Чёрный Магистр

Надеждой вспыхнули очи богатырей.

– Думал уж я, – Добрыня вымолвил, – что не вернуться домой нам из похода этого, но зародил ты во мне светлые чаянья – авось, возвратимся с победою!

Несли их кони до заката самого, как вдруг Илья знак подал товарищам спешиться. Огляделись они, – куда привёл их молодец? – тракт, травой уж поросший давно в том месте раздваивался, а на развилке той камень неподъёмный в землю вкопан был. Высотой он был в несколько саженей, а в обхвате и того более.

– Где же подмога тобою обещанная? – разочаровано спросил Алёша Попович. – Тут лишь бурьян, да камни всюду разбросаны…

– Помолчи, Алёша, прошу, – бросил тому Добрыня и кивнул на Илью. Тот же ни слова не сказав, отпустил коня и побрёл за камень. Переглянулись дружинники и пошли следом за отроком. Глядь, а того и след простыл – обошли они камень тот, ничего, как в воду канул. Вдруг заржали кони, да сорвались с привязи, затряслась земля, ветер подул такой, что полегла трава, и небеса раскололись словно – расчертила небосвод яркая молния, и загрохотал гром! Кинули витязи на камень взгляд – скала из земли подниматься стала, и видят они – это Илья оторвал от земли её, и в следующий миг как бросит в сторону! Упала на земь она, затряслась вновь твердь, и Добрыню с Алёшей с ног сбило. Подняли очи на Илью и видят они, выбрался он из ямы, да не с пустыми руками – в деснице его двуручный меч зажат, воистину богатырский – булат в сажень длиною, не менее, но держит и вертит в ладонях его отрок с невиданной лёгкостью.

– Что за диво такое? – спросили богатыри Илью.

– Это меч?кладенец, мне Святогором в наследство оставленный, дабы Рок свой исполнил я. Раньше срока в руки взял его, но видит Род, во имя дела правого. Но коль обрёл булат сей, не бывать пути обратному. От судьбы не уйти, посему повинуюсь Року я!..

13

И стар, и млад пришёл на зов Владимира Красно Солнышко. Шли по дороге и ратники конные да пешие, и стрельцы княжие, и люд крестьянский простой, кто с серпом, топором да с вилами, а кто и вовсе с рогатиной. Но никто по домам не остался сидеть да прятаться. Хотел, было, Владимир князь возглавить воинство русское, да с конём сладить не смог, не хватило сил даже оседлать его. С тяжёлым сердцем поддался на уговоры он и остался в стольном городе Киеве. Посему вышла дружина под главенством Вольги Святославича. Зароптал народ, мол, твориться неладное, ни князя, ни воеводы, ни Ильи Муромца нет, ожидает, знать, всех погибель бесславная, как вдруг нагнали их богатыри Илья, Добрыня и Алёша, явившись из неоткуда словно бы. Не успели возрадоваться люди, как произнёс Илья:

– За мной! За мной, люди добрые! На Вы идём, бить поганого ворога! Наше дело воистину правое, а знать одолеем невзгоды все, и домой воротимся живыми мы будучи! За мной! За мной, други мои!!! – И взялись неоткуда вдруг силы в каждом защитнике, и понесли их ноги следом за Ильёй Муромцем. Оставили позади они повозки со скарбом и снедью нехитрой походною, и понеслись встречь войне неминуемой. А Илья, то и дело мечом Святогора размахивая, словно рассекал дорогу под ногами расстилающуюся, и не минуло и часа, как оказались они на берегу Камы реки. Окинул взглядом просторы Илья, но не увидел ни следа супостатова. Завертелся на месте Гришка Степанов:

– Христом богом клянусь, здесь видал я полки басурманские! Здесь!

