14 инкарнаций Саны Серебряковой

– Да, я слышал, богиню мультиреальности погнали в магазин за хлебом.

– Понимаю твою иронию, но кое-в-чем я стараюсь жить обычной жизнью. Мне она нравится, есть вещи, которые я в ней ценю. Например, мои родители, не во всех жизнях они у меня были. У Чанг Мин, например, отца порубили в капусту солдаты заговорщиков, так что, Саша, надо ценить, то, что у нас есть сейчас, даже если это кажется неважным.

Он только развел руками, не зная, что ответить. Девочка-то, оказывается, может быть серьезной, и ничто человеческое ей не чуждо.

Сана грациозно пошла по дорожке прочь, а Саша задумчиво проводил ее глазами.

Придя домой, он забыл позвонить Карине, и даже не думал об этом, первым делом включив ноутбук, чтобы найти какую-то информацию обо всех этих вещах, что рассказывала странная девчонка.

Немного поостыв после встречи, он решил, что глупо принимать на веру все россказни Саны, каким бы впечатляющим опытом и совпадениями они не сопровождались. В конце концов, он будущий ученый и должен подойти к делу, как ученый. А именно, собрать информацию, внимательно проанализировать все данные, поискать доказательства. А без этого, услышанное лишь гипотеза.

Саша почитал о реинкарнации и случаях когда люди вспоминали прошлые жизни. Оказалось, подобное случалось сплошь и рядом. Он также почитал о гипнозе и внушении, но это не очень то подходило ситуации. Так можно было бы объяснить, откуда она знает содержание его видений, но не то, что он играл в детстве в такую игру, и сильные чувства, вызываемые увиденным воспоминанием.

Где-то в момент, когда он сидел, углубившись в чтение статьи про методы регрессии в прошлую жизнь, ему позвонил Дэн и напомнил, что они собирались всей компанией пойти в кино. Саше было совсем не до этого, он отделался от друга сославшись на нездоровье.

На небе уже светили звезды, когда он выключил ноутбук и устало откинулся на спинку кресла. Голова пухла, он не нашел каких-то более менее удовлетворяющих его ответов, как она, черт возьми, это делала. Ну что ж, хотя бы он узнал, что в мире встречаются такие вещи, и некоторые психологи их изучают, и даже пытаются как-то их объяснять научно. В конце концов, что мы знаем о сознании, мозге и как это работает? Не так уж много. Сам факт квантовой телепортации еще недавно казался чем-то невообразимым, а сейчас нормальная часть сегодняшней физики. Может быть, и эти все вещи про прошлые жизни и всякие параллельные инкарнации станут частью науки.

Саша потер глаза, выключил комп, и лег спать, решив завтра во всем разобраться. Или послезавтра.

Глава 4. Девятнадцатый век и Мари.

Этой ночью Саше приснилась Сана. Во сне он сам был ею, вернее, как будто, находился у нее в голове этаким наблюдателем смотря на мир ее глазами. Но это было еще не самое странное. В этом сне Сана была, как будто, не Сана, а некой женщиной в каком-то с виду девятнадцатом веке. Тем не менее, он откуда-то знал, что это именно она, в этакой другой ипостаси.

Ее звали Мари де Лакруа, ей было сорок три, но она выглядела чуть моложе. На голове красовалась шляпа-кокошник, немного устаревшая для последней моды, и черное кружевное платье, впрочем, тоже, достаточно консервативное для парижских салонов. Но Мари не было дела до того, насколько модно или не модно она выглядела. Она и без этого умела производить впечатление обаятельной и красивой дамы, на которую бы с интересом посмотрел любой мужчина. Но и мужчины ее совершенно не интересовали.

Мари де Лакруа была аристократкой по происхождению, но род ее деятельности был таков, что в двадцать первом веке ее назвали бы, наверное, правозащитницей. Однако, в Париже 1863 года еще не было такого устоявшегося определения, а тех, кто занимался, чем-то подобным считали в лучшем случае оригиналами, в худшем опасными смутьянами и революционерами, затевающими разрушить последние устои общества.

Сейчас Мари шла по улице, сильно спеша в свою небольшую конторку на углу Сент-Женераль и Риволи. Вот и знакомая дверь с квадратными оконцами. Мари распахнула ее, буквально влетев в маленькое помещение, похожее на какую-нибудь лавку скобяных изделий, но здесь стоял массивный деревянный стол с зеленой лампой, за которым было большое окно и шкаф с бухгалтерскими книгами и папками бумаг.

Жаклин, сидевшая за столом и перебиравшая бумаги, вскочила:

– Мадам де Лакруа! Вы уже здесь!

– Да, какие известия из жандармерии, Жаклин? У меня крайне плохое предчувствие, поэтому так спешила.

– Они хотят его повесить!

– Я так и знала. Когда?

– Прямо сейчас.

