14 инкарнаций Саны Серебряковой

– У вас нет должным образом оформленных юридических оснований, чтобы вешать этого мальчика, вы похитили его на улице неделю назад, приволокли в свои застенки и пытками заставили признаться, что он, якобы, член подпольной организации и изготавливал бомбу.

– Но он!..

– Я не разрешала вам говорить, мой милый, – вкрадчиво проговорила Мари, широко улыбнувшись. – А вы, уважаемый, – обратилась она к палачу, дородному детине в капюшоне, скрывающем лицо, – уберите руку с этого рычага, он вам сегодня не понадобится.

Палач, как загипнотизированный убрал руку.

– Итак, – продолжила Мари. – Обвинение состряпано. Как и многие другие за последние дни. Всех, кто осмеливается выступать на площади и выражать недовольство, эти люди ловят, пытают в застенках, а потом вешают. – Она обвела глазами толпу: – Скажите народ Франции, разве этого мы добивались всей нашей историей, когда свергали королей и императоров? Чтобы какие-то крысы в кружевах, прикрываясь властью народа, вешали на улицах ни в чем не повинных людей?

– А где у тебя доказательства, красотка? – выкрикнул какой-то мужлан из толпы.

– Мои доказательства, это то, что вы видите каждый день. – Мари без труда нашла того, кто выкрикнул эти слова. Какой-то возница или подсобный работник в кепке с простодушным лицом. Она вперила в него взгляд, и он чуть присел, желая скрыться в толпе. Мари сказала ему, громко, на всю площадь: – Иди сюда, и посмотри в глаза этого юноши, и если ты увидишь в них вину, то я дам тебе самому нажать на рычаг.

Площадь погрузилась в молчание.

– Что, сам ты боишься творить правосудие? Это не так легко, верно? Может быть, кто-нибудь из вас, почтенная публика желает подняться сюда, и убедится, что человек в петле стоит там незаслуженно или нажать на этот рычаг?

Она резко обернулась на судью, и он аж отпрыгнул.

– А может быть вы, желаете привести ваш такой длинный и витиеватый приговор в действие? Идите, если вы так уверены, что правы.

Судья помотал трясущейся головой, что нет, он не желает.

Мари подняла руку и обвела пальцем толпу:

– Вы все пришли сюда полюбоваться на смерть, но не знаете, виновен этот человек, или нет, и боитесь решить, предоставив власти решить за вас. И теперь они просто похищают на улице всякого, кто им не угоден и вешают по придуманному обвинению. Что с вами люди? Разве это завещал нам Бонапарт, когда написал конституцию и прописал права каждого человека, и что никто не должен быть осужден без суда и присяжных заседателей?

Толпа молчала.

– Я, и мои друзья собрали достаточно доказательств и документов, подтверждающих, что этот молодой человек и его друзья, которые до сих пор находятся в застенках, не виновны в том, в чем их обвиняют. Мы хотели предоставить эти документы суду, но вот он, – Мари ткнула пальцем в грудь судьи, от чего тот неловко попятился, оступился и упал, – и ему подобные решили начать вешать их уже сегодня без всякого суда, зная, что могут проиграть дело, если все сделать по всем правилам.

– Мне приказали, я не виноват! – воскликнул судья, толпа охнула.

Мари нависла над ним, и он пополз от нее в обуявшем его необъяснимом ужасе. А она обрушивала на него слова как гири:

– Ты ничтожество, да тебе не было даже дела. Ты оборвал жизнь этого юноши и всех его друзей простым росчерком пера, и ты даже не подумал, а так ли хорошо ты делаешь! Что ты скажешь на Божьем Суде, когда тебя спросят об этом? Что тебе приказали? Или что тебе было совершенно не важно, виновны они или нет? Может тебе не приказали, а заплатили? Судебная система не подчиняется власти напрямую, по нашим законам. О, безусловно, это не мешает им приказывать, когда им того хочется. Но им куда проще просто заплатить, не так ли? Слышите, люди, как звенят под его рясой кошели с золотыми монетами?

Толпа стала определенно волноваться. Кто-то одобрительно кричал. Впереди стоящие горожане, уже порывались забраться на эшафот. Возможно, кого-то заинтересовала идея, посмотреть на эти кошели поближе, а может даже и отобрать.

Судье, похоже, тоже пришла в голову эта мысль, и он тонко вскрикнув, на корячках бросился на утек. Неловко свалившись куда-то за подмостки.

– Лови его! – задорно закричал какой-то юнец.

И несколько человек с гиканьем и веселыми криками бросились вслед.

– Освободим же, наконец, невиновного! – воскликнула Мари, воздев руку, и толпа одобрительно зашумела, на подмостки уже уверенно заскочило несколько отчаянных молодцов, чтобы помочь. – Тем более, судья сбежал, – добавила она, и народ расхохотался.

