Чёрный Магистр

– Не серчай на нас ты, князь?батюшка, не хотели мы омрачать твою победу славную…

Ох, кричал же князь на боярых мужей, а они в ответ лишь попрятались.

– Расскажи, Илья, как всё было там. Христом?богом клянусь, что не ведал я о случившемся…

И поведал тогда обо всём Илья Муромец.

– А не брешишь ли ты о ратных делах своих? – воспрошал Илью богатырь по правую руку Добрынюшки.

– Ты поверь, Алёша, мне на слово. – Слово взял вдруг Лука Толстоременников. – Этот отрок на вид и не витязь совсем, да в одиночку одолел шайку Соловья он разбойничью. Не будь с нами его, не вернуться живёхоньким мне с того полюшка…

– Истинно молвишь, Лука, бог не даст соврать, – подал голос Колыбанов Самсон Самойлович. – Мне Христос нашептал – Илья нашего поля ягодка!

Вдруг из?за стола боярского поднялся Степанов Дюк, и голосом под стать телесам своим необъятным промолвил он:

– Верю ему, я князь?батюшка. И не такими богатырями славными земля наша полниться!

– Коли так, то о тебе мы наслышаны, славный молодец. – Подошёл к нему Владимир князь, заключил Илью в свои объятия. – Стань же братом мне, храбрый Муромец, на защиту стань духа русского.

И Добрыня Никитич подошёл к Илье:

– Богатырская наша рать с тобой обратит в бега врага лютого. Окажи же милость нам, прими предложение княжее.

Обратились все взоры на Илью Муромца, витязи видят в нём собрата равного, только очи Алёши в сомнении; бояре смотрят да слова им молвить не велено; патриарх перешёптывается в сторонке с попами прочими, недоверьем ощерившись; Садко же смотрит на ему хорошо знакомого отрока и кивает с искренней радостью ли? Замыслил чего не иначе, Илюше подумалось, что ещё ждать от собаки, что торгует невольными. Выведу тебя я на воду чистую, не уйти тебе от суда справедливого…

Дал согласие Илья Муромец, ликовали всею дружной ватагою. Пировать, однако же бросили. Повелел Владимир в тотчас же в путь дорогу собраться всем – сам возглавить решил он поход орды супроти?в. Облобызался с женой своею Апраксией, получил от Левонтия благословение, и повёл дружину прочь из стольного города Киева, возвещая народу доброму:

– Иду на Вы я во славу русичей!..

Лишь Илья бросил взгляд на людей, рать провожающих, выискивая средь них Садко бородёнку холённую. Нет веры в нём змее подколодной сей, но не пришёл видать расквитаться с ним пока час…

7

Шла дружина князя Владимира туда, где вновь заполыхали пожарища, и страдал народ под пятою ордынскою. Изгнали они силу тёмную сначала с застав близ стольного Киева – из Курцовца, Ореховца и Крестьяновца. Да занемог вдруг князь в переходе последующем. Порешили Владимира вернуть в Киев, стольный град, под опеку княжеских лекарей, но наказ он дал, вперёд дружине идти, и с победой лишь возвратиться на Родину. И вернулся князь в родную сторонушку лишь племянником Вольгой Святославичем и Турай Батыром, иноземцем из?за Камня когда?то пришедшим, сопровождаемый.

Рать витязей во главе с Добрыней Никитичем отправилось дальше в странствие. Путь их лежал до ставки самого хана Воронко, ордынского ставленника на реке Сорочинке. Прознали про то силы татарские, стали ждать дружину с засадою у реки Сафаст, сам же Воронко ринулся в становище своё ждать подкрепления. Стали витязи в ночь совет держать, думы думают, как врага числом превосходного одолеть в бою. Слово взял Алёша молодец, сын патриарха Левонтия:

– Бился я уже в сих краях не раз, здесь был мной разбит Тугоркан злодей, кличут коего все Тугариным. И в тот раз числом меньшим мы бились с тьмой тьмущею…

Шепнул Илье Самсон Самойлович:

– Славной сеча была, слов иных не сказывать. Жаль тогда богу душа отдал славный молодец Еким Иванович. Знатный был рубака. Ох, не раз мы с ним били половцев у Чернигова, Путеря да на поле куликовом…

А Алёша Попович меж тем молвить дальше:

–…Мы тогда одолели врага, и сейчас, верую, силы хватит нам!