– Что?!

– В полдень, на площади Роз.

– Но уже почти полдень!

– Поэтому я и говорю, что сейчас! Там уже собираются люди, эшафот собран. Все пропало, мадам, мы не успели.

– Нет, я успею, Жаклин, я не дам им этого сделать.

С этими словами она решительно выскочила на улицу.

Жаклин побежала за ней, восклицая:

– Но что вы собираетесь делать, мадам де Лакруа? Все кончено. Мы ничего уже не можем сделать! Вы что, вытащите его прямо из петли у всех на глазах?!

– Если это потребуется.

Часы на башне начали отбивать полдень, и Мари вздрогнула. Тревожащее чувство, гложущее ее с самого утра, разрасталось в груди с каждым вдохом, она чувствовала, что это случится совсем скоро.

– Мадам, мы не успеем! Что же с вами?!

– Успеем, площадь Роз совсем рядом, Жаклин. Возвращайся в контору. Я вернусь с ним через несколько минут, вот увидишь.

– Вы сошли с ума, мадам! – запыхавшаяся Жаклин совсем отстала, и остановилась. – Мадам! – Нет ответа. – Удачи вам, мадам! – выкрикнула девушка.

Мари не оглянулась, но пробормотала:

– Удача всегда на моей стороне, и я надеюсь, я ее достаточно приручила, чтобы она не отвернулась сейчас. Ах, да поможет мне Господь!

Два квартала она бежала, не помня себя, подхватив юбки. Степенные прохожие в удивлении шарахались от бегущей по мостовой дамы, седлающей честь любой скаковой лошади по скорости. Но сейчас она не думала о приличиях, в ее голове горело только одно – она должна спасти этого человека, он не должен умереть. Не сейчас.

Впереди стали сгущаться люди, площадь была заполнена ими. Зевак полюбоваться на казнь всегда хватало – что может быть интересней для просвещенного горожанина, праздно шатающегося в выходной день? Мир меняется, приходит технический прогресс, а люди все те же. Если бы здесь рубили головы, а не занимались более «гуманным» повешиванием, то зевак бы, наверняка, собралось в два раза больше.

– Разойдитесь! – крикнула она в толпу.

И такая сила прозвучала в ее голосе, что люди, казалось бы, целиком поглощенными монотонным голосом черного судьи в белом парике, зачитывающего приговор, просто раздались в стороны, как волны, перепугано оглядываясь.

Мари легко преодолела остаток пути до эшафота по образовавшемуся проходу, замедляя шаг. Она уже успела, теперь она не даст этому случится.

Судья с длинным свитком, помпезно стоящий на помосте, скорее почувствовал, чем увидел, как толпа затихла, и что кто-то приближается к эшафоту. Он запнулся на середине этого, заготовленного в канцеляриях, обвинения, приспустил свой папирус и приподнял одну бровь, взглянув на спокойно подходящую к подмосткам Мари. И встретившись с ней глазами, он впервые в своей жизни испугался, хотя повидал всякого. А чего испугался – он не мог сказать. Просто он понял, что казни не будет, она помешает, а он не сможет ее остановить. Это знание рождалось и расцветало внутри минуя разум, берясь как будто свершено не откуда. Но разум, как раз пытался грозным гласом утихомирить эти странные чувства, указывая на то, что он же судья, царь и бог этой толпы, как какая-то женщина сможет помешать тому, что жандармерия и правительство назвало правосудием? Но голос разума был слаб, и быстро тонул. Судье хотелось бросить свой пергамент и сбежать.

Все это Мари читала в его глазах, и улыбалась, продолжая смотреть. Этот безмолвный обмен мыслями продолжался, наверное, целую минуту, а потом она развернулась к толпе, и сказала:

– Граждане Парижа, то, что здесь происходит, не имеет ничего общего с правосудием, и этот лакей в черной ливрее знает об этом. Молодой человек на эшафоте виновен лишь в том, что говорил правду правительству. А правительству это не понравилось.

– Это возмутительно! – опомнился, наконец, судья. – Кто вы, кто дал вам право?!.

Мари обернулась, пригвоздив этого ворона глазами, он попятился и чуть не выронил свиток.

Позади него стоял изможденный юноша в белой рубашке с кровоподтеками, Жан. Уже с петлей на шее, а палач по левую руку от него, только ждал команды, чтобы опустить рычаг и оборвать эту жизнь. Юноша был на грани потери сознания, но приподнял голову, чтобы посмотреть, кто вдруг решил его спасти.

Мари бросила на него лишь короткий взгляд, посмотрев на судью. Она ответила:

– Право мне дала моя совесть! И народ Франции, негодяй!

Мари вступила на ступени и грациозно поднялась на эшафот. Судья бессознательно сделал шаг от нее и, все-таки, выронил свиток, под приглушенный смешок из толпы.