Почуял Илья неладное, богатыри же остальные поняли его с полуслова и приготовились к схватке. В один миг замерло всё вокруг, и, казалось, тишиной раздалось. Взмахнул Илья мечом своим, и словно рассёк пелену чародейского морока – предстала пред русичами орда необъятная, полки басурманские взяли в кольцо рать киевскую. Взметнулась в небо облако стрел, супостатом ниспосланное, показалось защитникам земли русской, что вот и конец им пришёл…

Но соскочил Илья с коня своего и с мечом, над головою поднятым, завертелся волчком, да с такой резвостью, что, показалось, он в смерч обратился. Взметнулся он над ратью братьев своих и отразил вихрем град стрел смерть несущих. Не успели русичи, от бесславной гибели спасённые, сморгнуть сие видение, как бросился уже Илья Муромец на полки татарские. Негоже было и дальше стоять в изумлении врагу на поживу проклятому, и устремились в бой дружинники. На острие атаки шли вперёд славные витязи, а вслед им стрельцы с ополченцами, военным премудростям необученные, но все как один погибель несли поганым захватчикам, мощь ощущая в себе богатырскую.

Дрогнуло воинство Жидовиным возглавляемое, страх захлестнул всех их и каждого. К нему подбежал трясущийся от страха Кудрёванко и заголосил:

– Они вырываются из западни! Мы не в силах остановить их!

Жидовин окинул взглядом воевод, собравшихся подле него. В глазах их так же, как и у никчёмного князька Кудрёванко, сквозил страх, один лишь Идолище, казалось, был одолеваем ничем иным как яростью:

– Я с самого начала против был этого никчёмного замысла! К чему вся эта осторожность? Надо немедленно бросить в бой все силы! – Закричал он на Козарина.

– Не пришёл ещё час…

Но Идолище не хотел даже слышать об этом:

– Я собственноручно покончу с Муромцем! – И ушёл прочь.

Жидовин с ненавистью глянул в след татарину. Он уже готов был дать приказ остановить нерадивого союзника, как вдруг, откуда невозьмись, из тени вышел Чародей.

– Мой господин говорит, что час настал. Пора!

Жидовин кивнул собравшимся:

– Коль так, за дело тогда. Ведомо вам, поступать как следует…

Когда прорвали кольцо русичи, погнали они супостатово воинство во все стороны. Но неожиданно поменялось всё. Обратившийся смертоносным вихрем, Илья, ни с того ни с сего, замер вдруг – только тропы каликов расстилались под ногами, и он шагал по ним, разя врага на всём поле брани, как в один миг пропали все разом. Тут же увидел он, что только секунду назад в страхе бежавшие вороги уже теснят по всем фронтам воинство русское. Накинулись супостаты разом на дружинников, братьев его. Что есть сил они отбиваются, но не сладить им долго с противником. Пустился на подмогу им, прорываясь сквозь рати тёмные, но страх пронзил сердце его, что не поспеть ему вовремя. Но преградил Илье дорогу вдруг исполин вражеский – стал пред ним сам Идолище. В одной руке его щит, а в другой – булава огромная.

– Не уйти тебе от возмездия, сын собачий Илья! Отомщу тебе я за Воронко отца моего! – Взмахнул он рукой и в тот час же накинулись на Илью Муромца татарские полчища, расступятся они на миг один – нанесёт удар предательский Идолище, и снова смыкаются.

Видит Добрыня, окружили враги Илью Муромца, кричит он витязям:

– Дунай, Гаврила, Лука! Попал в беду Илья, подсобите ему! – Как вдруг из?за спины накинулся на него басурманин с кинжалом кривым, вот?вот перережет горло ему, но ослабил хватку свою неожиданно. Скинул его с себя витязь рязанский и видит – Вольга стоит подле него с засапожником окровавленным. Коль ни помощь его, не остаться в живых бы Никитушке. Но Вольга не стал похвалы ждать, благодарности, вновь в атаку на ворогов бросился.