– Нет, не сладить нам с тьмою ворогов! – Подхватил слово Григорий, сын боярина Дюка Степанова. – В бой пошли мы с горячей головушки! Коль не припас Садко, с голодухи повымерли. След вернуться нам, да сызнова к походу готовиться…

– Трус! Собака ты вшивая! – В сердцах бросил Алёша Григорию.

– Коль Левонтия сын, удумал, господь сбережёт твою голову? – Крикнул Гришка на кинжал положивший руку свою. Ох, и склока пошла с криком, руганью! Уж и солнца рассвет осветил небо синее. И тогда слово взял Илья Муромец:

– Полно, братья мои, за зря время терять. След пойти нам путями окольными, дабы силой малою ставку хана взять!

Поднят на смех Илья Алёшей Поповичем:

– Что нам слушать его, коль он дитятко малое, что всё сказками тешится! Нам к Воронко скакать сотни вёрст пути!

Не проронил ни слова Илья Муромец, только сделал шаг и пропал во тьме. Диву дались все витязи, когда вышел он за их спинами.

– Решено! – Отрезал Добрыня Никитич. – Ты веди, Илья, за собою нас!

Разделилась рать на две части неравные. Силы большие во главе с Вавилою отправились биться на реку Сафаст. Им поручено было отвлечь орду своим отступлением, когда как силы малые пойдут путями каликов на хана татарского. В дорогу дальнюю пошли всемером: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алёша Попович, Самсон Самойлович, Дунай Иванович, Михаил Потыка и Гаврила Долгополый, хоть колченогим он был, в отрочестве ему колено разбили половцы, но зато лучником был он самым лучшим из всех. Повелел Илья им связаться одною верёвкою и смотреть только под ноги, ни в коем разе очей не поднимая своих. И пустили витязи в галоп лошадей гнедых своих тропою каликов, за Ильёю следуя. Обагрило солнце небосвода край, как показалась пред ватагою ставка хана татарского. Обнажили мечи богатыри да наручи и на супостата бросились. Не поймут басурмане с какой стороны взялись русичи, все дозоры в сумятице. Громят богатыри рынки невольничьи, цепи бьют, в коих закованы пленники. Те же прочь не бегут, в атаку пускаются на татар вместе с дружиною.

Видит Илья хана Воронко верхом на чёрном, словно смоль, коне, в чешую кольчуги закованного, вспомнил, как убивал он и жёг карачаровцев, и пустил во всю прыть отрок муромский свою лошадь супротив ворога лютого. Стали биться они, и задрожала земля как под двумя исполинами. Кони пали бездыханно, сеча стихла вокруг уже, а их бой идёт – лишь булаты искрят яркой россыпью. И вдруг видят все – налетели войны друг на друга без мечей, в рукопашную, схватились в объятиях каменных. Тетиву натянул Гаврила, поразить дабы в сердце татарина, но покачал головою Добрынюшка – отроку след самому взять над недругом верх. И тут пред всеми взорами Илья оступился, казалось, и падает, но вмиг следующий Воронко лишь пустоту сжал в руках своих, да на землю валиться стал, потеряв равновесие. Но травы кровью залитой не коснулся он – Илья из неоткуда явившись, навалился сверху на басурманина, и пропал в сей же миг куда?то хан. А потом узрели все и услышали, как Воронко рухнул с дозорной башни и ударился насмерть о ступени каменные.

Илья на колени пал, обессиливший, но подхватили на руки его соратники, возвещая всем криком радостным, что победа за русичами!..

