Боярщина

– Ну, так вы к ней бы и шли.

– Я и пришел к ним.

– Как пришел к ним? Да ведь кто вас пригласил?

– Анна Павловна-с…

– Жена моя? – произнес Мановский.

– Супруга ваша-с, – отвечал Иван Александрыч.

– Да ее-то где вы видели?

– Я вам докладывал, что я их видел в поле с Валерьяном Александрычем.

– Так это жена моя была… Ты ее видел с Эльчаниновым? – начал глухим голосом Мановский, приподнимаясь с дивана, и глаза его налились кровью и страшно взглянули на Ивана Александрыча, который ни жив ни мертв сидел на стуле и не мог даже ничего отвечать.

– А, милостивая государыня, – сказал Мановский, переломивши первое движение гнева, – так вот ты чем больна? Эй! – закричал он.

Явился лакей.

– Пошли сюда барыню, сейчас же… сию секунду.

Иван Александрыч поднялся со стула.

– Прощайте, Михайло Егорыч, – проговорил он тихим голосом.

– Сидите, вы мне нужны, – сказал Мановский повелительным голосом.

Иван Александрыч сел, и после нескольких минут молчания в гостиную вошла Анна Павловна, с довольно веселым лицом: она сейчас получила письмо от Эльчанинова. Вслед за ней вошел и Савелий.

– Поди сюда ближе, – сказал Мановский. – Этот человек, – продолжал он, указывая на Ивана Александрыча, – говорит, что видел тебя с любовником в здешнем поле… уличи его, что он лжет.

Смертная бледность покрыла лицо бедной женщины; дыхание остановилось у ней в груди.

– Вы, Иван Александрыч… – начала она, но голос ее прервался.

– Говорят тебе, оправдывайся, или я тебя убью! – заревел Мановский и схватил ее одной рукой за ворот капота, а другой замахнулся. В первый еще раз поднимал он на жену руку. Негодование и какое-то отчаяние отразилось на бледном ее лице.

– Он не лжет, я люблю того человека и ненавижу вас! – вскричала она почти безумным голосом, и в ту же минуту раздался сильный удар пощечины. Анна Павловна, как пласт, упала на пол. Мановский вскочил и, приподняв свою громадную ногу, хотел, кажется, сразу придавить ее; но Савелий успел несчастную жертву схватить и вытащить из гостиной. Она почти не дышала.

– А! – ревел Мановский. – Так ты так-то!.. – и обратился было к Ивану Александрычу, но тот уж скрылся и, что есть силы, гнал на беговых дрожках в Каменки.

– Люди! – произнес Мановский, как бы обеспамятев от гнева и садясь на диван.

В комнату вошел бледный лакей.

– Сейчас выгнать ее из моего дома! – сказал он каким-то страшно спокойным голосом.

В дверях показался Савелий.

– Михайло Егорыч, вспомните, что вы делаете! – сказал он. – Куда пойдет Анна Павловна?

– К черту! Пускай идет к любовнику.

– Бог вас накажет, Михайло Егорыч, вы и себя и ее губите.

Мановский не отвечал.

– Малой! – крикнул он.

В комнату явился прежний лакей.

– Выгнали ли?

– Барыня лежит в обмороке, – произнес робко лакей.

– Вытащить ее на руках! – проревел Мановский.

– Михайло Егорыч, – произнес Савелий.

– Убирайтесь к черту! – продолжал Мановский.

– Михайло Егорыч! Я на вас донесу предводителю!

– Хо-хо-хо! Ах ты, лапотник! Пошел вон!

– Вспомните, Михайло Егорыч, бога! Не раскайтесь! – сказал Савелий и вышел.

Через несколько минут страшная сцена совершилась на могилковском дворе. Двое лакеев несли бесчувственную Анну Павловну на руках; сзади их шел мальчик с чемоданом. Дворовые женщины и даже мужики, стоя за углами своих изб, навзрыд плакали, провожая барыню. Мановский стоял на крыльце; на лице его видна была бесчувственная холодность. Мщение его было удовлетворено. Он знал, что обрекал жену или на нищету, или на позор. Между тем двое слуг, несших Анну Павловну, прошли могилковское поле и остановились.

– Уж не умерла ли она?

– Боюсь, Сеня, дальше-то идти; положим здесь, авось, опомнится и добредет куда-нибудь…

– Да только бы опомнилась.

– Ну, так класть, что ли? Лучше ночью можно сбегать сюда.

В это время из опушки леса вышел Савелий.

– Оставьте, братцы, ее, – сказал он, – как опомнится, я доведу ее куда-нибудь.

– Доведите, Савелий Никандрович, – сказали лакеи, – мы уж в той надежде будем.

Они сложили свою ношу. Мальчик положил возле небольшой чемодан.

– Прощайте, матушка Анна Павловна, – сказал Сенька, целуя бесчувственную руку госпожи.