Вскочили Дунай, Гаврила и Лука на коней, что на ногах стояли ещё, и помчались на выручку. Натянул тетиву Гаврила Долгополый и пустил её прямёхонько в Идолище. Коль не поспел бы лучник, то разбил бы татарский хан булавой Илюшину голову, но поразила руку его стрела гаврилова, пальцы дрогнули, лишь задела того по шлему, но подкосились ноги Ильи Муромца. Врезались Дунай с Лукою в рать татарскую, напор их иссяк и кинулись они кто куда. Видит Идолище – силится подняться Илья на ноги, бросился он к нему, сжав булаву в другой руке, и ударил с силой со всей по противнику, но отбил атаку сию Лука булатом своим, но разбился клинок его. Остался Толстостременников безоружным совсем, но с места не сдвинулся, закрывая собой Илью израненного. Сразил его Идолище, рухнул богатырь русский замертво. Бросился на татарина Дунай Иванович, но преградили путь ему басурмане ватагою. Увидел гибель товарища сквозь кровь, глаза заливающую, Илья Муромец, сжал из последних сил булат святогоровый и пронзил Идолище точно в сердце его чёрное. Сил не осталось совсем у Ильи Муромца, не держат ноги его, стоит еле?еле, на меч опирается, как чувствует вдруг, подхватил его под руку кто?то. Глядь, а это Садко! Промелькнуло у Ильи в голове – дождался предатель удобного случая! – но промолвил Садко ему ласково, не смотря на угрозу в глазах Ильи:

– Знаю я о твоих подозрениях, Илья Муромец, но не время в сей час объясняться нам. След помочь нашим витязям. Доверься мне, поведу я тебя. – И увидел Илья, что снова пути каликовы открылись ему. Мощью налились длани его, и помчался он с Садко по полю бранному братьям на выручку. Видит он, супостата разя, сколь полегло славных русичей. Молодой Михаил Потыка Иванович пронзил копьём своим турецкого хана Салтана Салтановича, да сам встретил гибель свою в схватке неравной супротив десятка закованных в железа рыцарей. Не жалея ни капли иноземцем сих, гибель принёс им Илья, глухим оставшись мольбе о пощаде.

Проносился он вихрем сквозь побоище Камское, смерть неся врагам, на пути попадавшимся. Были средь них и татары, и турки с хазарами, ляхи, немцы и даже на вид люди русские из соседнего княжества. Что привело их сюда? Откуда их ненависть? Почему не дают они жить в покое да в мире нам?

Видят Садко с Ильёй, как бьётся с Кудрёванко Алёша из последних сил, раненных защищая. Заметил он на подмогу пришедших товарищей:

– Мне помощь ваша покамест не надобна. – И одним ударом выбил клинок из рук Кудрёванко. Оный тут же бросился на колени и стал умолять пощадить его. – Отыщите лучше, вы, Добрыню Никитича.

Но не пришлось им кидаться на поиски. Вышел воевода из шатра басурманского на вершине холма с головою Жидовина в руках. Увидали картину сию басурманские вороги, так сразу побросали клинки, да и бросились прочь кто куда, назад не оглядываясь.

– Победа, Илья, – промолвил Садко ему. – Победа.

Опустился Илья Муромец на землю, казалось, покинула его последняя силушка, но меча, однако, не выпустил. А меж тем заголосили русичи полные радости, приветствуя воеводу Добрыню Никитича. На что ответил он выжившим:

– Не меня воспевать всем вам следует! А себе самим почести воздавать – народу русскому!..

14

– Уж известны, поди, тебе слухи о внезапном моём богатстве?то? – Начал Садко свой рассказ, придя к Илье Муромцу. Ехали они в крытой повозке с прочими раненными. Изнурённые побоищем минувшим, войны неспешно возвращались на родину, отправив вперёд Ивана, как самого наездника резвого, дабы принёс скорее весть победную на землю русскую.