8

Обратный путь витязей и освобождённых от плена соотечественников пролегал по землям именуемым царством Инищим, принадлежащим некогда князю Калину, прозванного в народе собакой, ибо нрава он был невероятно жестокого, и любимым делом его было собственноручно людей пытать да казни устраивать. Нередко он сам и приводил приговор свой в действие. На стены крепостные вешал головы людей им погубленных всем противникам своим в устрашение. Помогал во всём ему отпрыск его Перегуда, жестокосердечность унаследовавший от отца своего в мере полной; говаривали о нём, что упало яблочко гнилое недалече от яблони…

Молодому в ту пору Владимиру, князю киевскому, дабы одолеть собаку Калина, ехать пришлось за ярлыком в Орду, хану кланяться – не мог он допустить, чтоб, пока в походе дальнем он был, разорили татары земли русские. Однако расценили это как слабость соперники, место его в палатах княжих занять жаждущие. И коль не помощь митрополита ростовского Левонтия, некуда было бы воротиться Владимиру. Получив благословение патриарха Константинопольского, что греха таить – мзду уплатив, ох, немалую – Левонтий править стал в Киеве заместо молодого князя до возвращения оного, отпор давая любому поползновению на престол княжеский.

Дальняя дорога пролегала пред дружиной киевской. Дабы в пути не скучать да воинский дух разжечь в душах витязей, взял собой Владимир князь в поход бояна Вавилу, ох и славился он за своё умение! Сначала был Вавила крестьянином, жил с матушкой своею Ненилою на самой границе земель киевских с царством Инищим. От того не раз ему приходилось платить подати как одним, так другим князьям – Владимиру ли, Калину, всё одно, в нужде жили той ещё. Когда совсем худо стало, подался в скоморохи он. Слава пошла по Руси о чудесном его умении, однажды в Новгород его приведшая. Сыграл на пиру там он у Садко, купца в злате купающемся. Был на пиру на том и Владимир князь, помощи просить у Вольного города приехавший. Пошёл ему на встречу Садко, снарядил его необходимым всем, да Вавилу взять посоветовал. Обрадовался сначала боян, что сможет вернуться в дом родной вскорости, да с матушкой своей повидается, как весть принесли ему горькую братья его младшие Кузьма и Демьян – мать их увели в полон Перегуда, сын Калина, со своей ратью после набега на земли русские. Бросил боян гусли свои да палицу в руки взял, стал просить Вавила в дружину взять его да Демьяна с Кузьмой. Не смог отказать князь ему, сомнением одолеваемый – что мог сделать гусляр в деле ратном?то? Как оказалось, зря сомневался он. Только подступили русичи к крепости ворога, увидал Вавила голову матушки на колу, закричал он, Христа проклиная да собаку Калина, и бросился в сечу кровавую вместе с братьями. Перемахнули они через непреступные стены, жаждой мести ведомые и пропали в пламени горящего города. Голыми руками удавил Вавила Калина, Перегуду и даже совсем юную дочь Перекрасу его. Ох, и подивились все его силе и лютой ненависти, как кончилась битва, и рассеялся пожарища чёрный дым…

Вернулся Владимир в Киев с победою да воеводой новым дружины своей. Много лет Вавила на посту на том служил верой и правдою, а как схоронил своих братьев Демьяна с Кузьмой, так оставил службу свою, уступив её молодому рязанскому молодцу Добрыне Никитичу. Однако позвал лишь князь воеводу старого, так воротился Вавила в дружину ради дела правого…

Уж минула дней череда, а вестей никаких не было об израненных путниках – как там Вавила? Справился ли? Как видят вдруг, навстречу скачет им кто?то. Обнажили булаты, да ощетинились стрелами богатыри, глядь, а это Иван, коего кличили все просто гостиный сын. Опустили все мечи с луками, земляку радуются. Рассказал им Иван, что, как и намеревались дружинники, вступили с татарами в бой на Сафаст реке и уже бежать собиралися, как дошла весть басурманам о кончине хановой, испугались они нападения с тыла, да так и разбежались кто куда. Молвил Иван: гнали мы их до Куликова поля самого, и лагерь разбили, вас дожидаться стали, но ни весточки. Вот и сел на коня я и встречь вам отправился…