Она решительно шагнула к Жану и сняла петлю с его шеи. Он не смог ничего сказать, просто таращился на нее, а потом начал заваливаться, теряя сознание, но его уже подхватили подбежавшие люди.

Мари взглянула на потеряно стоящего палача.

– Это просто моя работа, – проговорил он, разведя руками.

– Вам должно быть стыдно, что вы делаете ее так бездумно, – проговорила Мари, и пошла к ликующей толпе.

Палач стянул с головы капюшон и сел на ступени, растеряно почесывая плоский лоб, а люди уже уносили на руках с эшафота его пленника.

На этом месте Саша проснулся в холодной испарине, рывком вскочив в постели.

– Черт бы все побрал, что это было?! – воскликнул он.

Но тишина ночи была ему ответом.

На следующий день Саша при первой возможности вытряс из Толика название группы, в которой училась Сана, посмотрел расписание и направился в их аудиторию. Еще недавно он бы не поверил, что станет заниматься чем-то подобным, то есть самому искать встречи с этой чудаковатой девчонкой, но ситуация уже выходила из-под контроля, и он хотел ответов.

Группа теоретической математики на перемене проводила время в аудитории. Саша, подошедший к открытой двери, поискал глазами Сану.

Долго это делать не пришлось, красавица с каштановыми волосами в безупречной форме Академии нашлась, как ни странно, в точке наибольшего скопления людей. Более, того, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что они скопились там именно из-за нее.

Девушка непринужденно сидела на широком подоконнике, а большая часть одногруппников расположилась вокруг нее, как дети перед воспитательницей в детском садике. И девушки, и парни, кто стоял, кто сидел на партах, не хватало еще кого-нибудь развалившегося в тоге на полу, для большей схожести с каким-нибудь полотном «Платон и ученики». А Сана что-то самозабвенно им втирала звонким голосом.

Из того, что донеслось до его слуха, можно было понять, что говорит она о неклассических способах дифференциального исчисления. Более того, Саша готов был протереть глаза, не веря им, среди восторженных слушателей оказался и сам преподаватель – профессор Мокачевский.

Было неловко прерывать такую сцену. В другое время, Саша даже доплатил бы за возможность посмотреть, как светило математической кафедры – Мокачевский, мечта всех молоденьких студенток, и от того, до безмерности зазнавшийся, считающий приходящих на лекции, по меньшей мере, идиотами, даже в грезах не способными постичь, все то, что он пытается им донести, стоит и слушает какую-то девчонку, разинув рот.

Уже сам факт, что она смогла выдать ему что-то, чего он не знал, удивительней ее способности к телепатии, а если не знал на столько, что не сумел этого скрыть и разинул рот, заслушавшись – это такое же чудо, как хождение по воде.

Но Сана избавила Сашу от дилеммы, будто почувствовав его взгляд, она повернула голову, а потом проговорила, поднимаясь:

– О, кажется ко мне пришли. Я прошу меня извинить. Я думаю, мы можем продолжить наш разговор после звонка. Господин профессор, вы не против?

Мокачевский ответил спустя паузу, все еще находясь под каким-то большим впечатлением:

– О, нет-нет, Сана… Честно говоря, я уже даже не знаю, о чем мне вообще теперь вести урок дальше, после того, что ты сказала. Зачем ты ходишь на пары, тебе дадут докторскую степень, сразу как ты заговоришь.

– Не преувеличивайте. А на пары я хожу хотя бы ради общения. – И Сана обворожительно улыбнулась, от чего вся мужская половина аудитория застыла в блаженстве, а женская… женская, впрочем, тоже.

Когда девушка подошла, и они вышли за двери, Саша тоже не сдержал восторга:

– Господи, Сана, тебе удалось заболтать даже Мокачевского? Если ты сняла бы его рожу на телефон, когда раскрывала ему неизведанные секреты интегралов, и выложила бы на сайт Академии, ты стала бы звездой года. Да что там, наверное, и десятилетия. Я даже не знаю, сколько он тут работает – довольно давно, – и никто его таким не видел, точно. И я даже не могу объяснить это тем, что он пялился на твою грудь или ноги, ведь я точно видел, что он смотрел тебе прямо в рот, как нерадивый послушник своему духовному наставнику.

– Иногда я немного увлекаюсь, по-моему я выдала кое-что из того, что как раз в этом десятилетии в математике еще не должны были открыть. Впрочем, ладно, Тесла раскрыл миру многие тайны электричества и создал рабочие машины, и что же? Никому нет до этого дела до сих пор. Пока мир не будет готов к каким-то идеям, он их все равно не впитает.

– Значит, я не зря сюда поднялся и прервал твою лекцию. Меня направляла длань мироздания, чтобы этот индюк потом не хапнул нобелевскую премию, наслушавшись тебя.

– Не переживай, профессор, определенно, дарование, но не до такой степени.

– Рад это слышать.