– Ну, конечно. Часть из них правдива. Был я гуляка?пропойца, на пирах народ развлекал, а потом и сам пир закатывал. В карманах ничего не задерживалось. Вот однажды и завела судьбина меня на судно торговое. Когда треба была – я надраивал палубу, а когда и на гуслях наигрывал. Но однажды налетело судно наше на бурю лютую, и пошло на дно оно. Думал я уже, придётся, видать, отныне мне веселить игрой своею Царя Морского. Ан нет! Помню, подхватил меня кто?то за руки, и очутился я вдруг на тверди земной. Спасли меня тогда, как ты понял, поди, калики перехожие. Сказано ими было мне, мол, увидели они во мне силу путями ходить заповедными, вот и отправились они на мои поиски, и успели в самый, что ни на есть, последний миг. Да вот только не радостно было мне. Спросил я их, что ж не спасли они товарищей моих, коль было им сие по способностям. И ответ получил от них – не положено. И взяли они, стало быть, меня на учение. Учился я усердно науке их, да так и не нашёл утешения. Вот бродили они по миру по своим только им ведомым делам, да причитали всё, мол, позабыл люд мирской свою веру древлюю, и творит бесчинство и зло немерено. На что такая злость брала меня! Коли так, почему б ни применить сил своих и ни помочь людям? Но вновь они молвили мне – не положено, вот пойдёшь с нами в Навь, учение закончив своё, и поймёшь всё наконец. Но когда пора пришла, отказался за ними следовать на ту сторону. Нет – им сказал я, – коль вернуться мне суждено с иной стороны утратив совсем сострадание, дорога туда мне заказана. Поблагодарил всех за науку их и спросил разрешение воротиться в мир. Получив добро, дал я им обещание, коль случится что на помощь явиться к ним, и ушёл. Но, и как ты, не сыскал в себе сил я век свой прожить жизнью праздною. Ты избрал способ подвигами ратными искать справедливости, я ж, удали не имея такой, путь избрал немного иной. Ни что в нашем мире не даёт большей власти нежели золото, как ни прискорбно сие. Потому сперва наперво жиром оброс я – серебром да златом. Способность по путям каликовым хаживать сделала меня купцом богатейшим, ибо никому меня окромя доставлять товары по суше ли, по морю не удавалось быстрей. Ох, и представить не можешь ты, каково ж искушение было позабыть зарок мною даденный. Но силы нашлись во мне. Вижу, смотришь в очи мои с подозрением. Но вспомни сначала, как тебе из плена татарского уйти удалось? Вспомнил? Тогда пришлось мне снова оказаться на том поганом рынке невольничьем. Помню я твой взгляд, читал не у одного тебя на лице уверенность, что прибыл туда наживаться на соотечественниках. Да, я купил их, как покупал и ранее. На корабли их грузили, в повозки ли, и отправляли далее. Вот только не туда, куда думали все. След тебе, как вернёмся мы в родную сторонушку, поскакать на родину твою малую, в Карачаровку. Видел бы ты, как отстроили люди её домой воротившиеся. Был я там, как и в прочих местах таких в облике бедного гусляра, что по земле русской странствует. Нет мне отрады большей, чем видеть счастье и радость на лицах их от того, что домой воротиться им посчастливилось. Всё что мной заработано уходит на одно лишь дело, и не пиры это, как думается всем и каждому. Идёт злато всё на выкуп за русичей! Пока князья поганые за ярлыком ездят в орду проклятую, да зорят друг друга замест того, чтобы, воедино собравшись, скинуть ярмо басурманское, я один только о люде мирском, что они на произвол судьбы бросили, и думал, выкупая всех и каждого. А когда на Руси появился наконец князь, способный хоть как?то изменить жизнь русичей к лучшему, не задумываясь ответил на просьбы его.