Вскоре встретились витязи в месте Иваном указанном, и, времени не теряя, пустились в дорогу обратную в Киев, на родину. Но слава неслась быстрее, словно ветром гонимая, опережая дружинников. Все встречали героев с весельем да празднеством, Илюшу величая спасителем, на что отвечал отрок муромский, что нет заслуги его в их ратном подвиге, он лишь подсобил чем мог витязям Добрыни Никитича. Сам же Илья, ни старался как, не мог душой разделить с прочими пиршества, разум его тяжелел из?за дум о подлом Садко. Меж тем все смеялись и балагурили. Иван, гостиный сын, дабы народ потешить, вскочил на коня и давай скакать на нём, вертясь, и обеими ногами становясь на спину его. Да, знатным наездником был он. Все смеялись и не отрывали очей своих от забавы ивановой. Казалось, не принимал участия в том лишь Дунай Иванович. Невольно даже Илья засмотрелся на Ивана, и услышал, как Чурила Плёнков, юный конюх, рассказывал горожанам о самом Иване. Оказалось, вышел он из рода купца богатого, имевшего дела с Садко. Но Иван сызмальства не проявлял рвения к отцову ремеслу, любо отроку с лошадями возиться. И всё мало было ему – не раз по шее получал от батюшки за конокрадство. Но не лил слёз Иван, шёл в конюшню, да за гнедыми ухаживал. А однажды, правда то было иль нет, Чуриле не знамо было, угнал Иван целый табун лошадей в триста голов за раз. Ох, и рассердился его отец?батюшка – выгнал чадо своё из дому. Не пригорюнился Иван, занялся делом своим излюбленным, да в итоге на княжьи конюшни попал, где Чурила и узнал его. Из сказа всего Илья лишь одно услыхал – о купце новгородском поминание.

Как миновали путники Курцовец вновь отстроенный, полюбопытствовал Илья у Ивана о Садко. На что ответил Иван, что по секрету отец ему сказывал, что поведал однажды купец тому в день банный за чарочкой. Мол, диву давайся, а гол как сокол был Садко гусляром простым будучи, что зарабатывал он на хлеб насущный игрой да пением. Всюду, где пир иль иное застолие, молодец этот был гость дорогой. Правда награда за то в кармане Садко не залёживалась, тут же спускал всё на мёд. Нанялся однажды он скоморохом на судно торговое. Да не свезло ему – ко дну пошёл морской караван. Но и год не минул, как вернулся он словно Морским Царём на свободу отпущенный, в Новгород Вольный. Да не с пустыми карманами – весь в шелках да роскошествах. Все товары скупил, худые да добрые, загрузил три десятка кораблей и отправился в страны заморские торговлю вести. И всё ни по чём ему – ни стихии капризы, ни разбойники. Серебро да злато рекой потекло. Всюду гостем желанным стал – что на пирах у Владимира, что в ордынских краях.

Поблагодарил Ивана Илья, а сам ещё сильней опечалился. Выходит, ни для кого не тайна, что Садко с татарами торговлю ведёт, но от чего же не падает на него ни одного подозрения? Неужто неведомо никому о делах его нечистых и татарве потакании? Эх, смекнуть, как быть ему?..

9

У ворот городских встречал богатырей победителей весь люд киевский во главе с князем Владимиром. Стоял он с караваем в руках размеров невиданных, держать который помогали Вольга и Турай?батор. Молвил владыка града стольного:

– Ну здравствуйте, добры молодцы! В долгу у вас неоплатном я! Просите у меня чего надобно вам, ни перед чем не поскуплюсь!

Заголосили горожане в одобрении. Вышел вперёд Добрыня Никитич.

– И ты здрав буде, Владимир князь, Красно Солнышко! – С поклоном произнёс воевода. – Не дадут соврать мои сотоварищи, нет награды иной нам, чем постоять за родную сторонушку. Так что довольны мы всем и ничего иного не надобно нам. Одно всем нам желаемо – пойти к нашим жёнам, коих с похода на земли литовские не видывали. А после вновь заняться делами ратными.

Тут уж черед витязей загудеть одобрением.