла трепещущий огонек, но оба они были готовы вот-вот раствориться в темноте.

Не прошедший до конца страх мешал аббату читать молитву. Губы дрожали, произнося почти бездыханные слова, а сам Куразье думал не столько о молитве, сколько о трепещущих огоньках на кончиках свечи и трута.

Когда пламя все-таки окрепло на одной свече, потом на второй, аббат облегченно вздохнул. Страх растворился в отхлынувшей к стенам палатки темноте.

Какое-то время аббат рассматривал широкую спину Отто и подумывал о том, чтобы хорошенько отлупить слугу палкой. Отто глубоко вздохнул и выругал кого-то там, в своем сне.

– Иди-иди, нечего тут!.. – грубо сказал он. – К болгарам иди… Здесь господа такого не позволяют.

Круазье невольно усмехнулся.

Усевшись за стол, он пододвинул к себе «черную книгу». Страх исчез совсем, и аббат едва ли не удивляясь своим недавним переживаниям, принялся перелистывать страницы книги. Замелькали знакомые картинки, большие красно-черные заглавные буквы и текст, тело которого часто резали на короткие главы то змеиные головы, то чертенячьи морды, то скрещенные ножи.

Аббат попытался припомнить смысл своего недавнего сна и не смог этого сделать. Не без раздражения он подумал о том, что раньше никогда не просыпался по нескольку раз за ночь.

«А теперь нашел себе проблему, значит…»

Аббат захлопнул книгу и внимательно осмотрел ее со всех сторон. В ней не было ничего примечательного кроме черной кожи, она казалась очень грубой, шелушащейся от старости. Бумага казалась добротной, чернила – только черные и красные – самыми обычными.

«Ведь и смысла-то в ней почти никакого… Ну, сошел братик с ума, а может быть даже и не он, а его дама… как ее? Жаннета, что ли? – аббат задумался. – Было бы хуже, если бы он все по разуму написал, а не врал на каждом шагу, тогда… – аббат снова поморщился, – тогда мне это точно боком вышло. А так… Мало ли подобной ерунды сейчас?»

Уже знакомые слова утешения успокоили аббата, и его снова потянуло в сон. Желание было еще осторожным, но уже слепило глаза и туманила мысли.

«Ну, усну… А потом что, опять просыпаться?! – аббат с ненавистью посмотрел на «черную книгу». – Глядишь, так к утру и мозги скиснут».

Проше всего было попросить Отто выбросить книгу в реку. Жечь в палатке подобную мерзость аббат не хотел.

–Отто! – позвал аббат.

– Что? – вдруг спокойно отозвался молчащий до этого Отто.

Круазье удивился, но не подал виду.

– Выбрось эту чертову книгу.

– Прямо сейчас, что ли?

– Да.

Круазье смотрел на спину Отто и ждал, что тот сейчас встанет. Но Отто вдруг тяжко всхрапнул и пробормотал:

– Сам принес, сам и выбрасывай.

– Что-что?! – грозно переспросил Круазье.

– Не я ее притащил, не мне с ней и возиться, – вяло ответил Отто.

– Да ты что, дурак, мозги, что ли проспал?! – закричал Круазье.

Он вскочил и, схватив посох церковного пастыря, бросился на Отто. Первый удар пришелся по спине слуги, второй по ногам, третий – по голове.

– Вставай!!..

К ногам аббата Круазье с тихим стуком упала голова Отто. Она подкатилась к его посоху и ткнувшись в нее носом, замерла.

Голова открыла глаза, усмехнулась и сказала:

– Сломал?.. Вот и иди теперь сам знаешь куда.

Аббат Круазье попятился, не сводя глаз с головы. Страх, о котором он уже давно забыл, вдруг вернулся с утроенной силой. Он механически взял со стола «черную книгу» и прижал ее у груди. Страх внутри вырос еще больше и превратился в панику.

Аббат Круазье медленно повернулся и шагнул к выходу из палатки. Сначала ему показалось, что выход слева и, обходя стол, аббат невольно опрокинул его, потом выход вдруг оказался справа, и аббат уже споткнулся о ножку опрокинутого стола.

– Ну, что ты кружишься, как чумной? – окликнул его насмешливый голос мертвой головы Отто.

Аббат вдруг вспомнил о наружной охране. Возле его палатки всегда стояло не меньше четырех человек.

«Закричу!..» – подумал он.

Аббат открыл было рот, но не смог издать ни звука. Рот открывался медленно, словно Круазье пытался жевать что-то, а не говорить.

Ему все-таки удалось выйти наружу, но там никого не было. Лил дождь, хотя северная часть неба почти освободилась от туч и между ними тускло светила луна. Левее и внизу, блестящей дугой едва поблескивала река. Где-то запел петух, но его голос тут же оборвался на болезненном всхлипе.