А однажды, когда был на реке я Сорочинке, явились ко мне вдруг калики и рассказали о тебе, мол, нашли наконец того, кого искали они с времён незапамятных. Тогда?то и довелось нам с тобою впервые встретиться. И как договорились мы с каликами, когда остальных русичей отправили путём окружным на родину, тебя прочь вывели, где и нашли тебя они. Сказать по чести, не ожидал увидеть я со временем в стольном городе Киеве тебя, ведь ведомо было мне, кем ты стать должен был. Хотел, было, я открыться тебе, ибо был, как и я, повязан с миром потустороннем ты. Никому до сель неведомы дела сии тайные. Видели во мне все только личину купеческую, а как открыться хотелось кому?нибудь, не для того чтоб потешить своё самолюбие, а дабы дело моё передать кому. Но решил я повременить пока. Показалась за горизонтом надежда положить конец временам тёмным на земле русской. Думал я, удалось мне, но обманом и ложью оказалось всё.

Когда вновь отправился по делам я в Орду проклятую, предали меня. Оказался в плену я вражеском. И вышло так, что прознали откуда?то вороги о силе моей. Не смог я сбежать и предупредить Владимира, что грозит западня вам здесь. Некая сила тёмная на помощь пришла басурманским захватчикам, и, боюсь, корни свои глубоко пустила она на земле родной, ибо оттуда простирается длань её. Так бы сиживать мне в яме пленником, но пришёл на помощь мне витязь русский Никита Кожемяка. Богатырь этот с давних пор воеводой был на пограничных заставах, он первый оказался под ударом объединённых сил проклятых захватчиков, и сделался в итоге их пленником. Когда началось побоище камское, удалось ему из пут высвободиться и на помощь ко мне прийти. А я, немедля, пустился на подмогу уже к тебе, Илюшенька, и поспел, поди, вовремя…

15

Минуло уже несколько дней пути. Дорога отныне простиралась по родным лесам и полям. То и дело появлялись поселенцы местные, дабы поприветствовать воинов освободителей и помочь чем может кто – воды принести иль кушаньем каким поделиться, ведь обозы с провизией остались чуть ли ни в самом Киеве. Зажили раны у Ильи Муромца, и он путь продолжил верхом. Все богатыри, один за другим благодарили витязя за удаль его молодецкую, что победу позволила им одержать славную. Даже Алёша Попович не пожалел слов ладных для него, лишь один Дунай Иванович обошёлся кивком только. Спросил тогда Илья у Алёши, скакавшего подле него, чем он вызвал отношение такое у могучего воина. На что ответил ему богатырь:

– Ты не подумай чего дурного, Илья. Не причём ты здесь. Уж много лет как дал Дунай молчания обет, и блюдёт его с тех пор, не нарушив ни разу. А ведь не было на памяти моей человека, коий отличался бы таким нравом буйным и любовью к жизни! Сколько подвигов ратных совершил он во славу земли русской, хоть и не из здешних краёв родом. С младых лет служил он литовскому князю. И однажды довелось повстречаться ему с Добрыней Никитичем. Произошло сие во времена те, когда был тот витязем простым под началом Вавилы. Свела Добрыню и Дуная судьба супротив друг друга, когда печенеги и половцы совершили набег очередной на отечество наше. Дабы отомстить за былое, князь литовский отправил ратников своих в подмогу кочевникам. Но те, как и прежде, только мирян зорить и способны были, а как навстречу им дружина княжеская вышла, так и сбежали немедля. Остались биться только литовские молодцы. И вступили тогда в богатырский поединок Добрыня и Дунай – сперва на копьях бились, затем на саблях, на палках и, наконец, врукопашную бросились, но никто верха над противником не смог взять. Тогда повелел Вавила отпустить могучих воинов с миром домой за доблесть и силу их. Но отвернулся от них алчный Литовы владетель, разграбил их имения и по миру пустил семьи их. И нашли тогда пристанище изгнанники среди русичей, и дабы не пропадала зря удаль такая, князь принял на службу в дружину свою их. Не минуло и нескольких лет, как разразилась новая свара меж Русью и Литовою. Дошли в тот раз витязи русские до самого стольного града литовского, ведомые Дунаем, отомстить желающим за унижение несправедливое. И дабы откупиться от Владимира и мир с ним выторговать, князь литовский отдал в жёны ему свою дочь старшую прекрасницу Апраксию. Но не один Владимир вернулся из похода с суженной, посчастливилось и Дунаю найти зазнобу себе – обручницей его за удаль великую, в бою проявленной, стала другая дочь литовского князя – Настасья. Ох, и закатили пир славный по возвращению в Киев – справили сразу две свадебки! Со временем же, когда Добрыня с Василием, как все думали, сгинули, стали прочить Дуная приемником на пост Вавилы, но случилось несчастье внезапное. На пиру по случаю назначения его воеводой начали витязи спор, кто лучший в Киеве стрелок из лука. Затеяли состязание – стрелы метать. И тут Дунай, дабы поразить всех противников своих, выдумал метнуть стрелу прямиком в кольцо, поставленное на голову суженной своей Настасьи. Поняли все, что забава пьяная уже перешла все границы, и принялись его уговаривать отказаться от задуманного. Но Дунай не унимался. И тут, дабы образумить богатыря, вскричала сестра Настасьи Апраксия, что в утробе у жены его могуч богатырь растёт! Дрогнула от того рука Дуная Ивановича, и чингалище булатное угодило точно в сердце жены его. После случившегося немудрено то, что надломилось всё в душе у него. Схоронив жену, Дунай, не прощаясь ни с кем, ускакал прочь из Киева. Думалось всем, что уж не вернётся молодец сей обратно, но не минуло и года, как воротился он вдруг, но стал человеком иным вовсе. Набожностью своей он, казалось, превосходил даже батюшку моего Левонтия. Будучи в пустони какой?то дал он обет молчания и с тех самых пор не вымолвил ни словечка. Однако же в дружину воротился обратно он, и не раз доказал всем подвигами ратными, что не утратил удали своей богатырской…

Поразил сказ Алёши Илью до глубины души его от чего?то. Уж далеко не раз он сам с головы до ног выходил из сечи лютой в крови весь противника ли, соратника. Самому не единожды приходилось погибель нести хоть и ворогу, но человеку всё же, а тут рассказ о единственной смерти и, то произошедшей давно, поди, вдруг потряс всё его естество. Он словно увидел всё произошедшее с ним с другой стороны. Но теперь не было здесь ни радости от побед, ни славы от ратных подвигов, а осталось только бесчисленное число убиенных в сражениях, в крови утопающих, и круживших над всем этим чёрных воронов. Илья вдруг ясно понял, что как бы он ни хотел и ни старался, ничего к лучшему и не изменил. Он лишь преумножил число бесконечной череды смертей и несчастий…

Он поднял полные слёз глаза и увидел вдруг вновь встречающих его и прочих дружинников, сияющих счастьем русичей. По над дорогой стояли нарядные светящиеся счастьем прекрасные девушки, осыпающие витязей своими лучистыми улыбками и цветами, за конями бежала смеющаяся ребятня, утирали слезы радости матери, пожимали богатырям руки старики с благодарностью и напутствием отеческим. Увидел он картину сию, и вмиг исторгло сумятицу из души его тепло успокоения. Нет, не зря Илья Муромец избрал путь свой и шёл по нему. Однако же дал зарок себе, что никогда не подымет меч, Святогором оставленный ему, ни под каким предлогом на кого бы то ни было, если только ни ради защиты невинных и слабых. Никогда!..

16

Занималась заря. Из?за холмов, наконец, показался стольный Киев?град. Было видно, как из?за стен крепостных высыпал народ, встретить желавший воротившихся назад защитников земли русской. Утомлённые долгим переходом кони, словно заразились от своих ездоков настроем и, вмиг стряхнув с себя усталость, понесли их домой.

Казалось, только Илья Муромец никуда не торопился. С ним, не спеша, поравнялся Турай–Батыр и спросил: